Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
Я улыбаюсь, пытаясь сделать обстановку более непринуждённой.
– А мы и не пить пришли, – кивает Юрий Платонович. – Я тебе предлагаю разместить здесь ваш букмекерский штаб.
– Прямо здесь? – удивляюсь я и поднимаю брови. – На виду у всех?
– В том-то весь фокус. Представь, ну кто может заподозрить, что тайные незаконные операции происходят прямо здесь, практически на глазах у всех.
Альберт не сводит с меня своих телескопов.
– А деньги как при всех принимать? Тут же и обычные посетители могут оказаться.
– Могу, – кивает тот, – но это несколько всё усложняет. Нужно показывать выручку побольше, ну и административные кое-какие действия нужно предпринимать. Да закрывать незачем, мне кажется. Вот за этой ширмой можно делать всё, что угодно и из зала никто не заметит.
Он показывает на красивую ширму у стойки, прикрывающую один столик.
– На входе у нас мальчик стоит, – продолжает Альберт. – Может пропускать только своих. По паролю, например.
– Скажите, а у вас есть импортный алкоголь? – спрашиваю я. – Такой, которого нигде больше не найти?
– Есть, – выдержав паузу, отвечает бармен.
– И коктейли? «Маргарита» там, «Дайкири», я не знаю, «Кровавая Мэри»?
Платоныч опять хмыкает.
– Для школьника ты проявляешь неплохую осведомлённость, – замечает бармен. – Кое-какие коктейли имеются, но ассортимент напитков непостоянный, экзотических вообще не бывает.
– Типа текилы?
– Текилу я и сам никогда не пробовал, вообще-то.
– Значит, я правильно понимаю, что в тресте ресторанов и ОБХСС у вас всё схвачено? Ну, то есть каких-то внезапных проверок и наездов быть не должно.
Альберт молча поворачивается к Платонычу и строго на него смотрит.
– Нет, – говорю я, – у нас же откровенный разговор, как я понимаю. Вы оказываетесь в курсе моих дел, а я должен понимать насколько мне здесь будет безопасно.
Платоныч кивает.
– Да, нас не беспокоят.
– А клиентура какая? – интересуюсь я.
– Хорошая клиентура, самая лучшая, – отвечает Альберт.
– Сколько вы хотите за приют?
– На первые три месяца положим десять процентов. Дело новое, незнакомое, ни вы, ни я не знаем будет ли успех. А дальше уже посмотрим, куда дальше плыть.
– По цене ничего не могу обещать. Вы знаете, кто будет единоличным оператором тотализатора?
– Знаю, – кивает бармен. – Не скажу, что меня это очень радует, но попробовать я готов. Ваши клиенты станут моими, а мои вашими.
– А радио можно поставить? И телевизор. На случай прямых репортажей. Это увеличит выручку и ставки поднимет.
– Подумаем, – отвечает Альберт. – Неплохая мысль.
– А если ночью трансляция? Можно смотреть? Скоро олимпиада будет и летом тоже. Самый чёс. Так что успевать надо.
– Ночью? – удивляется он, впервые демонстрируя эмоцию. – Не знаю. Надо подумать…
Мы ещё некоторое время обсуждаем детали, обмениваемся телефонами и расходимся. Вернее, расходимся не сразу.
Платоныч уходит, а я ещё на полчаса остаюсь, в надежде дозвониться. Перед уходом я его благодарю и он хлопает меня по плечу.
– Посмотрим, как пойдёт, – говорит он. – Дело действительно новое. Так что нужно будет подстраивать, подкручивать технологию, но сейчас, главное просто начать. Правильно я говорю?
– Конечно правильно. Такое ощущение, Юрий Платонович, что из нас двоих человек будущего – это вы.
Пока ждём Каху, Альберт показывает мне свои запасы. Не могу сказать, что прям всё есть, но по нынешним временам весьма достойно. Несколько видов виски, имеется коньяк, водка, ром и джин. Есть ликёры, игристое вино, чешское пиво, вермут. Несколько видов вина из соцстран. В общем для островка сладкой жизни больше, чем достаточно. Главное, что находятся энтузиасты, готовые за всё это платить немалые деньги.
Я ещё несколько раз звоню Кахе, но результат всё тот же. Тогда я решаю доскочить до «Солдатского», глянуть, нет ли его там. Договариваюсь с Альбертом, что если Каха найдётся, я ему позвоню и снова приду.
Его там не оказывается. Но раз уж я здесь, заказываю мороженое и сажусь за столик. Нужно немного передохнуть и идти делать уроки. Уроки, Карл! Из колонок льётся «Москау» в исполнении «Чингис хан».
Как мне теперь доподлинно известно, текст песни очень даже дружеский и уважительный по отношению к Москве и всем нам, советским Московитам, в широком смысле. Но вот в детстве, в том, моём детстве из уст в уста передавалась информация, что в песне поётся следующее:
Москау, Москау,
Закидаем бомбами,
Будет вам олимпиада
А-ха-ха-ха-ха
Москау, Москау,
Все вы там подохнете,
Будет вам олимпиада
А-ха-ха-ха-ха
Вот такая странная интерпретация.
Я прихожу домой. Родители вроде уже пободрее. Отец даже как будто в приподнятом настроении. Ну что же, отлично-отлично. Терпенье и труд всё перетрут. Я веду Раджа на прогулку и минут сорок таскаю его по дворам и закоулкам. Выполнив перед ним свой долг, направляюсь домой.
После относительного тепла к вечеру начинает подмораживать. Воздух становится непрозрачным и мглистым. Вокруг фонарей появляются светящиеся ореолы и делают обстановку чуть-чуть сказочной. От этого на сердце делается тепло и мне кажется, что я попал в детство. Ну, собственно, так и есть вообще-то, в него я и попал…
Около подъезда я замечаю женщину с чемоданом. Чемодан покоится на лавочке, а сама она стоит рядом. Такси может ждёт? Странно. Радж подозрительно косится на неё, когда мы проходим мимо. Я смотрю на её лицо, и она тоже смотрит на меня.