Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»

Макфол Майкл

В сентябре 1997 года, выступая в Стэнфордском университете, заместитель госсекретаря Строуб Тэлботт цитировал Уинстона Черчилля, назвавшего новую эру «концом начала». Тэлботт сравнил новую эру с «началом начала» в России, которое совпало с периодом первой администрации Клинтона. «Тогда все мы часто приходили на работу с тревожным чувством, что в России в любой момент могло случиться все что угодно, и сама Россия была на волосок от реакции или хаоса». Победа Ельцина на выборах положила конец этой неопределенности и создала у самого Тэлботта чувство, что «новоявленные западники» могут наконец одолеть «новоявленных славянофилов». В статье, опубликованной спустя несколько недель в газете «Уоллстрит джорнэл», Тэлботт ссылался на переизбрание Ельцина, экономическую стабилизацию, окончание войны в Чечне и подписание Основополагающего акта НАТО-Россия как на причины для «стратегического оптимизма». Он также отметил, что «ключевой концепцией является интеграция»^{658}.

Тэлботт

и его коллеги все еще стремились помочь «западникам» добиться успеха. Основная цель политики администрации Клинтона осталась неизменной: способствовать осуществлению внутренних реформ в России как стратегии, которая сделает ее более дружественным партнером Запада в области внешней политики. Тэлботт отмечал: «Россия в 1997 году, как это было с Великобританией в 1942 году, проходит через муки титанической борьбы. У нас, американцев, есть огромная заинтересованность в ее исходе. Наша цель, так же как и цель многих русских, — видеть Россию нормальным современным государством с демократической системой правления, живущую по своей Конституции и по своим законам, рыночно ориентированную и экономически процветающую, находящуюся в состоянии мира с собой и окружающим миром. Вот, по сути, что мы имеем в виду и что многие русские имеют в виду под словом “реформа”»^{659}.

В начале второй администрации Клинтона у Тэлботта и других руководителей внешнеполитической команды президента были причины для оптимизма в отношении перспектив российских реформ. После векового автократического правления Россия в течение трех лет трижды провела всеобщие выборы, причем все вовремя и в соответствии с законом. После бурного начального периода российская Конституция начала работать как высший закон страны. Российские коммунисты-ретрограды потерпели поражение, и к власти в России снова пришли реформаторы. Как заявил Клинтон на встрече «восьмерки» в Денвере в июне 1997 года, по его мнению, Россия добивалась явного прогресса в установлении полноправных партнерских отношений с Западом. «Я рад, что впервые Россия с самого начала принимает участие в нашей встрече на высшем уровне, что на этой же неделе было достигнуто соглашение о присоединении ее к «Парижскому клубу» стран-кредиторов — еще одно доказательство того, что Россия становится полноправным членом сообщества демократических стран»^{660}.

Складывалось впечатление, что «переходный» период завершался. Представители Агентства международного развития информировали работающие в России американские организации, что их финансирование скоро будет прекращено. Миссия казалась выполненной.

На экономическом фронте тоже были позитивные признаки. После президентских выборов 1996 года Анатолий Чубайс, который руководил кампанией приватизации в России и возглавлял избирательный штаб Ельцина, стал руководителем его администрации. В марте 1997 года Ельцин назначил Чубайса заместителем председателя правительства, ответственным за экономику, включая Министерство финансов. Молодой нижегородский реформатор, любимец западных программ Борис Немцов тоже получил пост заместителя премьера. Лоренс Саммерс называл новое российское правительство «командой, о которой можно только мечтать». Еще через год, когда Ельцин уволил Черномырдина и назначил новым премьер-министром Сергея Кириенко, представители администрации Клинтона были полны энтузиазма по поводу перспектив развития российской экономики.

В мае 1988 года Саммерс отмечал: «Нынешняя экономическая команда более целеустремленно движется по пути реформ, чем любое другое правительство России за последние пять лет» ^{661} . [135] В течение всего этого периода премьер-министром был Виктор Черномырдин, но его влияния на ход экономической реформы почти не ощущалось.

Эти позитивные изменения в правительстве дополнялись оптимистическими данными об экономическом возрождении. Начиная с 1995 года, когда была укрощена инфляция (с 22% в 1996 г. до 11% в 1997 г.), Россия жила в условиях макроэкономической стабилизации, и обменный курс рубля оставался относительно стабильным ^{662} . В 1995— 1996 годах экономический спад в России продолжался, но в 1997 году впервые за десятилетие был отмечен позитивный, хотя и очень небольшой, рост ^{663} .

135

Леон Фёрс был единственным высокопоставленным деятелем, который был не согласен с позицией «команды мечтателей». Interview with Fuerth.

Многие экономические индикаторы также предвещали светлое будущее. Деятелей администрации Клинтона и западных бизнесменов особенно радовал бурно развивающийся российский рынок ценных бумаг. В 1996-1997 годах программы американской экономической помощи были сфокусированы на поддержке торговли и инвестиций — принципиальный поворот

в политике, означавший, что период технического содействия подходил к концу. В совместном заявлении США и России после встречи на высшем уровне в Хельсинки в 1997 году говорилось: «Правительственные ведомства США приложат максимум усилий для поддержки программ инвестиций в Россию. Соединенные Штаты будут оказывать поддержку путем финансирования конкретных проектов, страховки политических рисков и осуществления прямых инвестиций через Корпорацию по зарубежным частным инвестициям; будут расширять финансирование проектов, связанных с экспортом оборудования, через Экспортно-импортный банк с целью осуществления капитальных вложений в российскую экономику, а также осуществлять дополнительные инвестиции через Американо-российский инвестиционный фонд»^{664}.

Подчеркивая необходимость расширения торговли и инвестиций, вице-президент Альберт Гор мог похвастать в 1997 году, что на долю американских компаний в этом году приходилась треть всех иностранных инвестиций в России^{665}. Для увеличения этого показателя официальные представители США обещали выделить 4 млрд. долл. американским компаниям, которые собираются инвестировать в России в духе совместного заявления, сделанного после встречи президентов в Хельсинки в марте 1997 года. В том же году администрация США заявила, что будет добиваться вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО) в следующем году. Были также объявлены весьма амбициозные планы реструктуризации задолженности России развивающихся стран, составлявшей, по некоторым оценкам, около 120 млрд. долл.^{666} Подрядчикам, работавшим по линии Агентства международного развития, так же как и тем, кто занимался политическими реформами в России, было предложено подготовить стратегию свертывания их программ.

Россия также безупречно справлялась с выполнением своих обязательств перед Международным валютным фондом. В конце 1994 года Чубайс оставил свой пост в Комитете по государственной собственности и стал заместителем премьера, отвечающим за вопросы макроэкономики и одновременно министром финансов. Чубайс получил эти новые назначения в ходе перетасовки правительства, последовавшей за крахом рубля в октябре 1994 года, иногда называемым «черным вторником». МВФ отдавал должное Чубайсу за неуклонное выполнение постоянно действующего соглашения 1995 года и достижение долгожданной финансовой стабилизации. Спустя несколько лет первый управляющий директор МВФ Стэнли Фишер вспоминал: «Я был первым, кто от имени МВФ в 1995 году активно вел переговоры с Россией по заключению постоянно действующего соглашения, когда была стабилизирована инфляция. Россия безукоризненно выполняла свои обязательства по кредитам. Контроль осуществлялся ежемесячно, и в 9 месяцах из 12 Россия фактически выполняла все условия»^{667}.

С точки зрения руководства МВФ, программы фонда работали. Оглядываясь назад, Фишер писал: «Россия вступила в МВФ в 1992 году. В тот год инфляция составляла 2500%, а производство упало на 15%. Благодаря программам МВФ инфляцию удалось укротить, а в 1997 году начался экономический рост»^{668}. Прогресс был таким впечатляющим, что представитель Министерства финансов США Лоренс Саммерс высказался в 1997 году: настало время МВФ «уходить из России» и уступить место Всемирному банку с целью увеличения финансирования структурных реформ. «Подошло время передать эстафету через 19-ю улицу [эта улица отделяет в Вашингтоне здания МВФ и Всемирного банка]. Я призываю Всемирный банк взять на себя лидерство и повысить свою роль в российских реформах. Банк явно готов к этому. В результате интенсивных усилий он почти удвоил объем финансирования проектов в России и объем использованных средств. Банк должен теперь еще больше расширить масштабы своей деятельности в области налогового менеджмента, социальной защиты и социальных программ в таких сферах, как сельское хозяйство и энергетика, и уже в этом году предоставить дополнительно кредитов на 2 млрд. долл.»^{669}.

Более глубокие экономические и политические болячки

Однако за внешним благополучием политическая и экономическая система России все еще страдала от многих болезней. В политическом плане это была фактическая болезнь — болезнь Ельцина, — которая с самого начала второго президентского срока ограничила его дееспособность и ослабила политическую волю руководства в момент, когда Россия катилась к финансовому краху 1998 года^{670}. Первые месяцы второго срока Ельцин оправлялся после сложной операции многоэлементнога шунтирования на сердце. После краткого появления в Кремле в декабре Ельцин вернулся к исполнению своих обязанностей президента весной 1997 года. Отсутствие Ельцина позволило олигархам получить больший контроль над деятельностью правительства. Два из них, Владимир Потанин из Эксимбанка и Борис Березовский из Логоваза, фактически вошли в правительство. Помимо своего официального поста заместителя секретаря Совета безопасности Березовский стал играть важную роль в Кремле как член ближайшего окружения Ельцина, которое иногда называлось «семьей».