Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны»
Шрифт:
Однако эти два года оказались очень долгими. В марте 1995 года, выступая перед военными, Ельцин обрушился на Министерство иностранных дел за «грубейшие ошибки», допущенные в вопросе экспансии НАТО, особенно ссылку на то, что Россия может согласиться с экспансией НАТО, если этим блоком будут даны обещания в отношении размещения войск и ядерного оружия. Ельцин заявил, что эти предложения не были с ним согласованы, и заверил военных, что официальная позиция России была и остается — «нет» расширению НАТО{618}.
Затем во время майской встречи в Москве Ельцин добивался от Клинтона приостановки процесса расширения до 2000 года. Клинтон ответил, что процесс будет достаточно постепенным, чтобы «не создать Вам каких-то проблем в 1996 году». И добавил: «Я хочу сказать Вам, что большая часть 1996 года будет посвящена анализу. Я учитываю политическое давление, которое на Вас оказывается,
По словам Тэлботта, Клинтон не сдавал своих позиций. «Позвольте мне рассказать Вам о моем положении. У меня впереди трудная кампания, но у меня есть реальный шанс. Республиканцы добиваются форсированного расширения НАТО. Ключевую роль играют штаты Висконсин, Иллинойс и Огайо; на прошлых выборах они составляли существенную часть моего электората, но в этих штатах я победил с минимальным перевесом. Республиканцы думают, что им удастся привлечь эти штаты на свою сторону — там есть много поляков и других избирателей, которые одобряют идею расширения НАТО. Я хочу, Борис, чтобы ты меня хорошо понял: я с тобой не торгуюсь. Я не настаиваю: мол, делай, как я говорю, или я изменю свою позицию. Я уже встречался с представителями этих групп и сказал им, что ускоряю процесс расширения НАТО. Мы будем придерживаться нашего решения и нашего плана — не будет ни ускорения, ни замедления. Мы будем двигаться стабильно и размеренно в соответствии с планом, который я только что изложил тебе. Ты можешь просить нас не торопить события, поскольку я уже сказал тебе, что мы не собираемся этого делать. Но не проси нас замедлить темп». К этому Клинтон добавил: «Вот что я хочу сделать. Я уже ясно сказал, что не собираюсь ускорять процесс расширения НАТО. Сейчас в нашем разговоре я хочу дать тебе заверения, которые нужны тебе в 1995 и 1996 годах. Но мы должны действовать очень осторожно, и никто из нас не должен производить впечатления, что он капитулирует. Для тебя это означает, что ты соглашаешься с расширением, для меня это означает — никаких разговоров о замедлении, приостановке процесса или о чем-то в этом роде. Если ты подпишешь «Партнерство ради мира» и начнешь диалог с НАТО, я помогу тебе на следующих выборах, отказавшись от обсуждения вопроса: “кто” или “когда”»{620}. Таким образом, два президента согласились не согласиться. Ельцин мог продолжать говорить, что выступает против экспансии, но он согласился возобновить переговоры с НАТО. А Клинтон мог говорить, что процесс расширения продвигается, хотя он согласился, что никаких конкретных шагов не предпримет до того момента, пока его друг не будет гарантированно переизбран. Это нельзя было назвать большим прогрессом, но по крайней мере оба президента оставили Будапешт позади.
Наконец, реальный успех в Боснии
Хотя вопросы Ирана и расширения НАТО занимали важное место в повестке двух держав в течение всего сезона наибольшей политической активности, осенью 1995 года возникли более острые проблемы. Могли ли США добиться прекращения военного конфликта в Боснии и стала бы Россия принимать участие в деятельности международных сил, созданных для контроля за выполнением соглашения о прекращении боевых действий? Соединенные Штаты действительно смогли в ноябре 1995 года в Дэйтоне благодаря усилиям заместителя госсекретаря Холбрука и его команды добиться такого соглашения. Не менее важным было то, что американским и российским представителям удалось найти способ привлечь Россию к участию в возглавляемой НАТО операции. Это сотрудничество стало возможным в результате настойчивых усилий министров обороны Уильяма Перри и Павла Грачева, а также двух генералов: американца Джорджа Джоулвана и русского Леонтия Шевцова.
В октябре 1995 года Клинтон и Ельцин встретились в Гайд-парке, в доме, где жил Франклин Делано Рузвельт, с намерением возродить память о великом союзе времен Второй мировой войны. На этой встрече было два главных вопроса. Одним была Босния. Другим был менее известный, но тоже важный оставшийся от «холодной войны» вопрос: достижение соглашения о корректировке Договора по обычным вооружениям в Европе 1990 года, которая должна была снять напряженность России до ноября 1995 года, когда наступал срок окончательного выполнения условий договора.
Договор по обычным вооружениям в Европе подводил итог «холодной войны» в военных терминах. На протяжении предшествовавших десятилетий американские военные стратеги опасались внезапного нападения с востока с применением
Это соглашение было выработано в Европе, разделенной на блоки. Договор об обычных вооружениях 1990 года был направлен на ограничение военной техники, которой обладала группа стран Запада (НАТО) и группа стран на Востоке (доживавший свои последние дни Варшавский договор), и предусматривал ограничение численности военной техники в различных зонах Европы. Стремительное развитие событий в 90-х годах поставило перед русскими две проблемы. Во-первых, вооружение, находившееся в таких странах, как Польша, Венгрия и Чешская Республика, которые стремились войти в НАТО, все еще засчитывалось в общие потолки восточной группировки. Во-вторых, что было еще более важно, русские были ограничены в том, какое количество вооружений они могут разместить в Северо-Кавказском военном округе (по договору — часть фланговой зоны), что ограничивало их возможность использовать военную силу в Чечне.
Соединенные Штаты хотели сохранить договор. Один из ключевых союзников США — Турция не желала видеть столь мощную концентрацию военной техники на российском Кавказе. Но российские военные возражали против ограничений и угрожали в одностороннем порядке вывести некоторую часть своей территории за рамки договора или вообще выйти из него.
На встрече в мае 1995 года Клинтон обсуждал с Ельциным этот серьезный для России вопрос. Такая же тема прозвучала и на совместной пресс-конференции президентов. Ельцин был чрезвычайно доволен этим публичным обсуждением. Он заявил: «По вопросу фланговых ограничений — Билл первый поднял эту тему. Он обещал поддержать нас в этом сложном вопросе, поскольку мы действительно попали здесь в некую ловушку». Публично Клинтон гораздо энергичнее выступал в поддержку Ельцина, чем в приватных дискуссиях представителей двух стран: «Мы считаем, что есть необходимость в некоторых коррективах, и поддерживаем позицию России в этом вопросе. Мы хотим найти способ сохранить целостность договора и его обязательность и одновременно учесть законные интересы безопасности России»{622}. Однако к октябрю вопросы модификации Договора о сокращении обычных вооружений в Европе все еще не были решены.
Тем временем в Боснии большинство американских представителей просто не хотели даже думать о российском аспекте. Перри наперекор традиционным представлениям в администрации настаивал, что любое решение самой острой проблемы европейской безопасности 80-х годов должно включать Россию. По его мнению, практическое сотрудничество между Россией и НАТО было исключительно важно для создания общего благоприятного климата. Другими словами, если США и Россия будут на практике действовать правильно, то соответствующая теория последует [128] . Тем не менее, заместитель министра обороны Эштон Картер вспоминает:
128
Еще год назад, когда Перри пришлось заниматься проблемой осады Сараево, он отмечал, что Россия помогла убедить сербов вывести артиллерию из окрестностей Сараево. И теперь Перри трезво отмечал, что «Россия может быть нашим партнером и нашим соперником, в том числе одновременно тем и другим». Его усилия были направлены на то, чтобы сделать ее лучшим партнером. Interview with Perry; см. также: Perry W. Forge Realistic Pragmatic Relations with Russia, speech delivered at George Washington University, March 14, 1994, in: Defense Issues. — Vol. 9. — No 19 (1994).
«Было очень одиноко. Лишь небольшая группа людей осознавала важность этого, но среди союзников и в администрации почти никто этого не понимал. Без Билла [Перри] это вообще было бы невозможно. Причина не в том, что эти люди настроены против русских, а в том, что значительная часть руководящего звена администрации просто одержима Боснией. Они считали, что наши отношения с союзниками и с Конгрессом очень напряженные, а вопрос настолько трудный, что нам просто не нужны дополнительные сложности… Мы с этим были не согласны… Мы хотели на примере Боснии показать, как надо правильно действовать в новой Европе. Да, контингент по наблюдению за выполнением соглашения возглавят представители НАТО, но в него войдет и Россия. Все смотрели на нас так, будто мы были не в своем уме — проблема и так была слишком сложной, чтобы втягивать в это дело русских»{623}.