Целебный яд
Шрифт:
Глава IX
Скандал. Убийство Красавца Бобби.
Над Явой спускался тихий вечер. Далеко на западе в лучах заходящего солнца алел безбрежный океан…
С покрытых вековыми лесами темных склонов Геде, Салака и Семеру [15] в долины спускается прохлада. Из тропического леса доносится рычание вышедшего на охоту тигра. Как вихрь, проносятся антилопы и вдруг, остановившись на всем скаку, тревожно нюхают воздух. Бантенги испуганно жмутся в темные углы своих сплетенных из бамбуковых стеблей загонов. Кампонгские [16] матери уводят
15
Геде, Салак и Семеру — вершины вулканов на острове Яве, имеющие соответственно 2960 метров, 3470 метров и 3676 метров высоты.
16
Кампонг — яванская деревня.
Весело потрескивает огонь в очагах. Женщины заняты приготовлением ужина. Они поют протяжные песни, медленно помешивают в больших глиняных горшках деревянными ложками кашу из тапиоки и в виде исключения — кусок говядины.
Мужчины вернулись с полевых работ. Они уселись перед своими хижинами, подобрав под себя ноги, и спокойно разговаривают. Кто-то играет на маленькой трехструнной гитаре. Другой ему вторит нежным мелодичным голосом…
Вдали, на грани полумрака, таинственно возвышается гора Тенгер со своей священной вершиной Бромо [17] , имя которой яванцы произносят с суеверным страхом.
17
Бромо — вершина на Яве, высота 2397 метров.
С океана тянет далеко проникающей вглубь острова прохладой вечернего бриза. Ветер слабо колышет пальмовые листья и раскачивает стебли бамбука и травы аланг-аланг. Слышно назойливое гудение миллионов комаров.
Салангани [18] делают последние круги над морем, прежде чем вернуться в свои гнезда в высоких прибрежных скалах.
Пестрые виллы голландских колонистов озарены заходящим солнцем и оглашаются веселым шумом и песнями. Каждый по своему вкусу и наклонностям готовится провести сегодняшний вечер.
18
Салангани — вид ласточек, вьющих свои гнезда в скалах на яванском побережье. Гнезда их сделаны из морских водорослей и считаются у китайцев большим деликатесом.
В просторной вилле Людвига ван Потена, стоящей, как белый гриб, среди деревьев большого парка, ярко освещены окна двух комнат. В одной из них сразу же после обеда началась азартная игра в карты. Вот уже два года, как хозяин дома женился на своей кузине Аните ван Снуттен, но все-таки игра в карты осталась его главной страстью.
До вступления в брак он был постоянным посетителем губернаторской резиденции. Женившись, он стал собирать близких приятелей у себя дома и до поздней ночи просиживал с ними за карточным столом. Под влиянием выпитого в большом количестве виски, делались огромные ставки, которые нередко представляли целые состояния. Плантации и почти даровая рабочая сила туземцев обеспечивали плантаторам высокие прибыли. Сегодняшний проигрыш легко покрывался прибылью следующего дня.
Против ван Потена обыкновенно играл секретарь прусского консульства Франц Губерт. Карточная игра была для него дополнительной статьей дохода, чем-то вроде второй профессии. Он широко пользовался своим богатым опытом, приобретенным еще в студенческие годы, и успешно применял его против богатого торговца. Красавец Бобби не брезговал прибегать и к разного рода уловкам, чтобы выудить у ван Потена побольше денег. Торговец легко входил в азарт, впадал в амбицию, увеличивал ставки и почти всегда проигрывал. Карты Франца
Ван Потен не был совсем наивным человеком и последнее время стал задумываться над своими постоянными проигрышами, но у него не было доказательств, подтверждающих возникшие сомнения. Это его бесило. Он все чаще и чаще приглашал секретаря на карточную игру и все больше и больше увеличивал ставки.
В этот вечер шла крупная игра. В накуренной комнате большая керосиновая лампа ярко освещала карточный стол и сидящих за ним молчаливых и сосредоточенных игроков. Они быстрыми движениями сдавали или собирали карты и краткими словами и жестами назначали ставки. Лица у них были напряжены, глаза светились лихорадочным блеском. Таким образом четыре партнера — Потен, Губерт, доктор Ган и голландец английского происхождения Питер Дэвидсон — расходовали избытки энергии, накопившейся от долгого сна и хорошей пищи. По окончании игры они расходились по домам, принимали успокоительные средства, выкуривали перед сном последнюю сигару и ложились в пуховые постели, чтобы набраться сил для следующей встречи.
Теперь в игре наступила очередь Губерта.
Он молча роздал карты.
И в этот момент…
В этот момент ван Потен, выкурив свои сигары, протянул руку, чтобы взять сигару из большого портсигара кованого серебра, который всегда лежал открытым перед Губертом. Он сделал это бессознательно, но ему показалось, что что-то мелькнуло на крышке портсигара. Держа в руке взятую сигару, он снова протянул руку проверить, не показалось ли ему это. При этом он постарался в точности воспроизвести свое первоначальное движение, и… на полированной поверхности портсигара увидел отражение карт, которые он держал в другой руке, а положения этой руки он не менял. Он посмотрел на свои карты, потом на портсигар, метнул быстрый взгляд в сторону своего партнера… и понял наконец причину постоянных своих проигрышей.
Плантатор вскочил со стула и швырнул карты в лицо Красавца Бобби.
— Мошенник! Подлец! — взревел он. И звонкая пощечина раздалась в воцарившейся тишине комнаты.
— Вы!.. Вы!.. — только успел выговорить Губерт, вскочив в свою очередь и ухватись рукой за щеку. Он опрокинул стол, карты и золотые монеты рассыпались по полу. Быстро выбросив правую руку вперед, он нанес страшный удар кулаком по подбородку противника. Удар пришелся в нижнюю челюсть слева.
Ван Потен не ожидал нападения и не успел к нему приготовиться. Он стоял, выпучив глаза и наклонившись немного вперед. Этим-то и воспользовался его противник. Оглушенный ударом, он застонал, качнулся вперед и, как подкошенный, повалился на пол. Изо рта у него пошла кровь, которая тонкой алой струйкой стекала по шее на белую рубашку и на пол. Лицо Красавца Бобби стало землистым и искривилось в страшной гримасе. Шрам на левой щеке налился кровью. Рассеченное ухо подрагивало.
Наступила паника. Столкновение было совершенно неожиданным. Раздались крики. Растерявшиеся доктор Ган и Питер Дэвидсон стояли перед опрокинутым столом и не знали, что предпринять. В комнату вбежала Анита и, увидев распростертое на полу тело мужа, с криком бросилась к нему. Кто-то из прислуги принес таз с водой и начал смывать кровь с лица пострадавшего. Немного погодя слуги молча перенесли своего господина в соседнюю комнату, где его уложили в кровать. После холодных компрессов ван Потен зашевелился, приоткрыл глаза и застонал от боли. Растирая рукой пострадавшее место на лице своего супруга, Анита стонала на меньше его.
Секретарь прусского консульства немного постоял, оправил на себе костюм, подождал, пока вынесут хозяина дома и, пользуясь общей суматохой, направился к выходу. Ожидавший его слуга передал ему повод оседланного коня. Оба они удалились крупной рысью.
Луна стояла высоко над Салаком.
Пальмы отбрасывали длинные тени на дорогу, на которой раздавался гулкий топот лошадиных копыт…
Ван Потен передал тяжелый кожаный кошелек старшему из сидевших перед ним двух малайцев и сказал: