Цена любви
Шрифт:
— Господь всемогущий, — Эдуар поднял глаза на статую и встретил живой взгляд голубых глаз. Он смотрел на Христа, а Христос смотрел на него. Слезы еще лились по лицу, но Эдуар вдруг ощутил, что он совершенно спокоен. Солнце струилось в окна, расцвечивая мир яркими красками витражей. И Христос тоже был залит этим светом...
— Господь, возьми у меня все, что я имею, — прошептал Эдуар, но эхо подхватило его слова, и разнесло их под сводами часовни, — только Ты способен творить чудеса... — Эдуар достал кошель с деньгами и положил его на алтарь, —
Образ Христа расплылся перед глазами, сердце сжалось, но тут он совершенно явно увидел улыбку на казавшемся до этого строгим лице Спасителя.
Эдуар начал читать молитву, вдруг ощутив совершенное спокойствие в груди. Впервые за долгое время сердце его билось ровно. Как будто Господь услышал его. Он поднялся. Снял кольца, цепочку, золотой обруч, положил рядом с алтарем, под вазу с цветами. Больше у него ничего не было. Он закрыл лицо руками, продолжая молиться так, как не молился сидя у ложа умирающей матери. Если молитва идет от чистого сердца, Господь слышит ее, вспомнил он слова Адриана.
— Господь, ради всего святого, позволь мне назвать Эстель своей женой, — повторял он, как будто от его слов зависело будущее, — Господь, я готов отдать абсолютно все...
Глава 7
Эстель сидела за столиком в своем шатре и следила за тем, как девушки собирают ее вещи. Пожилая служанка укладывала ее волосы в сложную прическу, приличествующую знатной даме, закалывая их золотыми шпильками. Сегодня последний день, когда будет дан большой прием в честь маркиза де Клюси, и уже завтра на рассвете гости потянутся по домам. Эстель хотела быть одной из первых, кто покинет гостеприимный город Тур.
Эстель вполне отдавала себе отчет о том, что натворила. С тех пор, как умер ее муж, у нее не было любовников. Ни одного, как ни уговаривала ее Матильда позволить кому-нибудь из молодых рыцарей приблизиться к себе. Эстель была слишком серьезна, чтобы разманиваться на ничего не обязывающие интрижки, и никогда не стремилась к удовлетворению плоти за счет унижения духа. Она знала, что существует настоящая любовь, когда дух и плоть сливаются воедино, возносясь на небеса блаженства, и что подобное можно познать только в объятьях любящего и любимого человека.
Что ж, она познала настоящую любовь. Ночью они трижды вместе возносились на небеса, а потом засыпали, прижавшись друг к другу, сжимая друг друга в объятьях до боли, желая раствориться друг в друге, и шепча слова любви. Эстель знала, что он любит ее. Она чувствовала его, чувствовала его восторг, тот же, что ощущала она сама. Чувствовала, как его тело отзывается на ее умелые ласки, как дрожат его руки, ласкающие ее, и как сбивается дыхание, когда она ласкала его.
Эстель была весьма искусна в любви. Муж ее желал иметь хорошую любовницу, поэтому обучил ее разным секретам, которые использовали восточные женщины во время соития. Сам он был искушен в подобных вопросах и от своей юной жены требовал того же. Теперь Эстель была рада, что может доставить удовольствие своему молодому любовнику, и улыбалась, вспоминая, как он извивался в ее умелых руках, одновременно прося пощады и умоляя не останавливаться. Она мысленно поблагодарила мужа за подарок,
Послышались шаги, и Эстель очнулась от воспоминаний, осознав, что сидит с закрытыми глазами и дурацкой улыбкой на губах. Она резко обернулась как раз в тот момент, когда полог был откинут и пропустил в шатер темную фигуру.
Ах да, Симон. Эстель встала. Она совсем забыла о нем. О самом его существовании.
Симон был пьян. Он и вчера ночью был пьян, когда целовался с Матильдой, и сейчас тоже явно успел где-то набраться. Эстель поморщилась. Она терпеть не могла пьяных, тем более пьяных мужчин. И никогда не могла представить Симона в подобном состоянии.
— Прекрасная Эстель, — он поклонился так низко, что она подумала, что он ударится головой о землю, — вы не представляете, как я скучал по вашей улыбке!
Эстель не улыбаясь смотрела на него.
— Я не очень понимаю, почему вы смеете являться ко мне в подобном виде, — сказала она холодно.
Симон рассмеялся, откинув голову:
— В том-то и дело, прекрасная Эстель, что мое состояние ничего не значит. Во всем виноваты только вы.
— Я? — удивилась она.
— Только вы, — повторил он, — я долго держался, честное слово, долго. Вы ежедневно..., — он осекся, и вдруг ей показалось, что он вполне контролирует себя, просто играет на публику, — да что там говорить. Ваша любовь с господином де Бризе стала легендой. Каждый только и говорит об этой великой любви!
— Чего вы хотите от меня? — спросила она.
Симон помолчал, и Эстель еще раз убедилась, что он вполне трезв, хотя зачем-то изображает пьяного.
— Соизвольте пройтись со мной, развейте мою печаль, красавица-невеста...
— Я не закончила прическу, — сказала она.
— Вы прекрасны в любом виде. Накиньте накидку. Я умоляю вас просто о небольшой прогулке. Не откажите мне в разговоре.
Эстель пожала плечами. Все равно ей придется с ним разговаривать. И лучше сделать это подальше от посторонних ушей.
Они медленно шли вдоль перелеска. Солнце освещало яркие пятна шатров, расположившихся на большой поляне, и городские башни вдали. Эстель даже залюбовалась разноцветием шатров, стягов, одежд на фоне зелени травы и синевы неба.
— Признайтесь, что изменили мне, Эстель.
Симон остановился и смотрел ей прямо в глаза.
Эстель молчала.
Он сжал ее локоть, притянул к себе.
— Отвечайте же!
Эстель высвободила руку, отступила на шаг.
— Вы не имеете права требовать у меня отчет, — сказала она сквозь зубы, — мы не женаты, и я не собираюсь вам ни в чем отчитываться!
— Мы помолвлены, — напомнил он, — и я все эти дни терпел ваши чертовы баллады с Эдуаром!
Лицо его исказилось, и Эстель отступила еще на шаг.
— Я как раз хотела вам сказать, — она усмехнулась, — я хотела сообщить вам, что желаю расторгнуть помолвку.
Симон замер и краски сползли с его лица. А потом он вспыхнул, схватил ее за плечи и начал трясти, как тряпичную куклу:
— Я много дней терпел унижения для того, чтобы сейчас услышать вот это? Вы издевались надо мной, все издевались надо мной, и теперь вы так просто говорите, что уходите? Никуда я вас не отпущу!