Цена жизни. Книга 2
Шрифт:
— Жалоба? На меня? — удивился я. — Не представляю, в чём я провинился, но готов дать все необходимые разъяснения, ваше преосвященство. В чём конкретно состоит эта жалоба?
— В том, что вы отказываетесь закупать у ливонских крестьян, и покупаете в княжестве то, что прекрасно могли бы купить у нас, — он пытливо посмотрел на меня. — И тем самым наносите убытки местным крестьянам и ущерб интересам епископства.
— Ах, вон оно что, — я искренне засмеялся. — Легко могу угадать личность жалобщика: это мать Тереза Вальдфогель, не так ли, ваше преосвященство?
—
— Именно так, ваше преосвященство, — подтвердил я. — Именно не сочла нужным указать. История эта крайне проста: хотя мы предпочитаем закупать продукты у наших крестьян, иногда они по каким-то причинам не в состоянии поставить нужные объёмы. И тогда мы обращаемся к нашим соседям. В том случае, о котором идёт речь, необходимый нам объём продукции имелся только у матери Терезы, и как только она выяснила, что является, так сказать, монопольным поставщиком, она немедленно увеличила цену в полтора раза, мотивируя это возросшими издержками. И серьёзно просчиталась, поскольку мы закупили нужное в Пскове, где издержки почему-то не возросли.
Епископ задумчиво хмыкнул.
— В теории из этой затеи матери Терезы могло бы что-то выйти, но она забыла один важный момент: у меня есть существенные льготы в княжестве, и я вполне способен закупить нужное там, не разоряясь на налогах и пошлинах.
— Я понял вас, барон, — вздохнул фон Херварт.
— Я понимаю интересы епископства, ваше преосвященство, и при прочих равных, преимуществом будут пользоваться именно местные баронства. Но я не позволю использовать меня как дойную корову. Если мать Тереза вернёт цены к норме, мы продолжим сотрудничество с ней.
— Я понял ситуацию, барон, — повторил епископ. — У меня нет к вам претензий — ваше объяснение было вполне исчерпывающим. Господь с ней, с матерью Терезой, не судите её строго. Управлять монастырём — дело непростое, и прямо скажем, нервное. Порой она совершает не самые умные поступки, хотя, разумеется, из самых лучших побуждений.
— Ни в коем случае не собираюсь её судить, ваше преосвященство, — вежливо заметил я. — Что бы там ни было в прошлом, я всегда открыт для сотрудничества.
— И это радует, — кивнул он. — Приятно видеть, что вы всегда готовы к разумному компромиссу. Не были бы вы ещё язычником… Но оставим это. У меня есть к вам довольно деликатный вопрос: до меня дошли слухи о возможном вторжении княжества в Ливонию.
— Я тоже слышал о чём-то таком, — сказал я безо всякого интереса.
— И вас это совсем не тревожит? — с любопытством посмотрел на меня фон Херварт. — В гипотетической ситуации аннексии Ливонии княжеством вы вряд ли останетесь бароном — у Яромира владетелей-вассалов нет. И даже если война просто прокатится по нашей территории, убытки будут грандиозными.
— Совсем не тревожит, ваше преосвященство, — подтвердил я с равнодушным видом. — Именно я в виде исключения могу и остаться вассальным владетелем. Но в любом случае я абсолютно уверен, что князь Яромир возместит
— Пожалуй, я могу в это поверить, — с кислым видом согласился он.
— Впрочем, я считаю, что для княжества Ливония представляет ценность весьма невеликую, а учитывая затраты на её приобретение, в итоге княжество окажется скорее в убытке. Эту мысль я и высказал князю Яромиру при обсуждении этого вопроса.
— При обсуждении! — епископ потрясённо посмотрел на меня. — Стало быть, это не пустые слухи! И что на это ответил князь?
— Он полагает, что получить прибыль всё-таки возможно. Однако вопрос прибыли здесь вовсе не главный — подобные планы появились как ответ на совершенно недвусмысленные приготовления императора. Ведь ещё Александр Македонский сказал, что лучшая защита — это нападение, а уж он-то знал толк в нападениях.
Фон Херварт молчал, с мрачным видом что-то прикидывая.
— Мне кажется, ваше преосвященство, — продолжал я, — этот вопрос лучше решать совместно с императором. Именно он может развеять опасения князя Яромира, и именно он обязан защитить Ливонию в случае нападения.
— Да-да, развеет он опасения, — проворчал фон Херварт. — И на всякий случай советую вам помнить, барон, что заступничество императора обычно обходится очень дорого.
«Вряд ли дороже, чем заступничество церкви», — мог бы сказать я, но, разумеется, промолчал.
— Церковь помогла ему взойти на трон, но непохоже, чтобы он чувствовал какую-то благодарность, — осуждающим тоном заметил епископ. — Впрочем, это неподходящее время и место для обсуждения императора. Скажу вам прямо: мы предпочли бы как-то решить этот вопрос без участия Дитриха. Вы можете в этом посодействовать, барон?
— Хм, — промычал я, всеми силами изображая глубокое раздумье. — Без ложной скромности могу сказать, что князь Яромир порой прислушивается к моему мнению, и, возможно, я смог бы найти подходящие аргументы.
— Если бы у вас получилось убедить князя Яромира отказаться от подобных планов, церковь была бы вам весьма благодарна.
Благодарность церкви — понятие довольно абстрактное, которое каждый может понимать по-своему. Во всяком случае, я абсолютно уверен, что мы с церковью понимаем его совершенно по-разному, так что этот вопрос определённо нуждался в уточнении. Поэтому я не стал спешить с проявлениями энтузиазма, а с интересом посмотрел на епископа, и он правильно понял мой взгляд:
— Мы могли бы, например, освободить ваше баронство от выплаты церковной десятины, скажем, на десять лет.
— Доля церкви неприкосновенна, — резко возразил я.
Брови у фон Херварта поползли вверх, и он уставился на меня в изумлении.
— Неуплата церковной пошлины вызовет возмущение у слишком многих, — пояснил я. — А на некоторых — я говорю прежде всего о матери Терезе, — это окажет просто разрушительное воздействие. Когда столь богатое баронство, да ещё и принадлежащее нехристианину, уклоняется от уплаты церковных взносов, это выглядит крайне дурно в глазах общественности.
— Пожалуй, вы правы, барон, — неохотно согласился епископ.