Чао, Феликс Вивас
Шрифт:
– Ты же моя девочка!..
Сидя в люксовом "американце", дожёвывал не землю, а брусничный пирог отвергнутый трейдер года и говорил по телефону:
– Всё продавайте. Продавайте! Да что ж такое – продавайте, я сказал! Это балласт. Есть инсайд, что их акции подешевеют – так что продавайте пока подороже, потом выкупим обратно подешевле. – Через окно своей машины Игорь заметил Софию, выпрыгнувшую из дома и закруглился: – Всё.
София запрыгнула в припаркованное у калитки мамино авто. Красная
Игорь поспешно смахнул с сорочки все крошки, схватился за руль и ткнул кнопку зажигания. Его машина развернулась и уехала вслед за Софией…
В магазинчике автозаправки красивые от природы и украшенные тщательным уходом дамские ручки сгребали с прилавков в корзину шоколадки и сдобные сладости. Девушка орудовала без стеснения и чувства меры, невозмутимо глядя из-под поднятой бровки на Германа и Рому, которые в свою очередь наблюдали за ней от соседней стойки. Сладости уже валились из корзины, а она сгребала их и сгребала, точно ждала, когда её остановят.
– Пой, как будто никто тебя не слышит, танцуй, как будто никто тебя не видит – так, кажется, говорят ваши итальянцы?
Она медленно, с достоинством, подошла к Роману, взглядом вытерла о Германа собственную наглость и поставила корзинку на руки своему молодому человеку.
– Жду на кассе, – проговорила она.
Чёрт меня побери, она проделала это так томно, что я и сам едва не согрешил в собственных мыслях. Ей-богу, как географичка приглашает созревающего школьника во снах на пересдачу!
Парень с корзинкой смотрел ей вслед с обожанием.
– Ромео, – встряхнул его Герман, – ответь мне как архитектор архитектору… Это – кто?
Друзья стояли за стойкой с продуктовыми полками. У Романа в руках была корзинка, у Германа – по бутылочке воды и сока. Не отрывая от девушки глаз, корзинщик ответствовал:
– Это?.. Юрист-международник. Победитель конкурса "Раздави орешек попкой". Мастер кухонных танцев и в будущем, надеюсь, мать моих детей. Я зову её – моя Джульетта. Джульетта Гончаренко. Юлька, по-нашему. Восхитительна, правда?
– Правда. Но не совсем. Что стало с прежней матерью твоих детей, которую ты называл "моя Полли"?
– Пути господни неисповедимы. Один из них завёл нас в болото.
– Болото не яма – можно вылезти, вернуться и мосточки проложить, нет?
Рома пристально посмотрел Герману в глаза:
– Что ты хочешь? Что ты ко мне прицепился? Тебе так нужна Полина? Так бери её и владей – она свободна!
– Ромео, ты нарываешься…
– Если так интересует чужая личная жизнь – значит, пора заняться своей!
Он развернулся, чтобы пойти к кассе, но Гера остановил его, схватив за плечо:
– Да мне по боку твоя личная жизнь! Делай всё, как и с кем хочешь! Но мне н'e по боку, что ты втягиваешь меня в своё враньё! А я не хоч'y участвовать в том,
– Пафоса-то сколько, боже ж ты мой. Страдания! – Роман освободился от захвата. – Я ей браслет подарил.
– И даже не сказал, что бросил. Учти, когда она узнает всё сама – я не буду тебя выгораживать.
Теперь уже Гера направился к кассе. Он прошёл мимо Ромки, едва не задев того плечом.
– Тогда и ты учти, – получил он в спину, – что в таком случае мы её потеряем. – Гера остановился, обернулся. – Угу, и её связи тоже. – Гера открыл для ответа рот. – И тендер помашет нам ручкой.
Гера созрел, наконец, ответить что-то явно резкое – и он уже назидательно выдвинул на Романа палец, но его осёк голос Юли:
– Ребятушки, вы скоро?
Спохватившись, что их может услышать та, от которой лучше бы всё это держать в строгой тайне, Гера понизил голос:
– Ты недельку не мог потерпеть? Вот скажи, не мог? Треснула бы твоя "ореховая попка"?!
Юля вертелась у кассы, с ленивым интересом водя глазами по полочкам с мелким товаром.
– Мы опоздаем, – крикнула она спорщикам между стеллажами.
– Потерпеть недельку?! – взъерепенился её заступник. – Да я полгода терпел! Всё это время я был для Полины, как чёртов котёнок у ног: хочу – за ушком почешу, хочу – хвост пяткой прижму, хочу – пожрать дам, хочу – не дам, хочу – мордой ткну в мокрый тапок! А хочу – брошу клубок и поиграю! Недельку! Ещё неделька – и её нити опутали бы все мои лапки!
– Котёнок, тоже мне.
Герман развернулся.
– Вот и я говорю, – согласился Роман. – А Юлька – она сделает из меня человека.
Фыркнув, Гера ушёл к кассе. Рома пожал плечами, достал из корзинки леденец и скинул его на полку: лишнее, мол. Посмотрел в корзинку, оценил всё, взвесил да и вытряхнул обратно:
– Орешек мой, поверь, ты ещё скажешь мне "спасибо"!
Взял только сок и воду, как и старший…
С бутылками безалкогольного в руках Герман и Роман шли по парковке. Машины на месте не обнаружилось. Гера бегал по площадке глазами, и уже начал всерьёз беспокоиться, как услышал любимый, греющий душу сигнал: отогнав машину в сторону, из-за стекла им бибикала Юля. Сделав дело, она, не покидая салон, ловко перебралась с водительского места назад, на пассажирское.
По пути Роман поинтересовался у друга:
– Ты сам-то ещё долго бобылём таскаться собираешься?
Друг огрызнулся:
– Тебе-то что?
– Ха, нормально так – заява! Хотя чего я удивляюсь: три месяца уже, четверть года без женщины – любой в дикаря превратится. Ты зубы-то чистишь ещё, а? Ну-ка, дыхни.
– Заткнись, Ром, а.
Ромка прищурился:
– Кисляка в тебе много стало, мой друг. А ведь эта… Как её звали? Энетта, кажется? Энни… Такая сладенькая была конфетка на вид. А зачем разбежались – можешь сказать?