Чаша огня
Шрифт:
— Но тебя не было целый день! Что-нибудь случилось?
Я внимательно смотрел на нее.
— Ничего, — коротко ответила она.
Несколько минут мы молчали.
— Но тебя же не было целый день! — не выдержал я.
— Ну и что? — Она, наконец, посмотрела мне в глаза — холодно и бесстрастно. — Я же вернулась! Со мной ничего не случилось. Успокойся и не устраивай сцен!
Илви поставила пустой стакан прямо на пол около дивана и улеглась на постель, всем своим видом показывая мне, что собирается спать. Что ж, как хочешь! Я не стал больше приставать к ней с расспросами, погасил свет и отвернулся к стене. Но уснуть я так и не смог, как не старался. Илви, похоже,
Тяжело вздохнув, я посмотрел на большой дом в конце лагеря, в котором все еще жил Эвид. Последние два часа я не сводил с него глаз. Илви была там, в этом я почти не сомневался. В душе моей вспыхивали и боролись незнакомые противоречивые чувства, усиливавшиеся с каждой минутой. Чтобы прогнать их, я уселся прямо на землю, скрестив ноги и положив руки на колени. Закрыв глаза, я мысленно собрал все свои мысли в один маленький клубок и положил его справа от себя, затем так же мысленно я собрал все чувства, владевшие мной, и положил их слева от себя. Глубоко и медленно дыша, я посидел так некоторое время, пока внутри у меня не разлился поток белого живительного света.
Когда я снова открыл глаза, уже совсем стемнело и последние искры догоравшего заката затерялись среди звезд. Я поднялся с земли, собираясь идти в дом, но тут на севере заметил странный проблеск яркого света. Вначале мне показалось, что это просто упавшая звезда мелькнула на темнеющем небосводе, но, присмотревшись хорошенько, я понял, что ошибся. Днем в этом месте горизонта всегда просматривалась зубчатая темная полоса то ли леса, то ли далеких гор. А сейчас там, в мрачной черноте неба мелькал крохотный огонек света, словно, далекий маячок звал одинокого путника в тихую спокойную гавань. Вот он сделал над горизонтом широкий круг, и сердце мое подскочило до самого горла. Что это? Галлюцинация? Может быть, я надышался ядовитыми испарениями болота или сплю? Я ущипнул себя и, почувствовав острую боль, понял, что все наяву. Таинственный огонек все еще висел над далеким горизонтом. Нужно было как-то определить направление на него, но все навигационные приборы находились на моем скафандре, а бежать за ним в домик было бессмысленно. Я задрал голову — в небе надо мной змеились незнакомые линии созвездий, тусклые холодные звезды в бездонной черноте навевали тоску и чувство одиночества. Можно было бы сориентироваться на наше Солнце, но оно никогда не появлялось на этом небе, скрытое угольно-черным пятном туманности на востоке. Да и движение самой красной звезды, летевшей в пространстве навстречу неизвестности, с течением времени заметно смещало положение звезд на небе этой планеты.
Я снова взглянул в сторону загадочного маячка. Он дрогнул и снова пошел по дуге в обратную сторону, вскоре утонув во мраке невидимого горизонта. За спиной у меня послышались чьи-то шаги. Я обернулся и увидел, как из темноты, мягко ступая, вышла Илви. Она сразу заметила меня и остановилась в недоумении.
— Максим? Что ты здесь делаешь?
— Гуляю.
— Гуляешь? — Илви удивилась еще больше, не обратив внимания на язвительность моего голоса. — Максим! Здоров ли ты?
— Вполне! Здоров, как никогда!
Я
— Максим! Давай поговорим?
— А есть о чем?
Я посмотрел ей в глаза: в глубине их ясно читалось тревожное смятение.
— Нам есть о чем поговорить, — сказала она, опуская глаза. — Ты же сам знаешь… Все в жизни течет по определенным законам, и не всегда мы можем изменить эти законы, даже если очень этого хотим…
— К чему это ты?
— С твоим прилетом сюда многое в нашей жизни изменилось, — продолжала она, отводя глаза в сторону. — Изменилось к лучшему. Я понимаю, что ты такой человек, и ты не мог сидеть, сложа руки, ты должен был бороться с несправедливостью. Ведь ты — представитель закона, и у тебя горячее сердце! Ты многого добился, Максим. Молодец… Но теперь, возможно, будет разумнее остановиться на достигнутом? Понимаешь? То зло, с которым ты борешься здесь, оно еще очень сильно, и тебе не совладать с ним в одиночку. Понимаешь? Тебе лучше отойти в сторону…
— Как это?
Илви посмотрела на меня, и на лице у нее появилось страдальческое выражение.
— В жизни, порой, нужно дойти до определенного предела, — в борьбе, в желаниях, во всем — и потом остановиться на достигнутом, потому что все равно большего уже не добиться… Да и к чему дальнейшая борьба? Что еще мы сможем сделать?
Я быстро сел, пристально глядя ей в глаза.
— То есть ты предлагаешь мне отказаться от дальнейшей борьбы и признать себя побежденным? И это теперь, когда все, наконец, сдвинулось с «мертвой» точки?
— Максим! Они все равно сильнее! — с каким-то детским упорством повторила Илви. — Бесполезность твоей борьбы очевидна…
Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул, так, что она даже стукнула зубами и была вынуждена поднять ко мне лицо. В глазах ее стоял испуг, перемешанный с печалью и болью.
— И это мне говоришь ты? Ты, которой я доверял, как самому себе! Откуда у тебя эти мысли? Как ты вообще могла подумать, что я способен на такое?!
Я отпустил ее, вставая и отступая на шаг, чувствуя, как внутри у меня все холодеет.
— Святое небо! Как же я ошибался в тебе!
Илви осталась сидеть на полу, глядя на меня снизу вверх. Глаза ее постепенно наполнялись слезами.
— А что такого я сказала? — Она старалась говорить спокойно, но голос ее дрожал от волнения. — Мои слова оскорбили твое самолюбие? Ну что ж, надо перенести и это, Максим. Надо! Понимаешь?
— Что значит «надо»? Кому это надо? Зачем надо? Кто внушил тебе эти чуждые мысли?.. Илви! Очнись! Приди в себя! Послушай, о чем ты говоришь! — Я с трудом держал себя в руках. — Что с тобой случилось? Еще два дня назад ты была уверена в нашей победе!
— Это было два дня назад, Максим! — Глаза ее сухо блеснули.
— Что же изменилось за эти два дня?
— Многое! Прежде всего, я поняла, что необходимо остановиться, пока еще не поздно.
— В таком случае нам с тобой не о чем больше говорить! — Я решительно повернулся к выходу. Напоследок бросил ей через плечо: — Я надеялся найти в тебе друга, на которого можно положиться в трудную минуту, а ты с такой легкостью предала меня… Жаль!
— Постой, Максим! Максим! — крикнула она мне вдогонку, но я уже не обращал на это внимания. Я быстро шел в темноту, чувствуя, как кровь стучит у меня в висках. Несмотря на биофильтры, было трудно дышать. Казалось, ночные болотные испарения душат меня. На краю лагеря я остановился, поднял разгоряченное лицо к небу.