Часть первая. Тропы Тьмы

Харченко Александр Владимирович

– - Флаги, -- прибавила женщина.

Керн, по устоявшейся уже привычке, сложил из пальцев шиш и продемонстрировал собранию.

– - Эт-то ещё что такое?!

– - Это -- демонстрация намерения выполнять служебный долг, -- сообщил военинструктор.
– - Ваше мнение по сравнению с ним -- ничто. Вы можете катиться, вас никто не держит, а вот что и как буду делать я -- на посту руководителя коммуны, обратите внимание!
– - это вас не касается ни в коей мере. Нос не дорос мне советовать. И, как говорится, заседание объявляю оконченным! Дежурный, проводите их, да последите, чтоб не спёрли чего по дороге...

в смысле, проследите за соблюдением общественного порядка!

– - Слушаюсь!
– - сказал дежурный, стрелок, стоявший вчера на часах в блоке для арестантов.
– - Пошли, граждане!

– - А вы, -- сказал Керн на прощание уходящим, -- подумайте крепко ещё раз и доведите сказанное до сведения ваших соседей. Кормить и обеспечивать вас даром никто не будет. Распродавать и разворовывать коммуну, драться над её имуществом я вам тоже не дам. Будем работать как положено. А кому не нравится -- у нас демократия, может убираться, проездные документы получите у меня с четырёх до шести вечера в любой день.

Ворча, люди принялись вытекать в дверь мимо дежурного. Перспектива покинуть коммуну, ещё вчера казавшаяся многим из них райской мечтою и выражением высшей формы социального протеста, теперь повернулась самой неприглядной стороной. Сибирские и дальневосточные города в это время не представляли никаких особенных удобств для жизни, а привычная деятельность "среднего класса" -- управление и торговля -- могла и в самом деле оказаться совершенно невостребованной в современных реалиях. Люди, собравшиеся в трудовой коммуне, уповали только на неясное, но вымечтанное будущее, когда твёрдая московская власть вновь вернётся на эти земли и восстановит, ценой необходимых жертв среди городского и сельского пролетариата, весь прежний жизненный уклад. Тогда обитатели коммуны могли бы рассчитывать вернуться к своим старым занятиям, пребывая притом во всём привычном блеске славы -- славы мучеников тиранического режима!

Жернова истории, доселе перемалывавшие их судьбы, совершили маленький, но неприятный оборот. Деспотия Кристаллова и его клики, призывавшая к "дисциплинарным мерам" вроде газовой камеры, казалась им теперь более желанной и удобной, чем твёрдость нового руководителя коммуны, намеренного прежде всего организовать самую обыкновенную работу. Ведь при Кристаллове во всех неудачах, в голоде и бедности коммуны, в плохой организации труда и быта можно было винить подлое и некомпетентное руководство; Керн же -- это поняли многие -- предлагал им полагаться в дальнейшем прежде всего на себя.

Тем временем приехали в коммуну гости: пятеро взрослых людей, в том числе две женщины. Все они были вежливы с Керном, и Керн принял их вежливо: к ним он не имел пока что никаких претензий.

– - Где Левицкий?
– - спросили в первую очередь.

– - Я его отправил в газовую камеру, -- сообщил военинструктор.

– - Это как так?
– - недоумевали гости.

– - Он мешал мне работать. Впрочем, можете его забрать оттуда -- под честное слово, что он больше никогда не будет устраивать идиотских провокаций. Иначе я его расстреляю.

– - Да что он сотворил?!

– - А вы не в курсе? И, кстати, я могу посмотреть на ваши мандаты? А то тут, вижу, многие зарятся на нашу территорию: земля и рабы нужны, знаете ли, всем. Но мы теперь

свободные люди, мы будем сопротивляться...

За все эти разговоры Керн моментально получил репутацию "свирепой личности". Гости, однако, предъявили документы: то была делегация рабочих с кирпичного завода, абсолютно не предупреждённая о планах главы тетеринской администрации. Рабочие получили новости о ночном нападении бандитов и о том, что коммуна сама готовилась завтра поутру напасть на близлежащие объекты, поэтому выслали собственных представителей -- для переговоров или, если потребуется, для драки. Выслушав историю Керна, рабочие проявили не слишком-то много эмоций.

– - Что Левицкий, что Кристаллов, -- сказали рабочие.
– - У этой парочки давние и прочные хозяйственные отношения: феодалы они вонючие, вот что. Но держать его в газовой камере -- это тоже ни в какие ворота не лезет!

– - Так забирайте его, и пусть идёт вон, -- посоветовал Керн.
– - А то мне работать надо, а он мешает, под руку лезет.

Делегаты предъявили актуальный вопрос:

– - Как именно вы намерены работать, Керн?

– - Сам не знаю, -- признался тот.
– - Союзников нет, помощников нет, коллектива нет, бандиты кругом. Да и контингент тут подобрался такой, что хоть сейчас открывай для них филиал ГУЛАГа. Но ничего, я справлюсь. Они из города военинструктора выписали, а я попробую найти кого-нибудь более толкового: агрономов поищу, механиков, инженеров...

– - На них сейчас и в городе дефицит, а?
– - резонно возражали рабочие.
– - До войны этот самый средний класс составлял семьдесят два процента населения. А работать-то кто будет? На работающих везде дефицит... все остальные только устраиваться умеют.

– - Ну вот, вы же работаете, скажем?

– - А мы сами, это... средний класс были. Просто жрать надо что-то, вот и переменили профессию. А так, у нас тоже дармоедов на шее много сидело: подай им то, подай сё, да ещё не замай их демократические свободы! А как же?

– - И куда вы их девали?

– - Да к вам же сдали. Тут теперь и сидят, по баракам. Грабят нас, сволочи: в прошлом году администрация коммуны буквально шантажом вырвала у нас продукты -- свинину, рыбу, масло, картофель, топливо. Кое-как сами зиму прожили, а эта мразь тут тем временем на нашей жратве революционные песни распевала! Ну, в этом году все уже сказали -- хватит с нас! Больше кормить не будем!

– - Понятно. Администрацию перевешать, население приставить к принудительным работам... Отличная, полная глубокого смысла экономическая программа. Как говорит ваш лидер Левицкий, всякий выживает как может. Вот вы и решили выживать... всех.

– - Ну, какая здесь была администрация, такую и повесить не грех. А насчёт принудительных работ -- это, извините, уже личная инициатива Левицкого. И, в конечном итоге, кто знал, что тут начнутся всяческие реформы?

– - А кто додумался выставить безоружных детей в дозоры? Тоже один Левицкий? Или вы ничего не знали?

– - Тут уж, как говорится, и смотреть нечего: наша вина! Не думали мы, что бандиты так распоясаются. Но как беда случилась, детей с дозора убрали, что бы там Левицкий ни кричал по этому поводу. А уж вчера выставили, был грех. Боялись вашего... штурма. Хотели, кстати, выдать им боевые патроны, да Левицкий запретил.