Часть первая. Тропы Тьмы
Шрифт:
– - А сегодня что?
– - Ну, вчера от вас женщина прибежала. Говорит, вы там печи построили и газовую камеру, всех нас сжигать будете и воевать решили. Тут Левицкий к нам в школу заявился и говорит: сколько, мол, от этих гнид терпеть можно? Дайте нам ваших дозорных, пусть ночь постоят в секретах, а наутро мы возьмём всю эту трудкоммуну -- одни мошки полетят! Они же, говорят, для Ахтырова и база, и людей поставляют, и продовольствие! Пока не прихлопнем их, вас, то есть -- так всему району и терпеть.
– - И что, директриса ваша согласилась? И патронов для вас не вытребовала?
– - А её на совещании не было, заболела она, -- вздохнул Валерка.
– - Говорят, спорыньёй отравилась. А может, ваши отравили,
– - Соплячьё, -- рассудительно сказал Мухтаров.
– - Да уж, не фельдмаршал Кутузов!
– - рассердился вдруг юный стрелок.
– - А каково слушать, когда взрослые мужики тебе один за другим оскорбления в рыло тычут?! И всё у девчонок на глазах! И это после того как два года на чужом иждивении прожил!
– - Разве ж вы не работали?
– - Работали, а что толку? Семь потов сойдёт, а урожаю потом с гулькин нос. Ни навыков, ни силы не нажили. Какие из нас крестьяне! Вот нам с общественного поля и давали... от щедрот!
– - Ничего!
– - решительно произнёс вдруг Мухтаров.
– - Скоро здесь всё изменится!
– - Изменится?! Думаешь, он что-то изменит?
– - спросил Валера с презрением и надеждой, разумея под ним Керна.
– - Нет, -- покачал головой старший дозорный.
– - Не он. Мы.
Керну и в самом деле следовало поспать. Он мог, подобно всякому молодому и достаточно здоровому человеку, обходиться без сна по две или три ночи, но ясность его мышления за эти сутки с лишним оказалась под серьёзной угрозой извне, и Керн чувствовал это. За все прошлые годы жизни, прошедшие среди различных по духу, но всё же целеустремлённых и не лишённых некоего жизненного оптимизма коллективов, он ни разу ещё не встречался с клоакой такой степени тесноты и концентрации. Там, в городе, судьба могла быть неясной и трудной, но она не приводила и к пучине безумия -- разве что в среде самых развращённых и реакционных классов, куда Керн допущен не бывал. Здесь же, в глубинке, поражённой преувеличенным во много раз ужасом новой мировой войны, реакция просто и естественно брала свою дань. Военинструктор отчётливо понимал, что рабочий комитет послал его сюда не для того, чтобы расправиться с этой дремучей Вандеей и не для того, чтобы поддерживать выбранный ею гибельный путь -- и всё же в течение целого дня он чувствовал себя то беспощадным Симурдэном, то кровавым маркизом де Лантенаком, и за каждым росчерком пера или движением автоматного дула мерещился Керну холодный нож гильотины. Между тем, обстоятельства требовали от него не столько крови и мести, сколько обыкновенного человеческого достоинства. Сдавая фактическое руководство Мухтарову-Нишанову и возвращаясь в свою комнату, Керн преследовал лишь одну цель: восстановить в себе запасы этого достоинства, чтобы не превратиться окончательно в фанатичную и крикливую машину, отдающую негодные приказы из одного лишь чувства внутреннего протеста.
Скинув сапоги, военинструктор опустился на кровать; автомат -- на предохранитель и в глубокую складку, между матрацем и жёсткой рамкой, -- так всегда под рукой. Навалились впечатления, сдавливая натруженный мозг. Керн нашарил в кармане дорожного плаща фляжку, глотнул один раз мерзкого хлебного пойла -- "бренди", прополоскал рот. Больше пить было нельзя. По жилам разошлось резкое, блаженное тепло. Он проверил засовы, ставни и лёг, раздевшись до исподнего, в скрипучую кровать, успев мимоходом подумать, что ночью его непременно возьмут сонного и завтрашним же утром расстреляют...
Проснулся
С визгом и руганью выкатилось из-под кровати что-то тёмное, большое -- и Керн, уже держа автомат наготове, признал в этом Юрия Лантанова!
– - Какого чёрта вы дерётесь?!
– - обиженно спросил Лантанов, держась обеими руками за бок.
– - Вы мне ребро сломали! Это самоуправство, товарищ Керн!
– - А какого чёрта вы шебуршитесь у меня под кроватью в полпятого ночи?!
– - с возмущением заорал на него Керн в ответ.
– - Вы вообще должны были уехать! А не уехали -- так где вас, я спрашиваю, носило?! В конце концов, чёрт с вами! Шли бы к себе в комнату и спали бы спокойно! Чего ради, собственно, вы тут ошиваетесь?!
Тут Юрий Лантанов расплакался, запустив пальцы в рук в свои длинные белые локоны. Он был жалок. Он был не нужен никому, его никто не любил, и он научился платить людям взаимностью за эту нелюбовь. Коммуна "Кузня Горящих Сердец" стала смыслом его жизни, надеждой на воспитание нового человека, способного понять его, Юрия Лантанова, до конца! Он вступил в тайное общество "гостиоров", чтобы принять на себя труднейшую миссию избавления человечества от духовных упырей и разных социальных паразитов. И как ему отплатила коммуна за верность её идеалам?! Его, Лантанова, назначили в передовое охранение при эвакуации, чтобы он с двумя стрелками расчистил дорогу от засад разных ахтыровцев и куркулей! Его просто бросили вперёд умирать. Подставили под пули! Он вернулся обратно, но тут бегает живой Бенедиктов, люди тут -- мерзость и грязь, готовая расправиться с ним по минутной своей прихоти! И он, потеряв голову от страха, стыда и гнева, бросился в то последнее место, где мог рассчитывать на поддержку и защиту! И что он, Лантанов, получил здесь?! Прикладом в брюхо! А если у него теперь будет сломано ребро и ему всю жизнь придётся ходить с деформированной грудной клеткой?!
Чем больше Керн слушал это, тем сильнее отчего-то забавлялся. Должно быть, перенесённое напряжение и в самом деле не лучшим образом сказалось на его нервах. Он поднёс незадачливому гостиору мокрое полотенце, чтобы тот приложил его к своим синякам, а затем налил из фляги глоток всё того же вонючего "бренди". Всё ещё всхлипывая, Лантанов достал гребешок и принялся расчёсываться, наклоняя голову влево-вправо в медленном ритме.
– - И что ж теперь со мной будет?
– - глотая сырость, спросил он.
– - Выгоните?
– - А что я, собственно, должен делать?!
– - спросил Керн.
– - Мне и податься некуда, -- вздохнул Лантанов.
– - Либо к Бенедиктову на расправу, либо к бандитам этим. Лучше уж сразу стреляйте, товарищ Керн! А если оставите, -- затараторил он вдруг, -- так я буду дисциплину соблюдать. Честное слово. Я дисциплину умею! Вам понравится, обязательно! И поручите мне, что хотите, я всё буду делать! Сапоги чистить, портфель таскать, раздевать вас перед сном -- всё с удовольствием буду! Готовить тоже умею, убирать... Товарищ Керн?