Человек находит себя
Шрифт:
— Коли начальство с головой, так на все это дело при всем при том наплюет, — с улыбочкой съязвил Ярыгин. — Вот и именно да! Не согласен я, Тимофеич! На молодежь надежи нету. Деньгу ей нонче надо, а не художество наше с тобой, друг-товаришш. Им такой рупь подавай, чтобы длиннее стружки фуганочной, а все искусство-то для них, что щепотка перхоти… — Ярыгин поднес к подбородку ладонь и, выпятив губы дудкой, подул на нее: — Ф-ф-фук! — и всему почету конец. Так-то, друг-товаришш, хе-хе!.. — Ярыгин подвинулся
Илья Тимофеевич посторонился, а Саша Лебедь даже вспыхнул весь. По лицу его заходили красные пятна,
— Вы, Павел Афанасьич, про молодежь не врите! — сказал он дрогнувшим голосом. — На себя лучше посмотрели бы… — Как и многие на фабрике, Саша не любил Ярыгина. — Вам бы только политуру потягивать, — неожиданно добавил он. — И не стыдно?
— А ты, друг-товаришш, мне сольцы в политурку подсыпал при всем при том? — не повышая голоса и молитвенно закатывая глаза, огрызнулся Ярыгин.
Но его никто не слушал.
— Ладно, Александр, — хлопнув Сашу по плечу, сказал Илья Тимофеевич, — договорились: будет бригада — возьмем к себе. Идет?
6
В просторной комнате красного уголка шло партийное собрание. Доклад делал Токарев.
Ничего особенного, казалось, он не говорил. Все об обыкновенном, о том, что люди делали ежедневно и что давным-давно всем представлялось порядком, нормой, законом. Но сейчас… сейчас все это открывалось с совершенно неожиданной стороны.
— Ну вы сами судите, товарищи, — говорил Токарев, — вникните в то, что сказала нам в цехе рядовая работница: бракеры-то на что? А мне, работнице, — Токарев развел руками, — выходит, наплевать. Вот и вижу, дескать, а пропущу, потому как заработать надо. Так скажите: за что мы работнице этой деньги заплатили?.. Вот мы ахаем: ах! Новиков Бокову глаз подбил! Ах, такой-сякой! Драка, конечно, дело скверное и недопустимое, слов нет, но подумали мы, за что дрался, и в буквальном смысле, Новиков? Да за чистоту отношения человека к своему делу, против сделки с совестью и еще… И еще против «системы нейтрального контроля», которой так ревностно до сих пор поклоняется наш главный инженер,
Токарев сделал паузу и показал рукой на Гречаника. Тот сидел в первом ряду и что-то быстро писал в блокноте.
— А система эта умирает, — продолжал Токарев, — и умереть ей мы с вами должны помочь, всеми силами помочь, да, да!.. За что ежегодно фабрика платит десятки тысяч рублей — зарплату бракерам? Да за наше неверие в совесть рабочего, за наше неумение или… нежелание научить его делать хорошо!
Токарев еще не успел сесть, а председатель собрания подняться со своего места, как слова попросил Гречаник.
— Мастеров мы из организаторов
— Нейтральный контроль, нейтральный контроль! — прервал Грсчаника Токарев. — Эта ваша старая кляча давно свалилась в канаву, давно ноги переломала, а вы все еще не вылезаете из седла, да еще плеточкой ее подбадриваете! Разгоню я всех ваших контролеров, запомните это!
— А я не допущу! — Гречаник словно рванул что-то в воздухе стиснутым кулаком, — Не позволю ломать порядок!
— Да у вас из-под развалин этого «порядка» еле голова торчит, а вы все еще руками машете! — крикнул Токарев.
— Бросьте вы этот петушиный бой, наконец, — сказал Ярцев. — Мы для совета собрались, а не для драки. — И обратился к председателю собрания:-Веди собрание, Шадрин!
Строгальщик Шадрин поднялся над столом, высокий и нескладный, с длинными руками, которые держал всегда так, словно не знал, куда деть. Заросшее щетиной лицо его казалось суровым.
— Все у вас? — густым басом спросил он Гречаника. — Кто еще будет говорить? — И оперся о стол руками.
Гречаник подошел к столу, налил полный стакан воды и выпил ее торопливыми большими глотками, проливая воду на пиджак, на галстук… Потом сел в стороне, вытер ладонью пот со лба и едва не уронил очки.
Наступила настороженная тишина. Гречанику сделалось как-то не по себе. Где-то глубоко-глубоко в душе он вдруг засомневался: «А что если прав не я? Что если… Нет, нет! Чепуха. Настоящая чепуха!»
— Кто будет говорить? — повторил Шадрин.
— Без бракеров толку не ждать! — донеслось из задних рядов. — Неверно Токарев говорит!
— Нигде такого нету, чтоб мастера браковали!
— Лошадь два воза не везет! — поддержал кто-то из угла.
— Этак-то и в центральной газете оказаться недолго!
Гречанику сделалось еще больше не по себе. Реплики с мест принадлежали тем, за кем водились грешки по части брака. Получалось и в самом деле как-то нехорошо.
А с мест все продолжали выкрикивать:
— Немыслимо это — фабрика без бракеров!
— Не похвалят за это!..
Шадрин постучал карандашом по стакану:
— Давай по порядку! Кто слово берет?
Поднялся пожилой рабочий из смены Любченки.
— Наши руки делают, — сказал он, — и могут они по-всякому. Есть совесть — плохо делать не заставишь, нету ее — все полетит вверх ногами! Разве за меня бракер делает? Мастер? Главный инженер? Ну, а ежели совести нету да еще и умения нету, вы хоть сами над моей душой стойте неотступно — напорю браку! Вот хоть что, хоть как хотите, а напорю!