Человек рождается дважды. Книга 3
Шрифт:
Рабочие шарахнулись кто куда. Цыбанюк подхватил доску на руки, потом на голову и со всей силой толкнул, она с грохотом легла на настилы.
— Зевало не раскрывай, лапоть! Не у тёщи! — грозно прикрикнул он и побежал за другой доской.
Увидев Колосова, ухмыльнулся:
— Всё строишь, директор? Ну валяй, валяй.
— А ты всё воюешь?
— Воюю! С собой воюю! Больше не с кем. Сегодня, правда, дал только одному по шее. Не то лень, не то устал. В изолятор, что ли, махнуть, пока тепло? — проговорил он доверительно.
— Это от злости.
— Может
Литейщики сидели на верстаках и ждали Колосова. Он сразу приступил к делу.
— Правительство запретило вечерние работы даже в учреждениях, заботясь о здоровье людей. А мы травим рабочих газом, пылью, простуживаем сквозняками.
Уговаривать не требовалось, понимали все. Только мастер цеха заметил:
— Но вас снова будут ругать за то, что, не прекращая работы в цеху, начинаете строительство.
— Остановить нельзя, а работать в таких условиях недопустимо. Выход один — делать. Так как же решим?
— Если механический не прекращает работы, перемучаемся, — поддержали Его.
Домой Колосов попал в конце смены. Валя на кухне вытирала полотенцем тарелки.
— Ты никогда не можешь прийти вовремя, — упрекнула она мягко.
— Были гости?
— Марина. Приезжала в лагерную больницу к Кроттову. Анатолий волнуется за Его здоровье.
— Как он?
— Голова заживает, а вот рука неправильно срастается.
Валя быстро накрыла на стол.
— Как дела у Белоглазовых? — спросил Колосов, подвигая к себе тарелку с борщом.
Валя налила себе немножко и села рядом.
— Тяжело им. Толя не думает о себе, всё о работе. Марина нервничает, настаивает, чтобы, он писал, добивался пересмотра своего дела.
— А ты чего завяла? А? — посмотрел он на неё пытливо. — Не привыкла без работы?
— Тебе не будет трудно одному, Если я на два-три месяца поеду на материк? А вернусь, пойду работать на ближайший прииск.
— Конечно, поезжай. Я тебе предлагал, но ты почему-то не хотела. — Он глянул на неё с удивлением, но тут зазвонил телефон.
— Что? Сорвалась доска с лесов и по голове? Уже отправили в больницу? Сотрясение мозга? А кто пострадал? Освободившийся из лагеря слесарь? Хорошо, иду!
— Юрик, поешь. Не волнуйся, всё обойдется, — схватила Его за руку Валя, покусывая побледневшие губы.
— Не я волнуюсь, а ты, — заставил он себя улыбнуться. — Пустяк, стукнуло слегка, небольшая шишка и всё — Он сел и доел обед. — Цыбанюк. Дело Его рук. Доска сама по себе свалиться не может.
На лесах он нашёл Цыбанюка.
— Что здесь произошло?
— Несчастный случай. Сползла доска. Это сплошь и рядом.
— Зачем это сделали?
— Могу откровенно?
— Да.
— Так это же гад и стукач. С такими только так.
— Это ты?
— Нет, другие. Я уже не тот, — сощурился Цыбанюк.
— Но ведь спросят с меня.
— Да уж не с меня, конечно!
Теперь-то Авдейкин с ним разделается как захочет. Ну зачем его дёрнула нелёгкая сказать это «да». Можно было провести расследование и
— Юрий Евгеньевич, а не прекратить ли нам работы? От греха подальше — оно спокойнее. — Колосов обернулся. За Его спиной стоял Вагин, оглядывая стойки лесов. Надо же было подвернуться этому дураку.
— Нет-нет. Всё делать, как решено. Поставить на литейный как можно больше рабочих, да так развернуться, чтобы уже нельзя было приостановить.
— Оно, конечно, верно, ведь кто же знает, где эта арбузная корка подвернётся! — согласился Вагин.
Колосов ещё долго бродил по мастерским, думал.
— Гражданин директор, гражданин директор! — У забора стоял Цыбанюк.
— Ты чего хотел? — подошёл к нему Колосов.
— Ведь этот тип каждую пересмену ходил в душевую литейной. Вот я Его и подстерёг.
— Я привык тебе верить, Цыбанюк! Это не ты.
— Возьмите, может пригодиться, — Цыбанюк вынул из кармана сложенный листок.
Это было заявление, где Цыбанюк писал, что умышленно сбросил доску с лесов на своего личного врага.
Колосов разорвал заявление.
После сильных дождей ключи вышли из берегов. Вымытая тайга сверкала на солнце зелёной хвоей, пахло лесом и сыростью. Трассу поправили грейдерами, и машина неслышно, бежала по мягкой дороге. От самого Магадана Колосов Ехал молча. После несчастного случая нагрянула новая комиссия из района: главный технический инспектор, представитель котлонадзора, врач эпидемиологической станции и Ещё кто-то. Обложили штрафами со всех сторон и вызвали на президиум областного совета профсоюзов за строительство новых цехов без утверждённых технических проектов. Водитель уже знал о решении президиума и тоже помалкивал. Только когда показался Нексикан, он вздохнул и нерешительно проговорил:
— Значит, сначала жену, а теперь уже сами…
— Нет. Когда Ещё подберут замену. Я тут успею кое-что сделать, а может быть, предложат остаться заместителем.
— Гм-м… Вы — заместителем?
— А почему бы нет? Я знаю работу.
Водитель замолчал.
Ключ Нексикан разлился как большая река, но вода уже шла на убыль, оставляя на траве хвою и старые листья. По берегу ходили рабочие с баграми и вылавливали дрова.
Колосов отправился в контору. Только он вошёл в кабинет, как раздался продолжительный телефонный звонок. Он поднял трубку. Звонил Белоглазов и спрашивал, не заезжала ли в Нексикан Марина.
— Нет, не была, а что? Уехала? Взяла чемодан и уехала? Вы что, поскандалили? Нет? Странно. Значит, ничего неизвестно и спецкоменданту? Боишься за последствия? Думаю, напрасно, не то уже время. Но куда она могла исчезнуть?
Голос Анатолия был унылый, предположений никаких. Он быстро закончил разговор и повесил трубку…
Три дня назад Белоглазов, вернувшись домой, нашёл на столе прижатую стаканом записку:
«Нельзя больше тлеть! Нельзя, Толик! Прости, но так надо. Повремени заявлять коменданту о моём исчезновении дня четыре, а потом позвони. Целую, Марина».