Человек
Шрифт:
Муж, целуя жену, с нежностью в голосе, отвечал:
— Я чувствую твою любовь. Но, положа руку на сердце, скажу, родные давали хорошие советы. Тебе так не кажется?
— Кажется. Буду жить твоими интересами, хвалить. Но, не для того, что бы сильнее привязать к себе, а только потому, что люблю тебя. Не задерживайся, пожалуйста. Помни, что я волнуюсь.
Здесь и сейчас
В темную подворотню, с целью облегчиться,
— Запомни, Филькин, настоящего не существует. Есть только прошлое и будущее. Точка.
Он так и не успел до конца справиться с пуговицами, когда почувствовал нож, приставленный к горлу. Стоявший за его спиной грабитель, с интонацией школьного учителя, ему на это заметил:
— Точку ставить пока воздержимся. Если будете вести себя смирно, ограничимся запятой.
Приятель Филькина почувствовал, как чьи-то проворные руки чистят его карманы. Он непроизвольно испортил воздух.
— То-то же, — засмеялся грабитель. — Действительность любого фантазера заставит себя уважать. От Настоящего еще никто никогда не уходил. Стой, как стоишь. Одно неосторожное движение, и ни прошлого, ни будущего у тебя не будет.
Когда грабители убежали, приятель Филькина смог выдавить из себя только одно:
— Кажется, я обмочился.
Знакомая
Попал я как-то в новую компанию, и подошла ко мне для знакомства очередная парочка, муж с женой.
— Будем знакомы, — сказал муж и представил себя и супругу. — Меня зовут Геннадий, а это Валерия, моя вторая половина. Не самая лучшая, надо заметить, а если уж говорить, не лукавя, то это та самая свинья, которая всегда грязь найдет.
— Это он про мой веселый нрав, — спокойно пояснила Валерия и тут же, при муже и гостях, недвусмысленно мне подмигнула.
Я смутился.
— Не церемоньтесь, — успокоил меня ее муж, — она все равно в штаны к вам залезет. Здесь нет ни одного смертного, с кем бы она не переспала.
— Ох, Генка, не предвосхищай событий, а вдруг товарищ бессмертный, — шутила Валерия, все больше и больше смущая меня своей развязностью и кокетством.
— Это в смысле «Кощей»? — хохотнул Геннадий и, заметив приятеля, оставил нас.
Я стоял в оцепенении и не знал, как на все это реагировать. К подобной свободе в общении с малознакомыми людьми я не привык.
Пророчества Геннадия стали сбываться уже за столом, а то, что я не «бессмертный», она мне объяснила той же ночью.
Затем встречались еще пару раз; она просила, чтобы я отвел ее в Храм. Грехи замаливать намеревалась. Но поход в церковь, начавшийся с милостыни нищим, закончился покупкой свечей и водружением их перед иконами. На большее ее не хватило. Ни исповедаться, ни службу отстоять она не захотела.
Сказала: «Как-нибудь в другой раз».
И мы поехали развратничать ко мне на квартиру.
— Мой муж милиционер, а я бывшая валютная проститутка, теперь домохозяйка, —
— Сотрудники, как правило, на учителях или на врачах женятся, — сказал я.
— Да. Точно. Нижние чины, а мой-то давно уже не «мальчик». По молодости лет и у него была жена «дохтурша», ходила в белом халате не только на работе, но и дома.
И постоянно его пичкала таблетками. Да, и то сказать, ты прав, по образованию я — учительница. Педагогический, в свое время заканчивала. Ну, а потом понеслось. А сказать точнее, понеслась Валерка по «кочкам».
Генка тогда меня спас, из трясины вытащил. Я за это ему всегда, по гроб жизни буду верна и благодарна. Он потому так легко и относится к моим интрижкам, что знает — в душе, в сердце своем, я всегда с ним. Ведь он же у меня единственный.
«Ну, — думаю, — и живи с мужем, раз у вас такая идиллия».
Перестал с ней встречаться, а потом узнал от общих знакомых, что и у «единственного» запас терпения кончается. Стрелял Геннадий в нее из своего табельного оружия, лежит Валерия в реанимации. В нее стрелял и в очередного «смертного». Жену покалечил, «смертного» убил.
А ведь и я мог оказаться на месте последнего.
Издержки профессии
Гинеколог Сергей Ксенофонтович Лобков приехал в родное село хоронить отца. Избежать неприятных разговоров с односельчанами не удалось.
На поминках он напился, вышел посидеть, покурить на скамеечку у дома и к нему подсел сосед, Кузьма Иванович, давний друг отца. У них завязался разговор.
— Ксенофонт говорил мне, что у тебя специальность бесстыжая, — начал дядя Кузьма. — Бабам под юбки заглядаешь, да с них же за это деньжищу дерёшь.
— Стыдно Вам, Кузьма Иванович, такие вещи говорить. — стал оправдываться Лобков. — Начнём с того, что деньжищ не платят, в пору нищенствовать идти.
— Знать, тебе и деньги не важны, лишь бы только под юбку заглянуть?
— Да, зачем мне под юбки заглядывать? Честное слово. Юбки снимаются и женщины, конечно только в медицинском аспекте, показывают то, о чём вы с таким вожделением говорите.
— Да, что ты? Не брешешь? Вот бабы. Ни стыда, ни совести. А я ведь всегда знал, что город до добра не доведёт.
— Вы, наверное, не понимаете, что я врач, что есть женские болезни. Я не от большого удовольствия этим занимаюсь.
— Ну, хоть не врёшь.
— В каком смысле?
— В прямом. Признался, что хоть и не большое удовольствие, но получаешь.
— Да, у Вас какая-то склонность, дядя Кузьма, всё шиворот на выворот переиначивать.
— Ладно, ты только на меня не сердись. Давай, объясни мне свою работу по- своему.
Забыв о том, что перед ним сидит семидесятилетний дед, который всю сознательную жизнь пахал и сеял, Лобков стал ему толковать про эрозию шейки матки, про непроходимость фаллопиевых труб. Кузьма Иванович слушал его и дивился.