Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
Вдалеке раздается вой, это волки выходят на ночную охоту. Джейн отступает на шаг и протягивает за дверь руку. Ал с её места не видно, но ей кажется, что там ружье. Кто бы отказался от оружия, когда опасность представляют не только злые духи, но и дикие животные. У Алисы только лук и стрелы, она стреляет настолько плохо, что может только отпугнуть или слегка оцарапать, но не убить. Не правы те, кто говорит, что стрелять из лука — как кататься на велосипеде, один раз научившись — уже не забудешь. Глупости, прошло почти пять лет, и Алиса не умеет ничего, она даже не уверена, что лук и стрелы сделаны правильно, что правильно сплетена и прикреплена тетива.
— Поезжай! — торопится Джейн. Она выключает фонарь над дверью, сворачивает навес, оглядывается по сторонам. — Давай же!
Ричард быстро
Она поднимает руку и стучится, удары получаются мягкими и глухими из-за перчаток. По ту сторону шуршит и щелкает замок, Джейн открывает со словами: «Ты что-то забыл, Ричард?», и замирает в ступоре. Они не встречались часто, но сейчас Алиса готова обернуться, чтобы убедиться, что вокруг не обреченное Чистилище. Вселенская усталость в голосе не послышалась, Джейн сейчас вся — один растерзанный нерв, она тает, истекая болью и безысходностью, отравой от убитой надежды. Вместо жажды деятельности в глазах пустота, черная воронка. Истинная боль — боль от потери света внутри себя. Хочется спросить: «Вы точно Джейн Фостер? Может, я ошиблась?». Хочется встряхнуть её, закричать: «О, боже, я не выдержу еще боли, Джейн! Почему, Джейн?»
— Алиса? — с сомнением спрашивает Джейн, светя на неё фонарем. — Ты ведь Алиса, верно?
— Верно, — кивает Ал. — Мне нужна твоя помощь.
В трейлере Джейн пахнет травяным чаем и выпечкой. Свободного пространства — только тонкая тропинка от выхода к кровати. Всё остальное завалено бумагами и фантиками, заставлено приборами, затянуто проводами. Снаружи дом кажется небольшим, но внутри всё размещено компактно и с умом. Налево от двери — рабочая зона со столом и небольшим угловым диваном, прямо перед дверью печка и мойка, чуть дальше постель, наверху, по всему периметру развешаны навесные ящики, где хранится большая часть вещей. Алиса оглядывается, неловко переступает с ноги на ногу, боится пошевелиться. Здесь едва хватает места для хрупкой Джейн, хватило бы и для Алисы, будь она в своём маленьком и компактном теле, но существо, в которое она превратилась, больше и несуразнее, уродливее, чем было до того. Алису тошнит от самой себя сильнее, чем от токсинов в организме.
Джейн суетится, расталкивая беспорядок по углам, расчищая место для гостьи. Она убирает коробку с мусором с дивана и приглашает Ал сесть.
— Будешь чай или кофе? — предлагает она, наливая в электрический чайник воду из большой бутыли и щелкая кнопкой.
— Кофе был бы не плох, — отвечает Шутер, с трудом размещая несуразные ноги под низким столом. Она стягивает куртку, поправляет сбившийся воротник водолазки, чтобы скрыть чешую, оставляет перчатки. Показывать Джейн то, что вошло в её дом, пока нет нужды. — Есть лекарства? Мне нужно жаропонижающее, обезболивающее… Всё, что сможешь найти.
Джейн осматривается по сторонам, пытаясь понять направление, хлопает ящиками, наконец, достаёт большой контейнер с красными крестом на боку. Ал перебирает блистеры и коробочки, флакончики ударяются друг о друга с мелодичным звоном, шуршат упаковки бинтов. Когда перед ней опускается большая чашка с крепким черным кофе — в руке горка разноцветных таблеток. Она никогда не думала, что дойдет до подобного. Горечь прокатывается по языку, тошноту удается сдержать с большим трудом, а кипяток обжигает горло. Взгляд сам собой останавливается на ярком пакете с зефиром, что лежит в стороне, и Джейн тут же разрывает его, кладёт рядом. Ал тянется взять кусочек, смотрит, как нежная пудра остается на грубом материале перчаток. Будто мир, оставшийся за гранью безумия, касается её. Первый
— Давно ты здесь? — спрашивает Фостер, присаживаясь со своей чашкой. Они достаточно времени провели в неучтивом молчании, наконец, они его разрушают.
— Около четырех месяцев, — отзывается Ал. Сладость растекается по рту, смешивается с горечью таблеток и желчи, и от этого еще противнее.
— А Тор? — Джейн немного смущено задает еще вопрос.
— Тора здесь нет. Никого здесь нет, — получается обреченно, но правдиво. Были бы они здесь, допустил бы кто подобное с ней превращение. — Почему ты здесь? — они обмениваются вопросами, как теннисным мячиком, отбивая со звонким треском.
Легкое оживление спадает с лица Джейн, женщина осторожно ставит чашку на стол — это лучший ответ на вопрос. Попытка сбежать туда, где никто не станет искать, где никто не будет мешать зализывать раны, собирать, ранясь еще больше, осколки разбитого сердца. У них, если подумать, это даже немного семейное, когда-то точно так же бежала от безумия Тони в снежную пустошь Пеппер, как легко стало Ал дышать, когда она забылась в холодном плену собственного тела. Теперь Джейн.
— Тор хотел познакомить меня с родителями, — ровно говорит Фостер. — Мы прибыли в Асгард, его мать тепло встретила меня, а его отец назвал меня козой, явившейся на пир, и приказал увести.
— А что Тор? — Ал не верит, что тот мог промолчать, не встал на защиту.
— Ничего. Ничего не сказал, ничего не сделал. Я думала… Хотя, не важно. Он прав, его отец, в какой-то степени. Тор — будущий царь, его жена должна соответствовать, а я просто никто с Земли. Я видела, как смотрела на меня эта девушка из его друзей, Сиф, кажется. У Тора будет, кем меня заменить.
Это больно, Джейн произносит всё так, будто смирилась, будто с самого начала знала, что это неизбежность и всё, что случилось с ней и Тором — просто случайность, короткое приключение после которого не останется ничего кроме разочарований и воспоминаний. Сейчас она считает себя пустышкой, но Алиса может рассказать о том, что (не)случится. О сильной женщине, берегущей своих детей, о раскаянии в глазах Одина, о том, что Тор не оставил её до самой смерти. О том, что она не права, что Тор любит её, что он ни на что не променяет её. Единожды принятое его решение становится единственно верным… Ал не знает, как сказать, но ей всегда казалось, что Тор не из тех, кто поступается подобными вещами в обмен на что-то малозначимое. Но сейчас с другой точки зрения, не наполненной чувствами и верой в любовь, в человечность людей, прав и Один. Тору — править, Тору — быть царём однажды, Тору — вести за собой народы. Он должен думать головой, а не решать сердцем, ему быть примером для других, а чему научит глупое слепое сердце? Водой здравомыслия гасится пламень любви. Пусть любовь и ни разу не грех, царю она не помощник. Неразумно полагаться на предчувствия, интуицию и веру. Нельзя принимать решения под влиянием эмоций.
— Я всё равно не верю, — почти всхлипывает Ал.
Если она позволит себе поверить, то это будет означать, что и Клинту она не важна. У неё нет опыта, у него есть, разбегутся — у неё будет опыт, а ему всё равно. Так есть ли вообще смысл в отношениях, можем ли мы тратить свою жизнь на этот опыт, если после нам будет всё равно? Людям так нужна стабильность и неодиночество. Хочется прочной колеи, по которой покатится жизнь — любовь, женитьба, общее взросление и новая совместность. Откуда это возьмется в восемнадцать, а то и в тридцать лет? Алиса пытается дышать, но в горле комом горечь. Она не может решать за других, не может навязывать им своё мнение и диктовать, как жить, пусть даже когда-то это было правильно. Мир изменился, она изменила его, возможно, что отдалив конец всего человечества, она разрушила сотни жизненных линий, отвела их пути от точки пересечения. Джейн и Тор, и другие, имеют право на новый выбор и новую историю.