Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— … говорить о своих чувствах, тем более о таких, значит, показать слабость, выставить себя слюнтяем, каким-нибудь дрыщом…
— Неправильно толкуешь это слово, — вставляю ересь между репликами специалиста по подобным отношениям.
— Ты пришел сюда вот с этим, — сует под нос то, что я вручил ей пять минут назад в знак примирения, о котором, судя по тону ее голоса и построению громких заявлений, стоит навсегда забыть, — чтобы подлизаться, чтобы…
— Мы подлизываемся по-другому. Ты…
— Шутишь над
— Теперь, по-видимому, ты решила проанализировать те разы, когда стонала под этим телом? — оттопыренными большими пальцами впиваюсь себе в грудь. — Как я должен извиниться? Научи, пожалуйста.
— Ты закрытый человек, Свят. Тут, — укладывается своей щекой на верхнюю половину моего тела, а я шарахаюсь, пытаюсь отступить, спотыкаюсь, застываю и перестаю дышать, пока Шепелева натирается лицом о мою рубашку, прослушивая то и дело сбивающееся с нужного ритма судьбой проткнутое насквозь больное сердце, — спрятано то, что никому, никогда, под страхом смертной казни ты не покажешь. Только избранному человеку, да? Так болит? Опустошает? Жить мешает?
— Нет, — отрицательно мотаю головой.
— Я буду вести тебя, Святослав Сергеевич, но при одном условии. Это ты хотел обсудить? Не знал, как начать, поэтому был неоригинален: цветы и сладкий стол. Не хватает шампанского! Кстати…
— Джентльменский набор?
— Не пошли, Мудрый.
— Извини, — прыскаю, — еще раз, да? Презервативы необдуманно не захватил.
— Бравада, бравада, бравада. Пусть будет так! Значит…
Я замираю и осоловело, как ярмарочный Петрушка, выпучиваюсь на ее макушку.
— Мы будем разговаривать обо всем. О погоде, о цветах, о детях, о женщинах, о чем моей душе будет угодно. Это первое, товарищ подполковник.
— … — сглатываю, ловлю где-то возле зубов накатывающую снежным комом рвоту, сцепляю зубы и зажмуриваюсь до острой рези в сочащихся кровавыми слезами глазах.
— Я спрашиваю — ты незамедлительно отвечаешь!
— Какая выгода лично мне будет от всего этого?
— Твое здоровье и… — мысль странно обрывается, а Шепелева выкручивает себе шею и вот уже твердым лбом она просверливает кратер в моей грудине. — Семья!
— Что это значит? — не двигая губами, цежу, разбрызгивая слюни.
— Юля может приводить ребенка, если ей понадобится помощь. Я возьму их. Не будет проблем…
— С ними все хорошо, — обхватываю сильно выгнутые в мою сторону худые плечи, оттаскиваю Лесю от себя. — Мой сын не будет посещать этот кабинет, чтобы порадовать тебя или встретиться со мной.
— Принято! Услышь меня, пожалуйста, Святослав. Дурные игры в отношения со мной закончены. Как неудачная, незасчитанная, неодобренная жюри попытка. А твоя детская молчанка и по-женски подкатанные
— Комплимент? — от всей души и силы раскачиваю желваки, стачивая под корень зубы.
— Отменяются на весь срок терапии, как не вызвавшие заявленного в инструкции эффекта. Будем считать, что на твои перья я не повелась.
— Я, по-твоему, кадрил тебя?
— Это мы уже обсудили, Святослав. Но отныне ты будешь с удовольствием, переступая через себя, конечно же, насильно, по принуждению делиться всем, что терзает твою душу, голову, физически изматывает, заставляет неадекватно себя вести, ты начнешь рассказывать и переживать в реальном времени то, что нужно исправить. Ты откроешься…
— Это трудно. Я не смогу.
С каких-таких делов я стал пришепетывать, заикаться, кусать себе язык, а главное таращиться обеденным кролем на эту мелочь? Мелочь по сравнению со мной.
— Если ты великий психиатр, то должна понимать, — стопорюсь в высказываниях, потому как принимаю задницей другой настойчивый звонок. — Это тяжело. Открыться, например, тебе, означает…
— Слово не сдержать? Ты под присягой? — она кивает на мой низ. — У тебя зад вибрирует, Свят.
Очень ценное наблюдение.
— Обойдется.
— Всего доброго, — поднимает руку, внимательно изучает круглый циферблат своих часов, чему-то улыбается, а затем вдруг добавляет. — Это первый сеанс, когда ты не играл, по крайней мере, удавалась роль весьма посредственно и ты производил впечатление нормального живого человека, у которого появилась в жизни цель.
Вот же… Стерва-а-а-а-а-а!
— Разрешите быть свободным? — отступаю, намереваясь сделать разворот.
— Вольно! — ресницами дозволение подтверждает.
Выкрутила, как тряпку, а я и не заметил. Чуть, блядь, не расплескал свое дерьмо. Она случаем не из этих? Тех, которых в народе называют беспринципными дознавателями, я же величаю по-простому — жутко страшными людьми.
«Занят, да?» — пялюсь в свой экран, прочитывая принятое в течение трех секунд после выхода из камеры инквизиторских мероприятий скупое сообщение от Сергея.
«Нет» — печатаю быстро и с той же скоростью отсылаю.
«Забери меня, Святик» — прилетает незамедлительно в ответ.
Только этого мне не хватало!
«Хорошо. А Вы где?» — набиваю пальцем чертову чечетку, пока жду координатную сетку от отца Юлы.
Паб! А это, чтоб его, увесистая сотка. Это жирно и отлично. Это… Охренеть!
Полдень не за горами, а он куролесит в баре, в забегаловке, которой по совместительству и заправляет? И это… Мой как будто бы отец!
До нужного мне места добираюсь на крутом такси. Надоело пресмыкаться, отоваривая аренду, а свой автотранспорт находится в части на стоянке. Или в боксе. Или где-то в гараже.