Через двадцать лет
Шрифт:
– Что… Ох, Господи, ты запомнил? – Сэм недоверчиво замирает и вдруг смеётся, тоже вернувшись к некогда созданной метафоре и любимому выражению. А затем, скрепляя повторное знакомство, кладёт руку на плечо режиссёру.
– Что ж, отныне мы – ещё и коллеги. Прибереги-ка длинную историю, и добро пожаловать в театральную семью, Александр Гаррет!
* * *
Шло время. Молодой постановщик набирался опыта, учась не идти следом, а вести за собой. Учась решать, рисковать и побеждать, отдавать команды и предвидеть на три этапа вперёд. Театр Гордона, представший перед глазами после долгого отсутствия, показался ещё красивее, чем прежде:
Нельзя сказать, что Алексу это не нравилось.
Он понял, что здорово соскучился и готов сразу взяться за работу. Он так и сделал, мгновенно обосновавшись в коллективе и отлично поладив с заместителем Сэма – Джексоном. Или Джей-Джеем, как его порой звали. Вверх-вверх и дальше – что ещё нужно, правда? Жизнь завертелась, разогналась и рванула вперёд, параллельно карьере.
В какой-то момент плотный узел разорвался одним-единственным событием – смертью матери. Лили Роджерс, положившая силы на возвращение сына к жизни, за свою не поборолась. Но она избежала трагичности, умерев во сне, быстро и спокойно. Будто так и нужно было. После, наверное, стоило благодарить «Гамлета», за возможность переключиться, не думая о тяжёлом и мрачном. Негласно первый спектакль Алекс посвятил именно матери, даром, что ни в одном интервью это не упоминалось. А позже и вовсе не было смысла затрагивать тему – он снова справился и снова шагал вперёд.
Он шагал, стиснув зубы и преодолевая слабости. Научился легко разбираться в пёстрой россыпи звёздных имён – актёры приходили и уходили, со многими укрепилась дружба. О проектах Гаррета и творческой атмосфере в них всегда говорили с теплотой, хотя сам Алекс не считал себя выдающимся гением – он старался понимать и рассчитывал на ответное понимание. Нередко думал о матери, стремясь к перенятой у неё человечности. Возможно, секрет был исключительно прост?
Совместных проектов, кстати, не избежал и Абрахам Дженнингс. Голливуд почти сразу вцепился в молодого выпускника, и ролей становилось всё больше. Но университетский друг, таскаемый по вечеринкам и мастер-классам, имел преимущество и право нарушать актёрский покой любыми предложениями – последние улучшали настроение и рассматривались в обязательном порядке.
* * *
Шло время. Когда режиссёрский труд начал приносить первые награды и успех, слова Эйба об учебном комплексе неожиданно стали правдой. Расцветал город и, разумеется, расцветали возможности культурной составляющей. Эйвери-маунтин и его театры из факта превратились в модное явление. Алекс, мотавшийся между Гордоном и Современным Драматическим, засвидетельствовал эту истину лично. Может, именно город оказывал на него такое влияние, продолжая менять? Съёмная комната давно уступила съёмной квартире, а та – уже собственной. В газетах и на радио всё чаще говорили о протеже Сэма как о некоем талантливом открытии. Путь продолжал уводить вверх и вперёд.
Накануне тридцатилетия коллеги задумали хорошую вечеринку для режиссёра, но Абрахам играючи опередил их. За два дня до праздника, отзвонившись, договорившись и проявив таланты разведчика, он выдернул друга из театральных стен, взяв с собой на выездные съёмки. Ничем особенным нынешняя роль не отличалась, но дело было не в ней. Песчаный карьер, куда в полдень добралась группа, пронизывали солнце и ветер. Несколько трейлеров стояли поблизости,
– Когда молодёжь сама делает нужные трюки – это приятно, - доверительно шепнул Абрахам, - актёр греет самолюбие, а смета пропускает лишние расходы на каскадёров. Сигаретку?
– Пожалуй.
Они вдвоём сидели возле трейлера, куда песок не долетал. Алекс, быстро освоившись в новой обстановке, с удовольствием затянулся и посмотрел на мотоциклистов. Его взгляд не укрылся от подозрительно довольного друга.
– Джеф или Хью? А, неважно, оба мечтают покатать тебя в следующий перерыв, я уже всё устроил.
– Что?
Смяв сигарету, режиссёр уставился на Эйба.
– Я серьёзно, - подтвердил тот, - не переживай, транспорт у них собственный и застрахованный – это раз. Оба мальчика были год назад на твоём открытом занятии и любят твои спектакли – это два.
– Байкеры-поклонники? – Алекс оглядел актёров уже заинтересованно.
– Я помню какого-то Джефа, он расспрашивал тогда о погружении в образ.
– Вот снимет шлем – и проверишь, твой ли. Заодно сам погрузишься в образ гонщика.
Внеплановая авантюра представлялась сомнительной, но огорчать Эйба, устроившего побег с репетиций, не хотелось. А несколько часов спустя, когда Алекс надел шлем и уселся на первый из мотоциклов, стало ясно, что огорчение вряд ли предвидится. Джеффри Аллен – тот самый, что посетил его занятие – лихо стартовал с места, подняв красивую волну песка и сопровождая манёвр победным кличем завоевателя. Алекс зажмурился, вцепившись в молодого актёра, потом осмелел и открыл один глаз. За ним – второй. Потом с улыбкой вошёл во вкус и постарался расправить плечи.
Когда время вышло, и Джефа сменил Хью Грейвс, не менее азартный и скоростной, Алекса уже переполняли впечатления. От весёлой болтовни и виртуозных поворотов сердце колотилось в счастливо-сумасшедшем ритме. Он был искренне благодарен Эйбу за сюрприз и теперь точно знал, чего хочет – научиться ездить вот так же, легко и лихо. Наверное, внутренняя сумасшедшинка тянулась не только к режиссуре – она хотела ещё чего-то, опасного и приятного. Совершенно ненормального. Алекс дал себе слово освоить рискованную науку и обзавестись однажды собственным мотоциклом.
* * *
«Луиза Шоу – запрос не дал результатов».
«Луиза Шоу – нет информации».
«Луиза Шоу – сведений нет».
Вряд ли он ожидал чего-то нового, раз за разом пытаясь выяснить адрес. Да какой там адрес, в сущности – собрать крупицы сведений, хоть что-то новое, что могло бы появиться в архивах за прошедшие годы. Когда настало время вспомнить? Уже давно – сразу после выпуска из института и прощальной вечеринки, когда Алекс понял: грядёт возвращение в театр, так и не показанный дорогому человеку. И осколки Джимми заворочались, подсказывая, что теперь пора. Теперь можно думать о Луизе, не боясь боли.