Через двадцать лет
Шрифт:
– Мои друзья с неприятностями столкнулись, но это – уже пройденный этап.
– Точно?
– Точно.
Рэйчел Дженнингс, как истинный оркестрант, совмещавшая несколько дел одновременно, перехватила флейту поудобнее, прикончила бутерброд, и погладила отцовское плечо.
– Вот и прекрасно. Между прочим, я ужасно соскучилась, мотаясь по штатам. Через две недели ехать в Мексику, и там, возможно, мы пересечёмся с мамой, а пока вот с тобой удалось… Тут ничего интересного не происходило?
– В двух словах и не расскажешь, - вздохнул он, слегка отстраняясь, - пойдём-ка, сделаем чаю и тогда уж нормально пообщаемся.
* * *
И хотел бы Алекс сказать, что пробуждение принесло лишь пару конструктивных идей для монолога, да незначительное волнение, но это было не так. Вначале он понял, что на него кто-то смотрит, потом – что смотрит пристально… А потом глаза открылись, и прямо по курсу обнаружилось взволнованное женское лицо.
– Джимми?
– Луиза?
Наверное, зарождалась традиция – просыпаться в отголосках прошлого. Мать Эрики сидела возле его кровати и явно находилась в лёгкой степени шока. Или не очень лёгкой… За её спиной стоял Дэн, чья пантомима сигналила другу о предварительных результатах. За истёкшие минут десять, если верить сигналу, обмороков не случилось, а в ближайшие десять, возможно, и не предвиделось. Алекс нахмурился, гадая, сколько баллов уготовано его «буре» – по крайней мере, Луиза в палате без надуманной компании…
– Ну, я подежурю снаружи, - громко оповестил Дэн, уловивший правильность момента. Подойдя к соседней кровати, он наклонился и шепнул что-то на ухо девушке. А может, просто поцеловал. Эрика, тоже не спавшая, поймала руку любимого на секунду, а затем вздохнула, провожая его взглядом.
Дверь закрылась, и повисла напряжённая тишина.
– Доброе утро, пап.
– Доброе, - отозвался Алекс, улыбаясь. Последнее слово позволило думать, что разговор накануне не пригрезился, а был настоящим. Женщина, сидевшая рядом, прижала руки к груди – ладони будто считывали удары неугомонного сердца.
– Прости, пожалуйста, Луиза. И здравствуй.
– Здравствуй, - повторила та, переводя испуганный взгляд с дочери на режиссёра, - Дэниел сказал мне насчёт Эрики… Что её спас друг… Что вы…
Не договорив, она уронила одну руку на колени и накрыла другой.
– Как вы… То есть, как это возможно? Я всё выслушала, но, боюсь, совершенно ничего не поняла, - призналась женщина. Она обращалась не к кому-то конкретному, а поочерёдно к обоим.
Справа заворочались, приходя на помощь.
– Мам, мы в порядке. Почти. И я его нашла. Мы встретились случайно, но я понятия не имела, что Алекс Гаррет – это Джимми Роджерс. Да, тебе ничего не говорили, но по другой причине, уж поверь… Всё вышло запутанно, и каждый из нас запутался.
– Дэн упоминал нападение…
– О да. На нас напали, и якобы не без причины…, - ища подходящие слова, Эрика повернулась к отцу, - теперь ты помогай…
Луиза Рубинштейн (до чего странно прибавлять к ней эту фамилию!) мало изменилась за двадцать пять лет. Похожая причёска, тот же взгляд, наклон головы – нельзя не узнать. Закрыв глаза и прекратив извинительную речь, можно было бы представить, что… Нет, представлять он не собирался, но и не отрицал, что она классно выглядела. И не особо рассерженно. Скорее – сильно-сильно шокировано, со степенью осечка вышла. Поставив стул третьей вершиной треугольника, женщина села между кроватями, слушая сдвоенные объяснения. Дрожащие пальцы теребили рукава, а взгляд – Господи, сколько всего там было! – скользил по дочери и по человеку, которого Луиза уже не надеялась увидеть. Происходящее напоминало сдачу актёрского мастерства самому себе – Алекс говорил, отпуская фрагменты сложного красочного пазла. То, о чём никогда не знала Эрика… То, о чём понятия не имела её мать. Вот, не выдержав, последняя встала со стула, сложила руки на груди и прошлась по свободному участку палаты. За пальцами начали дрожать губы, вопросы то опережали повествование, то обрывались. Голову заполнили давно отторгнутые вещи… О чём Джимми Роджерс мечтал, сидя в переулке Брикброук? О ненависти? О браке возлюбленной? О семейном счастье Джульетты без Ромео?
Здорово, что обмороков нет. А не представлять давнюю встречу уже не получалось. Когда слова иссякали, Эрика приходила на помощь, возвращая от прошлого к настоящему: к знакомству, дружбе, театру и обнаруженной правде. К тому, во что потеряла веру, и что, под влиянием эмоций, открылось два дня назад.
Кошмар, по ощущениям-то минуло не меньше недели…
Луиза судорожно втянула воздух и провела рукой по лицу, избавляясь от выступивших слёз. Эрика снова завозилась на своём месте – она бы охотно улизнула вслед за Дэном, но ей такая возможность не предоставлялась. С другой стороны, для людей, которые только что прошлись по биографии режиссёра Гаррета, мисс и миссис Рубинштейн держались великолепно.
– Очевидно, у меня замедленная реакция, и минуты через две я стану похожа на переваренную капусту, - так, это уже дочкино влияние – Луиза, достав платок, вытерла нос и возвратилась к оставленному стулу. Положила руки на спинку, - все описанные люди, события… Неужели такое бывает в реальной жизни?
Эрика сочла вопрос риторическим. Алекс пожал плечами – жест начинал входить в привычку. А сам он чувствовал себя крайне странно – личность опять раскалывалась пополам, сбрасывая лишнее.
– Ма, до капусты долго, - девушка переняла разговорную эстафету, - просто соберись и ответь – ты ещё в норме?
Луиза улыбнулась сквозь слёзы, подходя к кровати дочери.
– Кто кого должен спрашивать, милая? Недавно я думала, что жизнь незамысловата и лишена сюрпризов. Всё было привычно, а ты азартно тянула меня за собой, и юность моя существовала где-то на горизонте. Отдельно. Я полагала, у Джимми судьба устроилась, он забыл наш роман и правильно сделал. Потом выяснилось, что он умер. Позже – что умер не буквально. А там, на кладбище, сердце ведь едва не выскакивало…