Через двадцать лет
Шрифт:
– Как бы твоё «очевидно» Луизу на месте не убило. Или она сама захочет убить меня. Или будет не одна. Чёрт, Эрика ей наверняка про кладбище рассказывала… Эйб, ну почему всё так по-идиотски?
Убедившись, что друг перестал ёрзать и ведёт себя прилично, актёр с комфортом откинулся на спинку стула.
– Трудно сказать. Если вопрос риторический, то не имею понятия. А если ты мыслишь менее глобально… Это – твой хороший шанс, Алекс.
– Шанс?
– Как я вижу.
Алекс, фыркнув, закрыл глаза. Слова Эйба ничуть не обнадёжили, наоборот – в общем контексте он бы охотнее предпочёл дознания и опознания или творческую рутину. Или радость за Дэна, который дождался невозможного в своей семье. А что же его собственная семья? Эрика… Луиза… Прежде не имелось никого, а теперь, выходит, они есть? Да ещё с необходимыми объяснениями?
– Мне будет, о чём подумать ночью, - протянул, в итоге, мужчина, рассматривая потолок. Лишний раз обрадовался, что кровь бурлит от медицинского коктейля – тот мешал остро воспринимать эмоциональный бардак, а значит, оставалось единственно правильное, - спасибо за новости, старина. За все. И за творческие «жертвы».
– Брось, уже завтра «жертвы» не предвидятся, - сыронизировал Эйб, - чувство долго не позволит вечно использовать дублёра, поэтому вместе с Луизой жди Дэна – конечно, спектакль опять достанется Спенсеру, но миссис Рубинштейн постороннему не вверишь.
Абрахам был прав, Алекс знал это. Как и то, что в личный бардак, вольно или невольно, попали самые близкие люди. Ещё какое-то время он лежал, примериваясь к новостям и предстоящей извинительной речи, затем друга смело со стула укоризненным взглядом – нагрянувший доктор неумолимо прервал визит. Распрощавшись, Алекс вытерпел мини-осмотр и вопросы об ощущениях, сопутствующий осмотр Эрики и уже свои вопросы на её счёт. В лёгком смятении поглазел за окно. Помечтал о сигаретах и спокойном сне, которые вряд ли светили. Когда безукоризненно вежливый врач удалился, добавив обезболивающего, режиссёр попытался расслабиться и не думать. Ненадолго и ни о чём. Но тут услышал с соседней кровати тихое:
– А ведь я с ней дружила…
* * *
Вцепившись левой рукой в одеяло, он пришёл к выводу, что никогда не видел потолка чудеснее. Однако притворяться и не думать было поздно – Алекс вновь повернулся к Эрике. Изначальное «Ты не спишь?» за секунду трансформировалось в более уместное:
– И давно ты не спишь?
Девушка пару раз моргнула, изобразив то, что в вертикальном положении сошло бы за пожимание плечами.
– Я слышала ваш разговор о спектакле.
Пальцы отпустили одеяло. Алекс проследил глазами нить капельницы, и расстояние в два метра, терзавшее неловкостью.
– Ты в порядке? – вопрос был задан одновременно. Постановка вылетела из головы, взгляды пересеклись, и мужчина вдруг понял: кое-что изменилось.
–
– Запястья ноют. И вдыхать немного больно, - сказала Эрика, - начинаю понимать мучения Дэна.
– Это пройдёт. По словам Эйба, в физическом плане ты – молодец.
В поле зрения вернулись блестящие бабочки с цветов. Алекс машинально сосчитал их.
– Давай поговорим?
Короткие слова не дали определить, на какой цифре остановился счёт.
– Хочешь поговорить? – не переживи они за предыдущую ночь столько событий, мужчина бы поклялся, что настало труднейшее из них. Эрика, отделённая двумя метрами, тоже принялась теребить одеяло.
– Сначала не хотела, а теперь хочу. Мы ведь не случайно в одной палате, да? Нужно что-то сделать, раз так.
– Пожалуй…
Взгляды снова встретились, и стало ясно, что же именно изменилось – самое страшное и самое трудное Истхиллский мост унёс с собой, и, быть может, оно там и утонуло, в грязных водах пролива.
Быть может, пока не поздно?
– Я дружила с ней, с Мелиссой Йорк, - возвращаясь к началу, призналась Эрика, - в первый приезд сюда я помогла в метро девушке, сломавшей каблук. Её звали Мелли, и она искала хорошую компанию для раздела квартплаты. Я же искала жильё и любую компанию… Мы подружились, она восхваляла мой талант и мою пьесу, советовала идти на встречу с тобой, а потом активно интересовалась новостями… Как же бредово, что нас пыталась убить она!
– Ну, не бредовее моего с тобой знакомства, - заключил Алекс, готовый, с некоторых пор, верить в совпадения, - и не бредовее иных событий жизни.
– Я не знала, что они с Брэдли - родственники… А ты серьёзно готов был отдать им театр?
– Да.
Девушка накрыла левый бок ладонью и воззрилась на потолок, по примеру отца.
– Я ужасно сердилась из-за твоих обманов и недоговорённостей. Потом приготовилась использовать шанс – объясниться ещё раз. А потом случилось… остальное, и я поняла, как же сглупила. Ведь Беатрис умнее меня, и всё прочее для неё неважно, и стало ясно, насколько оно неважно. И страшно. Я испугалась за то, что Мелли могла со мной сделать, но там, на мосту, я больше боялась за тебя. Боялась не успеть. Она же хотела повтора изначальной развязки пьесы, где мой главный герой погибает…
С соседней кровати донёсся всхлип – упрямо глядя в потолок и закусив губу, Эрика смаргивала быстрые крохотные слезинки. Алекс вспомнил, что о чём-то таком они однажды разговаривали в «Перекрёстке» - об изменении финалов, мотивов и прочих нюансов сюжета.
– Успокойся, так или иначе, всё уже позади… И ты ни в чём не виновата.
– Хм, попытаюсь убедить себя.
Молчание.
<