Через двадцать лет
Шрифт:
«Да прекрати уже быть таким болваном!»
Они стояли рядом, догадываясь, к чему всё идёт, но не зная, как подступиться к этому. Восемь неудобных лет слились в глобальную недосказанность, за которой прошли годы не жизни, а существования. Доктор Спаркс не мог отменить их, но зато имел шанс повлиять на будущее. Шагнув к сыну, мужчина осторожно и неуверенно обнял его, анализируя импульсы реакции и выскребая на душе остатки храбрости.
– Может, сейчас –
– Я хочу извиниться перед тобой, давно хотел. И мне давноследовало и…
Почему же слов не достаёт?
– …я не знаю, как правильнее сказать. Позволь мне выговориться, ладно?
Щекой он уловил смутное движение. Кажется, кивок.
– Знаешь, я никогда не умел быть разным – меня зашорили и натаскали на дело всей жизни, призывая передать его потомкам. Я не понимал твоих стремлений, твоих идей и отличий. Да, мою вину не оправдать привитыми ценностями, но… Если уже поздно прощать, надеюсь, ещё не поздно извиняться.
Он говорил, боясь запнуться или остановиться. Менее ломко, более уверенно. Единичный импульс выравнивался, но слов по-прежнему не хватало. С другой стороны, он и не знал, какие они – те нужные слова, что иногда упоминаются в пьесах и фильмах. Вот Эйб Дженнингс наверняка их знает, знает и Алекс Гаррет, взваливший на себя чужие обязанности, а он… Леонарду оставалось верить в силу интуиции и в чрезвычайные обстоятельства, способные залатать шероховатости. Мягче и мягче. Он не лучший отец в мире, но он может рискнуть и сделать проклятый ответный шаг, он способен научиться! Времени было потеряно так много, но время ещё есть, правда? Мужчина говорил, вытаптывая давно разросшееся эго, вырывая эпизод за эпизодом, ошибку за ошибкой. Не взирая на контекст, а? Но, может, именно благодаря нему.
– Прости меня. Я не мечтаю о большем – только прости.
Дэниел не отталкивал его и не делал попыток вырваться. В какое-то невидимое волшебное мгновение старший Спаркс понял, что плечи сына расслабляются, избавляясь от защитных механизмов. А затем уже по его спине скользнула вверх правая рука – робко и уютно, словно всегда искала эту точку между лопатками, а найдя, торопливо сжала в пятерне ткань куртки.
– И ты прости…
– Что?
– За прошлый раз, и за те – другие, - неразборчиво шепнули куда-то в шею. Окажись Леонард менее внимательным, вряд ли бы услышал тихое шмыганье носом вслед за фразой. Но он словил нюанс, наравне с прочими – слишком важными и своевременными, чтобы теперь отстраняться. В глазах защипало, и точность импульсов была послана подальше – всё стало неважно. Время замёрзло, выдержка перегорела, и ни один здравомыслящий врач не поставил бы здесь диагноз.
В противоположном конце коридора Абрахам Дженнингс улыбнулся – не смотря на мельтешение персонала, он видел окончание
* * *
– Приятно, что мы оба остались на хорошем счету в полиции, - Бронвин, щурясь, смотрела на линялое предрассветное небо, которое за пару часов утратило зловещий синий оттенок. Служебный микроавтобус сменился госпиталем, тот – управлением, а последнее, задержавшись, уступило пробуждению улиц и компании Кента.
Детектив Карлайл повернулся к коллеге.
– Ты имеешь в виду, что иначе нас бы не погладили за вылазку?
– Угу. Скорее ощипали бы, щёлкнув по носу – мы же допустили жертвы, не смогли контролировать ситуацию и всё такое…
Разговор бывших боссов и подчинённых закончился недавно – дело торжественно и насовсем ушло под официальный контроль полиции Эйвери-маунтин. От неизбежной витиеватости процедуры Бронвин испытывала смешанные чувства – радость, несомненно, ведь моральный долг достиг финиша. Ещё - пустоту. Недовольство некогда родной службой, медлительной властью и всем, что могло привести к катастрофе, поступи в управление изначально рядовой сигнал об угрозах. Если бы Эйб не осторожничал и не обратился к ней. Если бы не копание в древних семейных разборках…
Нет, копания бы как раз не было – письма Алексу Гаррету, возможно, сочли бы мелким хулиганством в адрес знаменитости.
– Бронвин, у тебя комплексы стажёрки, при всём уважении к твоим предыдущим заслугам, - шеф почти насильно усадил её в свой автомобиль и вздохнул, - не надо так. Жертвы неизбежны, о чём мы оба, с нашей-то работой, прекрасно знаем. Но сегодня всё разрешилось лучше некуда – те, кто должен был уцелеть, уцелели.
– Ещё скажи, что я – молодец, - шутливо проворчала женщина, - не для протокола, Кент: так, как сегодня, страх меня и во времена службы не скручивал. Помогать близким намного труднее, чем посторонним людям.
– Знаю, - понимающе кивнул Карлайл, - тоже сталкивался, и не единожды.
Пауза.
– Ты не говорил прежде…
– Говорю теперь. Могу потом, если захочешь, осветить подробнее.
Они обменялись взглядами и внезапно улыбнулись. Напряжение последних часов выцветало вместе с красками неба, а неподвижный город с традиционным энтузиазмом готовился к новому дню. Бронвин подумала, что, если разобраться, она и правда молодец – поставила даже не точку в операции, а восклицательный знак. Словно прочитав мысли коллеги и наметив серьёзный план, Кент довольно потянулся к ремню безопасности.
– Я всё-таки воспользуюсь своим шансом и накормлю тебя завтраком – надеюсь, ты не возражаешь? Думаю, горячая еда и немного спокойствия – то, что нам сейчас нужно.