Черная мантия. Анатомия российского суда
Шрифт:
Каверин бросается в новую издевательскую психическую атаку: «Как я понимаю, предстоящая 18 марта встреча не была ординарной. Как Вы готовились к приему гостей?», «В каком количестве 10 марта 2005 года были приобретены лопаты?», «Каковы функции армейского одеяла в багажнике Вашей автомашины?»…
Пожалуй, пора опустить занавес над этим — уже третьим днем допроса подсудимого Квачкова, а то ведь так и самим можно ненароком сойти с ума. Какое отношение одеяла, куртки, лопаты, шашлыки, Генштаб на Знаменке в Москве имеют к делу, почему прокурора и мало не интересует причастность или непричастность подсудимого к покушению? Ведь ни одного вопроса по существу предъявленного Квачкову обвинения! Одни лишь психические
Следы покушения на Чубайса прокуратура ищет на Аляске (Заседание пятьдесят второе)
В уголовном законодательстве человек, пострадавший от преступления, именуется старинным словом потерпевший. В процессе по делу о покушении на Чубайса в таком статусе пребывают не получивший ни ссадины, ни царапины, ни ушиба, вообще ничего! сам главный экс-энергетик страны, и такие же целые-невредимые его водители с охранниками. У потерпевшего масса прав и привилегий, главная — можно не ходить в суд, не просиживать там дни, месяцы, годы, теряя драгоценное время. Потерпевший может и вовсе нанять себе стряпчих, которые станут представлять его интересы. Зовутся они представителями потерпевших, у богатеньких обиженных, таких, как Чубайс, этими халдеями забиты суды. Представителей потерпевшего Чубайса в процессе четверо: адвокат Шугаев, мрачный толстяк, вечно бурчащий себе под нос неразборчивые мантры, адвокат Коток, округлый здоровяк, безвредно молчаливый и, несмотря на цветущее здоровье, почему-то грустно взирающий на несовершенство жизни, адвокат Сысоев, длинный и тощий, со скрипучим голосом, навязчиво похожий на Дуремара. Четвертый представитель Чубайса — его соратник по приватизации, электрификации и нанонизации страны Гозман, превративший свою навязчивую идею стать обаятельным и привлекательным в профессию и смысл жизни. С пугающей косиной скользящего увертливого взгляда, с модной трехдневной щетиной на асимметричном лице, психолог и психоаналитик, как он сам себя представляет, Гозман присутствует в процессе, чтобы вызывать только ему известными способами симпатии и расположение к своему патрону, и, похоже, пастушить работу остальных представителей обвинения, да, пожалуй, и самой судьи.
Этот пестрый коллектив уже девятый месяц возражает, протестует, заявляет, фыркает, оскорбляет сторону защиты, свято блюдя чубайсовские интересы. Настала, наконец, и для них минута славы — право допроса Квачкова, где партию первой скрипки повел адвокат Андрей Шугаев. Шугаев, давно поняв, что выдвинутое обвинение против подсудимых — порожняк, доказательств нет, недаром солидные адвокаты, типа Кучерены, привлеченные запахом больших денег, активно было включившись в процесс по зову Чубайса, тотчас выскочили из него, оценив, что «85 процентов доказательств — фуфло, остальные весьма и весьма хлипкие», поэтому Шугаев не стал, подобно прокурору на предыдущих заседаниях, греметь совковыми лопатами да выбивать пыль из старого армейского одеяла из машины Квачкова, а, не мешкая, ринулся в политику: «До момента покушения на Чубайса Вы какие-либо угрозы в отношении Чубайса высказывали?»
Квачков: «Никаких угроз. У меня было к нему среднестатистическое отношение граждан России — омерзительно-презрительное. За три года в тюрьме у меня была возможность осознать зловещую роль этого человека в русской истории, и мои оценки его деятельности стали более резкими».
Шугаев прилипчив, как большой банный лист: «В каких-либо брошюрах Вы заявляли, что Чубайс — враг народа и что Чубайса надо уничтожить?»
Квачков: «Никогда не говорил, что это надо».
Шугаев: «Мы все смотрели фильмы про спецназ. Входит ли в подготовку спецназовцев ГРУ умение вскочить в автомобиль на ходу?»
Квачков осматривает Шугаева, оценивает его физические возможности: «Вскакивание в машины на ходу — опасное, бесполезное
Всем очевидно, что Квачков машиной не рискует. Дородному Шугаеву не вскочить даже в стоящий на остановке трамвай. Адвокат начинает злиться: «Квачков, скажите честно, Вы пытались убить Чубайса 17 марта 2005 года?»
Квачков отвечает симметрично: «Шугаев, скажите, зачем Вы с Гозманом это сделали? Все убежали, а Вас на снегоходе увезли, в прицепе».
Шугаев ярится: «Считаете, что 500 граммов тротила — это инсценировка?»
Квачков успокаивает: «500 граммов тротила между колен — это не инсценировка, 500 граммов тротила в канаве ниже уровня дороги — это инсценировка».
Шугаев: «Почему Вы считаете это инсценировкой? Как бы Вы сами организовали покушение?»
Квачков: «Ключевым понятием здесь является тротиловый эквивалент. Он составляет не более 500 граммов. Расположение взрывного устройства ниже полотна дороги — еще один аргумент инсценировки. Следующий аргумент в пользу инсценировки — Чубайс приехал в РАО на другой машине, но два суда это скрывал. Сама машина БМВ Чубайса срочно продана. Зачем? Чтобы скрыть следы некачественно исполненной имитации, а именно: машина была расстреляна не на ходу. Вам мало доказательств имитации? А ведь перечисленное мною далеко еще не все. Вопрос о том, как бы я организовал покушение, считаю провокационным».
С обиженным видом Карлсона, которому отказали в банке варенья, Шугаев удаляется на место.
Допросить подсудимого под занавес дозволяют девушке-прокурору Колосковой, за субтильную фигурку и невысокий росток ласково прозванной в зрительских рядах «прокуренком». У прокурора Каверина она в подхватных, все время выглядывает с любопытством из его подмышки, вопросы задает по-ученически старательно, ощущение, что для нее важнее не суть вопросов, а наработка металла в голосе да беспощадности во взоре: «Подсудимый, почему Вы оспариваете массу взрывчатого вещества, если экспертиза учитывает то расстояние, которое указываете Вы?»
Квачков начинает методично, по кирпичику разбирать бастион сомнений прокуренка: «В экспертизе сказано, что если расстояние от места взрыва до «девятки» Вербицкого было десять метров, то масса взрывчатого вещества может составлять 3,5 кг тротила, а если расстояние было 15 метров, то мощность взрыва была 11 кг. Я исхожу из реального местонахождения машины — не больше четырех метров от эпицентра взрыва. Пользуясь теми же формулами расчета, что и экспертиза, легко находим искомое — максимум 500 грамм тротила против бронированной машины Чубайса, которой нипочем и 15 килограммов тротила».
Колоскова: «Подсудимый, почему Вы так часто общались с Иваном Мироновым?»
Квачков: «У меня была идея использовать в своей диссертации наработки Ивана по продаже Аляски, что являлось темой его диссертации».
Колоскова: «Еще на какие темы Вы разговаривали с Иваном Мироновым?»
Квачков: «Вопросы касались его отца».
Колоскова: «Сколько телефонов было у Ивана Миронова?»
Квачков: «Я думаю, два или три. По крайней мере, один для своих, один общий».
Колоскова: «Назовите номер, по которому Вы с ним связывались».
Квачков: «Вы это серьезно? С Вами все нормально?»
Судья прерывает блиц-опрос требованием к Квачкову: «Ответьте: помните или не помните. Что устраивать представление».
Но представление как раз устраивает прокуренок Колоскова. Причем очень захватывающее: «Какие объекты Вы посещали на улице Василия Петушкова?»
Квачков изумленно: «Я даже не знаю, где находится эта улица».
Знает Колоскова: «Рядом с Походным проездом».
Но если Колоскова знает такое, то Квачков справедливо решил, что тогда она знает все и резонно интересуется: «А что я там делал?»