Черная мантия. Анатомия российского суда

Краснокутская Любовь Васильевна

Миронов: «Ваша честь, не могли бы Вы уточнить, какие именно мои слова не подлежат употреблению?»

Судья аж дар речи теряет от возмущения: «Ваши слова, которые Вы произносили, я повторить не могу потому что, во-первых, Ваша просьба носит некорректный характер и оскорбляет суд, а, во-вторых, те слова, которые Вы произносите, я, как человек, физически произнести не могу. Не только процессуальным, но и непроцессуальным образом, м-м-м, путем, в непроцессуальной ситуации я таких слов не произношу!»

Мироновский диагноз незаконному судейскому произволу у Роберта Яшина, выступившего следом, вырастает в окончательный приговор: «То, что здесь творится,

это не судебное заседание, это — разборка. Она хуже, чем на блатном сходняке, там и о справедливости больше думают, и о равноправии сторон больше думают, и человеку высказаться дают перед тем, как принять решение, а здесь Ваши придирки к интонациям, взглядам и так далее — смешно смотреть. И это судебное заседание?! Еще удалить хотите?! У человека судьба решается, а Вы ему рот затыкаете!»

Переполненный напряжением, накаленный зал не выдерживает, взрывается криками: «Правильно!», «Позор!», «Это не суд, это — судилище!»

Судья жандармским взором отыскивает на зрительских скамейках бунтовщиков: «Назовите свои фамилии! Пристав, удалите тех, кто кричал!» и с притворным спокойствием обращается к подсудимому Яшину: «Яшин желает выступить или практически все сказал?»

Яшин сказал не все: «Я категорически против удаления Квачкова. Это делается с целью не дать ему говорить. Он логично выстроил линию защиты, которую Вы мешаете осуществлять под надуманными предлогами нарушений порядка подсудимым».

Последнюю точку в позиции защиты ставит Александр Найденов: «Законных оснований удаления нет. Удаление Квачкова будет иметь характер беззакония и вседозволенности».

Судья ожидает привычной солидарности от прокурора, но — о чудо! — прокурор против: «Прошу не удалять Квачкова, это лишит сторону обвинения возможности задать ему вопросы».

Судейское кресло приняло соломоново решение, где милосердие и кровожадность упокоились в зыбком равновесии: «Суд постановил продолжить допрос подсудимого Квачкова. Суд удаляет подсудимого Яшина до окончания прений сторон».

За пребывание Квачкова в судебном зале заплачено дорогой ценой удаления Яшина, вступившегося за честь и авторитет Суда. Но даже не эта циничная рокировка подсудимых иезуитским решением судьи Пантелеевой возмутила умы и души сидящих в зале журналистов. Заветное слово ЗАЩИТА, на которую наивно уповают сотни тысяч неправедно обвиняемых, стараниями судьи Пантелеевой, как и сотен подобных ей российских судей, постепенно теряет всякий смысл. Как оправдаться, как оборониться от обвинений в преступлении, которого ты не совершал, если суд никакие доводы не принимает, всякую оборону пресекает, факты, оправдывающие подсудимого, объявляет не относящимися к фактическим обстоятельствам дела, даже ссылки на материалы уголовного дела объявляет незаконными? Как защищаться, если защищающемуся и его защитнику просто-напросто затыкают рот, а то и вовсе выкидывают из зала суда за нарушение порядка в судебном заседании?! Ох, не хотела бы я быть на месте подсудимых, господа! А вы?… Но в том-то и состоит горькое лукавство современной российской действительности, что на их месте может оказаться КАЖДЫЙ ИЗ НАС! 

Сеансы судебной магии (Заседание пятидесятое)

Противостояние сторон обвинения и защиты в судебном процессе предусмотрено законом и самой логикой жизни: обвинители предъявляют суду доказательства виновности подсудимых, адвокаты вскрывают фальсификацию, подтасовку, неубедительность, недоказанность аргументов обвинения. Положенный законом в основу судопроизводства принцип

состязательности сторон реализуется в увлекательном зрелище поединка — кто кого переможет. Принцип состязательности в обыденной жизни воплощается в самых причудливых формах — от благородных, честных рыцарских турниров и дуэлей до кровавого мордобоя и кухонных перебранок. Все зависит от моральных качеств поединщиков, от высоты их нравственного духа, от способности или неспособности ударить в спину, подсыпать мышьяка или полония в чай соперника. Судебное состязание сторон не исключение. Здесь сходятся высокие и низкие человеческие страсти, здесь крепость духа сражается с прокисшим гнилым нутром, здесь правда и ложь крушат друг друга врукопашную.

Адвокат Першин продолжил допрос подсудимого Квачкова: «Зачем Вы использовали для освещения бани автомобильную аккумуляторную батарею?»

Квачков: «За два дня надежную безопасную проводку в баню было уже не сделать. Провод-времянка не даст дверь в парилку закрыть, а тонкий телефонный провод от аккумулятора для лампочки в 12 вольт в самый раз».

Першин: «Что это был за аккумулятор?»

Квачков: «70-ти амперный аккумулятор, а не 55-ти амперный, найденный на месте преступления. Это был так называемый «волговский» аккумулятор. До СААБа у меня была «Волга», и на «СААБе», и на «Волге» используется именно 70-ти амперный аккумулятор. 55-ти амперный аккумулятор, так называемый «жигулевский», у меня никак не мог быть».

Першин: «Вы бы смогли опознать свой аккумулятор?»

Квачков: «И я бы смог его опознать, и Карватко смог бы, поэтому ему и не предъявили аккумулятор из гаража для опознания…».

Судья резво кидается наперерез: «Я Вас предупреждаю, Квачков, о недопустимости затрагивания вопросов, относящихся к производству предварительного следствия! Я надеюсь, присяжные заседатели, что в связи с заявлением Квачкова, что аккумулятор для опознания Карватко не предъявлялся, я надеюсь, что Вы помните (она говорит с нажимом на слово помните — Л. К.) видеозапись, которая воспроизводилась в вашем присутствии с участием свидетеля Карватко, помните (снова нажим), что он заходил в гараж, помните (очередное ударение на слове), что он видел аккумулятор, и помните (так и вдавливает судья в сознание присяжных!) его пояснения о том, что это не тот аккумулятор, который он видел на даче!..».

Можно аплодировать судье: так мастерски провести сеанс программирования сознания присяжных заседателей не смог бы даже Кашпировский. «Вы помните», — многократно внушает она присяжным, и сознание внушаемого начинает фиксировать то, о чем он прежде знать не знал. Распознав магический сеанс внушения, не предусмотренный ни одной процедурой судебных слушаний, Квачков иронично интересуется: «Ваша честь, у нас в суде наступили прения? Я не могу понять…».

Судья, разозлившись за порушенные чары, резко обрывает его: «Квачков! Я предупреждаю Вас о недопустимости неуважения к суду!»

Квачков просит чародейку: «Ваша честь, тогда объясните, пожалуйста, что Вы сейчас делали?»

Судья, не удостоив Квачкова и мимолетным взглядом, как ни в чем не бывало обращается к Першину: «У Вас еще есть вопросы к подзащитному?»

Першин: «Поясните, где, когда и с какой целью Вы приобрели лист полимерного материала, который указан в протоколе обыска на даче 18 марта?»

Квачков: «Подобного листа у меня на даче не было. Ключи от дачи и гаража отданы сотрудникам правоохранительных органов 17 марта 2005 года где-то в 16 часов. А обыск на даче был проведен в два часа ночи».