Черная мантия. Анатомия российского суда

Краснокутская Любовь Васильевна

Нервно вскакивает прокурор: «Ваша честь, попросите присяжных заседателей не учитывать эту информацию, ее нет в уголовном деле, это личное мнение Квачкова».

Квачков повышает голос: «Эти цифры из материалов уголовного дела. Вы лжете, господин прокурор!»

Судья спроваживает присяжных. Прокурор тут же меняет подоплеку своего нервного срыва: «Подсудимый не вправе заявлять сведения, в которых он не является специалистом! Он не эксперт».

Пантелеева: «Суд предупреждает подсудимого Квачкова о недопустимости оскорбления

участников процесса! Это последнее предупреждение!»

Адвокат Чубайса Шугаев, устав сидеть молча: «Подсудимый Квачков допустил высказывание по отношению к государственному обвинителю, заявив, что он лжет. Этим было оказано давление на присяжных. Прошу занести мое заявление в протокол».

Адвокат Квачова Першин: «Возражаю! Заявление Квачкова, что прокурор лжет, — это его мнение, а не оскорбление. Если бы Квачков сказал, что прокурор лжец, это было бы оскорбление. Квачков просто назвал действие прокурора. А вот заявление прокурора, что Квачков не является специалистом во взрывном деле, не соответствует действительности. Квачков является специалистом во взрывном деле».

Судья наливается гневом: «Першин! Вы требуете на себя слишком много времени!»

Першин, желая умирить судейскую ярость христианской кротостью, осеняет себя крестом: «Да избави меня Бог!»

Но судья ярится пуще прежнего: «Адвокат Першин предупреждается о недопустимости отправления религиозного обряда, выразившегося в соблюдении религиозного обряда!»

Тогда Першин идет грозой на грозу, как пожар в тайге давят встречным палом: «Возражаю! Ваши действия незаконны и антиконституционны. Вы сидите под государственным гербом с Георгием Победоносцем, а он — Святой! Своими действиями Вы уничижаете Государственный Гимн, где сказано «Хранимая Богом родная земля», а Вы запрещаете мне креститься!»

Судья, то ли зайдя в тупик в споре об обрядах, то ли остерегаясь рассердить святого Георгия, действительно опасно нацелившего остроконечное копье в ее голову, объявляет перерыв.

Через полчаса двинулся дальше рваный и нервный допрос Квачкова.

Першин: «Тротил, тэн, гексоген — какие из этих веществ входят в состав инженерных боеприпасов?»

Квачков: «Тротил, тэн входят в состав штатных боеприпасов спецназа».

Першин: «Тогда откуда на Вашем носовом платке следы гексогена?»

Квачков: «Клетчатый носовой платок, согласно протоколу, изъят из кармана водительской дверцы СААБа, но в экспертном заключении говорится, что вскрыт пакет, в котором находится носовой платок — белый с голубой каймой…».

Судья не хочет слышать ничего о носовом платке: «Вы ссылаетесь на доказательства дела, а не на лично известные Вам факты!»

Квачков, понимая, что, постоянно прерывая его, судья не дает ему возможности довести до присяжных ни один довод защиты, пытается завершить свою мысль: «На экспертизу поступил другой платок, надушенный гексогеном. Белый носовой платок, который подбросили

экспертизе, мне не принадлежит».

Судья срывается в крик, как в штопор: «Я Вас останавливаю, Квачков!»

Першин старается сбить напряжение: «Кому принадлежит кепка, найденная в автомашине СААБ?»

Квачков: «Кепки носим и я, и мой старший сын. Скорее всего, это его старая кепка. Но вам, уважаемые присяжные заседатели, не дали осмотреть СААБ, чтобы вы убедились, что кепку под сиденье сзади невозможно засунуть чисто физически».

Судья как грудью на амбразуру: «СААБ был осмотрен 17 марта 2005 года. Суд не находит весомых причин осматривать СААБ спустя пять лет».

Квачков резюмирует: «Мой СААБ пять лет стоит в Генеральной прокуратуре как вещдок, а БМВ Чубайса и Мицубиси охранников срочно проданы, так как на них о многом говорящие следы и взрыва, и обстрела».

Судья как заезженная пластинка: «Подобные разговоры не допускаются!»

Першин стремится вести допрос: «Бывали ли в СААБе Яшин и Найденов?»

Квачков: «Яшин бывал часто. А вот Найденов ни в кепке, ни без кепки в машине не бывал никогда».

Першин: «Почему же тогда на кепке обнаружены волосы, которые могли произойти от Найденова?»

Квачков: «Мы просили следователя провести генетическую экспертизу, нам отказали».

Судья неожиданно: «Впечатление, что Вы, Квачков, принимаете все меры, чтобы я удалила Вас из зала. Так вот, я Вас не удалю!»

Першин: «Каков род трудовой деятельности Вашего старшего сына Александра?»

Квачков: «Мой сын работал охранником в частном охранном предприятии. То, что до этого мой сын служил рядовым в спецназе, имело огромное значение для его работы».

Судья как заведенная: «Это не имеет значения для данного дела!»

Квачков уточняет: «Рейдерство тогда не считалось уголовным преступлением. И к бывшим десантникам обращались для решения подобных задач».

Першин: «Где жил Александр?»

Квачков: «Сначала с нами. Потом моя дочь, инвалид первой группы, поступила в техникум-интернат, переехала в общежитие, а Саша — в ее квартиру на Беловежскую».

Судья прерывает Квачкова и ставит вопрос об удалении его из зала.

Защита дружно протестует. Першин: «Решение будет незаконным!»

Адвокат Чепурная: «Оснований его удалять не имеется…».

Подсудимый Миронов: «Удаление Квачкова на столь ключевом моменте, как его показания, превращает суд в профанацию».

Диагноз Миронова потрясает судью Пантелееву: «Суд предупреждает подсудимого Миронова о недопустимости оскорбления суда и стороны обвинения! При повторном проявлении неуважения к суду подсудимый Миронов будет удален из зала! Выбирайте слова, которые Вы произносите. Здесь производится судебное действие, государственное действие! Здесь слова, которые Вы используете в своей речи, употреблению не подлежат и не могут подлежать!»