Черная мантия. Анатомия российского суда
Шрифт:
Миронов излагает: «Когда имитаторы покушения прокололись на машине-двойнике и узнали, что моя машина в ремонте, и не могла находиться 17 марта на месте происшествия, но не знали, с какого числа она в сервисе, то на всякий случай зачистили от моей машины всю систему «Поток» за март».
Судья продолжает забалтывать крайне нежелательную информацию: «Присяжные заседатели должны оставить без внимания заявление подсудимого Миронова о том, что записи системы «Поток» сфальсифицированы. Как вы помните, мы осматривали видеозапись. Это было четыре диска — открылось два. Что касается фальсификации: если бы у защиты были бы какие-то
Какой изящный аргумент изобрела судья Пантелеева! Вы поняли, в чем убеждала она присяжных: если и было нарушение закона, то вы, уважаемые присяжные заседатели, все равно бы никогда об этом не узнали!
Михалкина: «Как Вы можете прокомментировать утверждение эксперта-специалиста, что файл изменен после того, как система «Поток» была снята с Голицынского поста и до осмотра в Генеральной прокуратуре?»
Миронов: «Это подтверждает сказанное мной…».
Судья громко, стараясь заглушить ответ Миронова, не замечая, насколько бессмысленна и бессвязна ее речь: «Вопрос снят. Вопрос снят! В судебном заседании специалист наоборот говорил, что содержание файла, содержание записи изменить, как Иванов допрашивался об изменении данных — никаких нет. Пожалуйста, госпожа адвокат, задавайте вопросы».
Михалкина: «Как Вы можете прокомментировать оглашенную в судебном заседании детализацию телефонных соединений подсудимого Яшина от 12 марта 2005 года в период с 12:47 до 13:04?»
Миронов разъясняет: «В 12:47 звонок Яшина фиксирует базовая станция Краснознаменск, через шесть минут — Жаворонки, через две минуты — деревня Ликино, в ту же минуту — снова Жаворонки, потом в течение одной-единственной минуты сначала раздается звонок из Крекшино и тут же из Жаворонков. Расстояние между этими населенными пунктами — от шести до пятнадцати километров …».
Прокурор не дает Миронову продолжить: «Ваша честь, я прошу прервать подсудимого и дать мне возможность сделать следующее заявление!»
Судья Миронова не прерывает, но Каверин продолжает говорить без малейшей паузы: «Название базовой станции и название населенного пункта — это не всегда одно и то же. В данном случае я имею в виду населенный пункт Крекшино. Таким образом, расстояние, о котором идет речь, гораздо меньше».
Миронов взывает: «Откройте карту, господин прокурор!»
Прокурор с досады: «Не забывайтесь, подсудимый!»
То, что прокурор Каверин сорвался на угрозы подсудимому — это понятно, нервы не выдерживают, обвинение рассыпается на глазах присяжных, как трухлявый пень, но никто в зале не ожидал, что и судья Пантелеева сорвется на прямые угрозы: «Суд предупреждает подсудимого Миронова о некорректном поведении. Не забывайтесь, где Вы находитесь!»
Прокурор продолжает: «Если говорить о возможной погрешности, с которой базовая станция фиксирует нахождение абонента, то говорить тоже самое о десяти или двенадцати километрах просто некорректно. Я прошу указать присяжным заседателям не принимать во внимание информацию, изложенную подсудимым Мироновым».
Странное пожелание: не принимать во внимание детализацию телефонных переговоров, которую следствие вшило в уголовное дело, чтобы обвинить подсудимых, и которую
Судья, поняв, видимо, что прокурор впал в нервную горячку: «Суд предупреждает адвоката Михалкину о недопустимости постановки перед подсудимым вопросов, требующих специальных знаний».
Миронов: «Нам в школе математику преподавали. Четыре вполне доступных действия для данного вопроса».
Чтобы спасти рухнувшую на глазах присяжных прокурорскую привязку человека к месту по его телефонным звонкам, судья Пантелеева решается на открытое беззаконие: «Я снимаю все последние вопросы относительно зоны обслуживания телефонных базовых станций. Разъясняю присяжным заседателям, что они должны оставить без внимания снятые судом вопросы, а, соответственно, и ответы на них».
Вот так-то: ни вопросов, ни ответов и все велено забыть!
Михалкина: «Вы называете события 17 марта на Митькинском шоссе имитацией, тогда поясните, с какой целью она была проведена?»
Миронов: «Сам Чубайс говорит об этом в книге «Крест Чубайса», что к 2005 году…».
Судья Пантелеева реагирует на фамилию Чубайса как любимцы академика Павлова — срабатывает рефлекс: «Недопустимо ссылаться на материалы, не исследованные в данном судебном заседании!»
Миронов пытается объяснить без ссылки на источник: «Чубайс говорил, что для уничтожения последнего оплота советской империи — единой энергосистемы страны…».
Судья немедля вступается за Чубайса, как рьяный его адвокат: «Я Вас останавливаю, Миронов, и предупреждаю о недопустимости искажения показаний Чубайса, данных им в судебном заседании. Если вы, уважаемые присяжные заседатели, помните, то вопрос об уничтожении в интерпретации подсудимого Миронова, вопрос о разделе энергосистемы вызвал у Чубайса негодование, и он сказал, что никаких мер по расчленению энергосистемы произведено не было».
Понимая, что судья окончательно вжилась в роль чубайсовского защитника, Миронов: «Тогда что же это была за реформа РАО «ЕЭС»?
Пантелеева раздваивается, выступая сразу в ликах судьи и фанатки Чубайса: «Поэтому приписывать Чубайсу те слова, на которые ссылается подсудимый Миронов… Я нахожу, что он искажает показания Чубайса».
Миронов заботливо пытается вывести судью из раздвоения философским призывом: «Ну, давайте сейчас будем переписывать новейшую историю России».
И вместо благодарности слышит привычный судейский напевчик: «Миронов предупреждается о проявлении неуважения к суду».
Михалкина: «Если это была имитация, то кому она была выгодна и почему?»
Миронов: «Реформа РАО «ЕЭС» вызвала волну критики, как говорит сам Чубайс, надо было думать о неожиданных ходах, чтобы сломить это сопротивление…».
Судья: «Таких слов, на которые ссылается Миронов, потерпевший Чубайс не произносил, показаний такого содержания потерпевший Чубайс не давал…».
Прервем на секунду монолог судьи, чтоб восхититься ее блестящим ходом: сначала судья Пантелеева снимала все вопросы к потерпевшему Чубайсу и о приватизации, и о реформе РАО «ЕЭС», а теперь, ссылаясь на обрезанный ею же допрос, говорит, что Чубайс этого не произносил, таких показаний не давал, как будто Чубайс помимо допроса на суде не проводил пресс-конференций, не распространял заявлений, не давал интервью.