Черная вдова
Шрифт:
Через несколько минут на подходе к бару показался Цыгарь.
— Степа, я здесь, — негромко окликнула его Наталья.
— Наташка, ты? — Цыгарь свернул за угол.
— Я.
— Ну, привет! — Он достал сигарету, закурил. — Рассказывай, что стряслось. У меня последние дни просто крыша ехала. Как тебя замели? Ты что, сбежала?
— Никуда я не сбегала. Ну, разве что топтуна с носом оставила.
— Тебя пасут?
— Уже нет. Дай-ка и мне сигарету. — Закурив, Наталья немного успокоилась. — Просто бред какой-то, — принялась рассказывать она. — Тут, в Москве, маньяк завелся, проституток
— Какой еще маньяк?
— Я-то откуда могу знать? Только вот, — она невесело усмехнулась, — один следователь из МУРа, Старостин, эти убийства на меня хотел повесить.
— Почему именно на тебя?
— Я оказалась в неудачное время в неудачном месте.
— Да, бывает… — растерянно протянул Цыгарь. — А про наши дела ему что-нибудь известно?
— Было бы известно, меня б из СИЗО просто так не выпустили.
— Если пасут, значит, не просто так выпустили.
— У них на меня ничего нет. Про наши с Михайлюками дела пока никто не знает.
— Пока… — Цыгарь глубоко затянулся и выдохнул дым. — Ладно, о том, что там с тобой в МУРе обсуждали, потом расскажешь… Если захочешь, конечно. А вот Федор с Леней сразу струхнули. Они тебя искали через день после того, как с рекламщиком все случилось… Сунулись к тебе домой, а там менты обыск проводят.
Братья собрали барахло и дали деру. Позвонили перед отъездом мне, договорились встретиться у Федора на даче, чтобы бабки, долю мою, отдать. Я ехал туда и попал в аварию на МКАД: один старый козел в задницу меня «поцеловал». А тут менты под боком оказались, пока тормозной путь измеряли, протокол составляли, уйма времени ушла. Приехал на дачу ночью, а там уже никого нет. Да я и сам хорош, спрятался у Митяя, сидел как на иголках. Хорошо, что у тебя телефон его был. Что теперь делать-то будем? Где Михайлюков искать? Бабки-то наши у них.
Наталья машинально махнула рукой.
Цыгарь понял ее жест по-своему.
— Я с тобой согласен, — поспешно заговорил он. — Козлы они. Ведь я не мокрушник, а только вор. Для меня обчистить какого-нибудь лоха — в кайф;
«медведя» взять — просто интересно. Это как спорт, за который еще и башляют неплохо. Но вот мокруха — совсем другое дело. Жаль парня. Лажа вышла… — Он тяжело вздохнул. — У него пушка была. Я его понимаю: входит к себе в офис, а тут — такой бардак. Не надо было ему за волыну хвататься, может, и договорились бы по-хорошему. Ну, потерял бы бабки в крайнем случае. Да что они — пыль. Жизнь дороже любых бабок. А он пушку выдернул… Тут у Лени нервы и сдали, он первым успел на спуск нажать. Бах — прямо в лобешник. А потом еще и контрольный выстрел сделал, чтобы менты подумали, будто киллер его замочил из-за каких-нибудь разборок.
— Не надо об этом больше, — покачала головой Наталья. — Невыносимо слушать.
— Добро, не буду. Только я как подумаю, что наши с тобой бабки у этих акробатов останутся — у Феди с Леней, — такая меня злость берет. Много было деньжат в сейфе, очень много. Нам с тобой, даже по минимуму, тысяч по семьдесят причитается. Мне бы такие бабки сейчас, я, может, и бросил бы все к чертовой матери, занялся чем-нибудь, дело свое открыл… Как думаешь, Михайлюки еще объявятся?
— Не объявятся, Степа.
— Почему ты так уверенно говоришь?
— Потому что
— Как почему? — удивился Цыгарь. — Ради бабок.
— Не угадал. Михайлюк меня на крючке держал. Дело в том, что я в детстве в Калининграде с теткой жила. Она, как бы это помягче выразиться, не сахарным человеком была. Однажды у нас с нею вышел крупный скандал. Я ее толкнула, она упала и головой об ванну. Крови было много, как сейчас помню. До сих пор перед глазами стоит… А мне тогда было всего семнадцать лет. Я страшно испугалась, убежала из дому и больше там не показывалась. А Федор… Я случайно с ним встретилась. Он меня узнал. Сказал, что тетка погибла, а меня до сих пор разыскивают за убийство. Стал угрожать, что сдаст милиции. Вот я и испугалась.
Думала, десять лет прошло, все забылось, новую жизнь начала, мечты всякие появились, планы. А тут все в один миг обрушилось. — Наталья всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. — А следователь, про которого я тебе говорила, принялся под меня копать. Он-то не знал, что я с Федором связана. Правда, требовал сдать ему сообщника — но по другому делу, об этих убийствах… Я, конечно, молчала.
Не из-за Михайлюка — из-за себя. Мне этот следователь, Старостин, рассказал, что тетка жива осталась, отлежалась в реанимации. Даже заявлять на меня не стала. Боялась, наверное, что если разбираться начнут, то саму за решетку упрячут. По ней давно тюрьма плакала.
— Погоди-погоди, — остановил ее Цыгарь. — А Федор-то откуда про это знал?
— Федор? — удивленно переспросила Наталья. — А ты что, не знаешь? Он в те годы в Калининграде в милиции служил.
— Мент? — поразился Цыгарь. — Ты что, хочешь сказать, Михайлюк — бывший мент?
— Именно это я и хочу сказать. Абсолютно точно.
— Паскуда! — возбужденно воскликнул Цыгарь. — Значит, я с ментярой работал! Если пацаны узнают…
— Я думала, тебе известно.
— Он же молчал как партизан. Да, этот не вернется, — вздохнул Цыгарь. — Вор всегда долг отдаст, даже если ему очень не хочется, все равно отдаст.
Знает, что с огнем шутки плохи. А мент — ни за что в жизни. Сущность у него такая. Для него бабки — все. Если попали в руки — ни за что не выпустит. Так ведь это… — наконец его осенило, — они меня убрать хотели, чтобы все концы в воду! А что, красиво получилось бы: ты — в тюряге; меня — в яму? То-то они встречу не в городе назначили, а на даче. А я, идиот, сразу не догадался. Мне этот пенсионер, получается, жизнь спас!
— Какой пенсионер?
— Который стукнул меня на своей «Ниве». — Степа хлопнул себя ладонью по лбу. — Вот жизнь какая штука! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…
Ну, что, Натаха, делать будем?
Она пожала плечами.
— Даже не представляю.
— Искать надо Михайлюков, искать. Решайся, вдвоем нам это проще будет сделать. У нас у обоих к Феде свои счеты: у тебя — сама знаешь за что, а у меня… — Он захлебнулся от ненависти. — Ах ты, мусор! Ведь я с ним на дело ходил, водку вместе пили. Да и про бабки не стоит забывать, хотя они в нашем с тобой случае дело второстепенное. Ну, так что, ты со мной?
Наталья чуть помедлила с ответом.