Черная Волна
Шрифт:
задворках разума Рафена, и у него перехвати
ло дыхание: догадка была так чудовищна, так
неописуемо-ужасна, что разум отказывался
принять ее.
— Нет!
— О, да! — рявкнул Байл, ухмыляясь во всю
свою волчью пасть, — Я собрал различные
генетические образцы каждого из Адептус
Астартес, извлек из них нити, которые связы
вают их с Примархами, а Примархов — с их
создателем! Величайшая головоломка, Крова
вый
кода, которая приведет к первоисточнику
всего Космодесанта! К прародителю вашего
вида, к отцу, создавшему всех нас!
— Император… — чудовищность преступ
ного плана Байла переходила все границы. —
Ты хочешь создать… Его копию?
— Можешь себе представить? — поинтере
совался Чейн. — Самый могущественный
псайкер в истории человечества, воссоздан
ный служителем Разрушительных Сил!
На глазах андрогина блеснули слезы радо
сти.
— А ты помог мне все подготовить, Крова
вый Ангел, — произнес Байл, — в карте Им
перского генома было много крупных пробе
лов, но чистая кровь… так сказать, родного
сына Императора… например, Примарха Сан
гвиния… продвинет меня далеко вперед, по
может исправить ошибки.
Он ухмыльнулся своим мыслям:
— И уже очень скоро, когда я соберу доста
точно прогеноидов и замучаю до смерти до
статочно твоих бракованных родственнич
ков, мое дитя выйдет из генетического инку
батора, сделает свои первые шаги и назовет
меня отцом! Дитя, которое перекроит всю Га
лактику! Император-Наследник, чья власть
будет свободной, не знающей запретов и гра
ниц…
Ужас ослепил Рафена, и, казалось, унес из
этого времени и места, он почувствовал, что
его разум погружается в мрачную глубину
этого чудовищного, отвратительного замыс
ла. Шок от этого был слишком сильным, что
бы преодолеть его — это было словно попытка
представить себе размеры вселенной. Воз
можно ли такое? На службе Золотому Трону
он повидал многое — эти ужасы почти не
поддавались описанию. Холод разлился по
его венам, когда он понял, что из всех умов
галактики, способных на подобное кощун
ство, Фабий Байл был наиболее вероятным
кандидатом.
Какая-то дальняя часть его мятущегося ра
зума поняла это; некие темные, звериные ин
стинкты в нем отреагировали так, как велела
им природа.
Двигаясь без участия рассудка, Рафен прыг
нул на ренегата и врезался в него такой силой, что они обрушили
лу. Охваченный первобытной яростью Астар
тес пытался разодрать врага в клочья, отры
вая куски от его кожаного плаща.
Байл вскинул руки, из странного сооруже
ния у него на спине появились пристегнутые
к кистям металлические когти, но Рафен уже
раскрыл рот, целясь в его незащищенное гор
ло. Ангел вонзил зубы в покрытую обвисшей
кожей плоть на шее ренегата и укусил, разры
вая кожу, пронзая вены, перекусывая хрящи
гортани.
Поток густой, словно масло, жидкости уда
рил фонтаном, отчаянный крик Байла пре
вратился в полузадушенное влажное булька
нье.
Плоть и железо нанесли удар, лезвия впи
лись в торс Рафена, но он не ощутил боли; сейчас он желал только убивать; кровь — ее
омерзительный, гнилой вкус и ощущение гря
зи были именно такими, как он себе пред
ставлял — залила ему подбородок и грудь.
Байл снова пытался закричать, но его горло
уже превратилось в сплошную рваную рану.
Новые Люди уже стояли вокруг, их элек
трические алебарды роняли синие молнии, от
которых каждое нервное окончание в его теле
корчилось от боли, но он не отрывался от
врага, чувствуя каждый клочок, который он
зубами выдирал из горла Байла. Безумный
ученый потерял опору и рухнул на пол, но
Рафен не обратил на это внимания, продол
жая кусать и рвать его зубами. Безумная атака
Кровавого Ангела прекратилась только когда
Чейн вновь затянул мантру боли.
Паразит поворачивался снова и снова, раз
ливая кипящую, раскаленную муку по груди
Рафена. Покрытый кровью, заходясь от крика, он оторвался от своей жертвы, скрючившись
от боли.
Другие ранения взяли свое и затопили его, сломав плотину, выстроенную его волей. Ра
фен дрожал и задыхался, балансируя на грани
забытья.
— Уберите его! — Чейн кричал пронзитель
ным, звенящим голосом. — Не позволяйте
щенку сдохнуть! Он заплатит за все! Уберите
его отсюда!
Тьма окружила Рафена со всех сторон, вы
бравшись из темных углов залы, цвета вокруг
потеряли яркость, его раны пели жуткую
песнь страдания. Последняя картина, кото
рую он унес в кромешную черноту, был Фабий
Байл, корчащийся в предсмертной агонии; кровь выхлестывала из него красно-коричне