Черные бароны или мы служили при Чепичке

Швандрлик Милослав

В студенческом общежитии в Градебной улице, куда Кефалин, как и всегда при своих визитах в Прагу, на минутку заскочил, произошли заметные перемены. Сочинений Юлиуса Фучика на ночных столиках у студенток поубавилось, зато появились лозунги типа»Человек — это звучит круто»или слова вольноопределяющегося Марека из»Похождений бравого солдата Швейка» — «Человек думает, что, он гигант, а он — говно, дружище!»

Иржи Сегнал написал несколько совершенно новых картин маслом, например:«Стирание туч, проведённое так называемой тучестиралкой в 1906 году в окрестностях Гулина», а Отакар Жебрак ответил ему не менее ценным произведением»Вытаскивание колышков близ Жилины», но в целом настроение было куда ниже обычного. Что-то висело в воздухе.

Когда Кефалин с Сегналом прогуливались по набережной возле строящегося памятника Сталину, Иржи

обречённо сказал

— Дружище, мне осталось недолго, скоро я сменю тебя в стройбате. В институте меня выперли с военной кафедры.

— Только тебя? — удивился Кефалин.

Сегнал кивнул.

— Даже Отакар Жебрак и Яно Рогач станут офицерами! В общем, это судьба. Яно еле–еле выкрутился.

Я он принялся рассказывать об одном важном экзамене, который сдавал подающий надежды студент–режиссёр Рогач перед комиссией военных специалистов.

Суровые лица офицеров давали понять, что дело идёт о жизни и смерти.

— Внимание, товарищ! — строго сказал возглавляющий комиссию полковник, — Вы — командир пехотной роты! В четырёхстах метрах перед вами в окопах сидит сильно измотанная рота неприятеля. Что вы, как командир, предпримете в данной ситуации?

Яно довольно улыбнулся, потому что весьма образно представил себе описанную ситуацию. Его режиссёрская фантазия заработала на полную мощность.

— Самолёты бросали бы бомбы, — начал он вдохновенный рассказ, — пушки бы стреляли, танки бы ехали, а если бы были броненосцы и подлодки…

— Минуточку, товарищ, — прервал его полковник, — у вас нет самолётов, нет пушек, нет танков. Тем более броненосцев и подлодок! Вы — командир пехотной роты! Ну, что бы вы сделали?

Яно Рогач вмиг погрустнел и задумался, и через несколько секунд усиленных размышлений беспомощно развёл руками:

— В таком случае, я бы ничего ничего не смог сделать! — объявил он со всей решительностью.

Офицерская комиссия, несколько потрясённая, проголосовала незначительным большинством голосов»за». Очевидно, часть присутствующих сознавала, что решение Рогача в данной ситуации было, в принципе, весьма разумно.

Когда Кефалин вернулся в Сушице, его удивлению не было предела. Генерал Мандель дал приказ начать кампанию протии стройбата, и офицеры старались ему угодить. В ответ солдаты с чёрными погонами изготовились к контратаке, которую трудно было недооценить. Всего несколько дней оставалось до парламентских выборов, и в сушицком округе выдвигался в депутаты старший лейтенант пограничных войск.

Уже нельзя сказать, кому пришла в голову эта блестящая мысль, которая взбаламутила тихую гладь Сушице. Однако все военнослужащие вспомогательного технического батальона решили в воскресенье на выборах демонстративно не голосовать.

— Парни, имейте голову, — уговаривал их лейтенант Грубец, которого обстоятельства опять застали врасплох, — вам через две недели уже домой, избавьте нас от неуместных провокаций! Всё равно результаты выборов не изменить, к чему трепать нервы?

Но солдаты держались иного мнения. Им казалось, что скорое увольнение им очень на руку, и поэтому незачем опасаться ответных мер. О кадровой характеристике никто не переживал, потому что лишнее пятно уже никакой роли не играло. Всё равно все как один снова возьмутся за лопаты или пойдут под землю в шахты. Так зачем себе отказывать из-за послужного списка лейтенанта?!

План, разумеется, недолго оставался тайной и вскоре о нём узнал и генерал Мандель. После ожидаемого взрыва ярости он неожиданно успокоился и впал в тихий ужас. Мысль о том, что в его части не все сто процентов радостно проголосуют»за»приводила его в отчаяние. Тем более, что кандидат — офицер.

Некоторое время он прикидывал, нельзя ли на эту судную неделю перевести стройбат из Сушице в другое место. Пусть голосуют, где хотят и как хотят, только не пятнают при этом доброе имя сушицкого гарнизона! На него трудовой народ может положиться, и не найдется ни одного солдата или офицера, который не знал бы своей обязанности на выборах. Солдаты уже разучивают торжественные песни, которые будут исполнять, шагая к урнам!

Потом генерал решился. Он отменил все предыдущие санкции против стройбата, и наоборот, приказал офицерам по мере возможностей смотреть сквозь пальцы на их антиобщественные и прочие выходки. По тактическим соображениям будет лучше их, по крайней мере до воскресенья, не задевать.

Второе, что генерал сделал, было

куда важнее. Он позвонил по межгороду в Непомуки и в течение нескольких долгих минут говорил с заместителем командира по политической работе.

Наступило воскресенье, в которое народу предстояло единодушно изъявить свою волю. Газеты писали о воодушевлении, с которым направляются к урнам рабочие, крестьяне и представители трудовой интеллигенции, молодёжь и обитатели домов престарелых. И в сушицких казармах с самого подъёма царила торжественная атмосфера, и предписанное ликование протекало в точном соответствии с планом. Тут играла гармошка, там кто-то бренчал на мандолине, а кое–где вывесили плакаты, что мы идем голосовать за лучших из лучших.

Не ликовали только в деревянном бараке, населенном стройбатовцами, скорее наоборот, тут то и дело вспыхивали споры и дебаты. Хотя первоначальное решение было единодушным, теперь некоторые начали колебаться. Они указывали на чрезмерность всей акции, от которой единственный результат будет в том, что изрядно переполошит военное начальство, а оно, как известно, отличается мстительностью. Пока человек носит форму, с начальством шутки плохи!

В связи со всем этим с самого утра была объявлена повышенная готовность, и настойчивые уговоры лейтенанта Грубеца на этот раз прошли не совсем впустую. Хотя первоначальное решение по–прежнему было в силе, но уже было ясно, что некоторые слабые духом поддадутся, если на них как следует надавить.

В такой обстановке в Сушице ни с того ни с сего нагрянул капитан Оржех. Кроме этого непомуцкого стратега шофер привез ещё двух растерянного вида гармонистов. Капитан приказал построить подразделение и принял доклад от лейтенанта Грубеца, у которого явно упал с души камень. Замполит без церемоний обратился к личному составу: — Товарищи, — объявил он, — в сложившейся сложной политической ситуации, когда коварные империалисты ждут от нас любого неверного шага, мы радостно шагаем к избирательным урнам! Опираясь на свои лучшие побуждения, сегодня мы выбираем лучших из лучших! На каждом из нас лежит огромная ответственность, поскольку каждый голос за кандидата от Народного фронта означает смертельный удар в сердце поджигателей войны, фашистских извергов, их прислужников и прихвостней! Товарищи! Мы не только выполним свои обязанности, как этого от нас требует наша прекрасная, социалистическая и непрерывно развивающаяся Родина, мы это сделаем так, как раньше, при эксплуататорском строе нам даже и не снилось! Товарищи! В темные времена капитализма, который нашему трудовому народу приносил лишь голод и беды, страдания и экономический кризис, в эти безрадостные времена люди голосовали тайно, словно совы, боящиеся дневного света, забирались за занавески и скрывали свои политические убеждения. Товарищи! Новое время, полное радостного созидания, и звонкого смеха наших хорошо питающихся детей, даёт нам возможность без опасений, стеснений и других неуместных препятствий проголосовать за кандидата, за мир и социализм. Никому за это не грозит наказание, никто не должен опасаться, что он потеряет работу, а его семья будет страдать от голода. Товарищи! Поскольку мы все любим нашу прекрасную и расцветающую Родину, которая семимильными шагами движется к социализму, поскольку мы хотим показать фашистским убийцам с Уолл–Стрита наше храброе, мужественное и несокрушимое единство, мы будем голосовать публично. Никто не пойдёт за занавеску — каждый публично кинет в урну свой голос за кандидата, облеченного полным доверием. Наша задача, товарищи — стопроцентное участие в голосовании и сто процентов голосов за мир, социализм и нашу с вами счастливую жизнь. Мы все готовы исполнить свою задачу с песнями и плясками. Поэтому я привёл с собой двух товарищей, которые во время акта голосования будут играть на гармошках. Товарищи! Уверен, что среди нас не найдётся никого, кто бы захотел трусливо залезть за занавеску и встать против всего трудового народа! Такого товарища никто не сможет назвать преданным защитником социалистического строя, и, наоборот, в нём бы все увидели закоренелого и гнусного врага. Такой товарищ стоял бы в одном ряду с западными империалистами, и мы бы им занялись соответственным образом. Мы, товарищи, с врагами нежничать не будем. Вы все готовитесь через две недели демобилизоваться, и сейчас у вас есть возможность доказать, что вы эту честь заслужили. Надеюсь, что вы достаточно сознательны, чтобы продемонстрировать единство, оптимизм и все, чего от вас ожидает наше общество!