Черные бароны или мы служили при Чепичке

Швандрлик Милослав

— Товарищи! — взял слово Гамачек, — Настало время нам с вами прощаться, потому что меня что? Потому что меня переводят! Мой рапорт о переводе в Пардубице подписан, таким образом, я больше не являюсь вашим командиром. Хочу вас поблагодарить за сотрудничество, потому что я вами был доволен. А теперь я вам представлю кого? А теперь я вам представлю нового командира роты. Это старший лейтенант Павол Мазурек, которому я передаю что? Которому я передаю слово!

Старший лейтенант Мазурек отсутствующе улыбнулся и долго не мог понять, что от него требуется. Только когда Гамачек пихнул его в четвёртый раз, он сделал шаг вперед и зашептал:

— Товарищи, я надеюсь, что мы все будем служить, как полагается, всё будем

делать, как положено, да, мы все, так надо, поэтому мы будем вместе служить, я верю, что вы все понимаете, потому что так должно быть, а служба, товарищи, это главное, и какой будет наша армия, это, товарищи, зависит от нас всех, и мы должны быть, товарищи, бдительны и зорки…

Если бы к солдатам обратился Ярда Штерцль [37] , он бы не смог их позабавить больше, чем натужная речь нового командира. Павол Мазурек, поляк из пограничной деревушки за Остравой, вправду старался. Каждое сказанное слово требовало безмерных усилий, и он помогал себе всеми способами — выпучивал свои голубые, несколько водянистые глаза, сжимал кулаки и со всей силы выдавливал из себя слоги, которые хоть и соединялись в слова, но не более того. Слова никак не хотели составлять связные предложения. Мазурек путался и путался, но закончить вступительную речь никак не получалось.

37

Ярослав (Ярда) Штерцль (1919 — 1996) – известный чешский комик.

Солдаты потешались, и к удивлению, потешался и лейтенант Гамачек. Если до того дня у него были какие-то рамки, то теперь он от них полностью избавился, и злорадно глядел на своего преемника, который с крайним усилием давил из себя:«Мы, товарищи, знаем, как много от нас зависит, как ни посмотри, нам требуется дисциплина, товарищи, тут ничего не поделаешь, потому что солдат — часть армии, которая самое главное, что у нас есть, и нельзя думать, что мы потерпим недисциплинированность, потому что это будет уже не армия, это надо понимать, так должно быть, весь народ любит армию, армия защищает народ, а народ защищает армию, а недисциплинированных солдат я, товарищи, буду наказывать, потому должна быть дисциплина, это самое главное…»

Мазурек потел, из последних сил толкал вперед свою мысль, а солдаты ликовали. Если чего-то им в Таборе не хватало, то как раз такого командира, как Павол Мазурек. Гамачек был не гений, но он был хотя бы способен пресечь ряд начинаний и замыслов наиболее предприимчивых личностей, а новый шеф говорил и говорил, сам от этого страдая, не в силах найти то нужное слово, которым мог бы закончить. Когда уже казалось, что Мазурек близок к обмороку, лейтенант Гамачек сжалился и объявил:

— На этом, товарищи, закончим! Ведите себя, как люди и всё будет в порядке. Мне уже пора бежать, потому что у меня через час отходит что? Потому что у меня через час отходит поезд!

И это были последние слова, которые рота услышала от своего самобытного командира.

Глава семнадцатая. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МАЗУРЕК И ДРУГИЕ

Старший лейтенант Мазурек въехал в двухкомнатную квартиру в правом крыле того же здания, где жили его подчинённые. И въехал не один, а привёл с собой энергичную брюнетку, на голову выше себя, которая начала с того, что влепила ему две изрядные оплеухи прямо на плацу. Никаких поводов к тому не было, разве что выражение лица её супруга служило поводом само по себе.

Мазурек только заморгал, испуганно огляделся и поспешил домой, преследуемый разъярённой дамой, приговаривающей, что эту тупоумную скотину убить мало.

Пани Яна была очень зла. Она вышла за Мазурека на вершине его славы, когда он служил в отделе

военной физподготовки. Уже тогда он был старшим лейтенантом, и можно было предполагать, что в этом звании не засидится, потому что в элитных частях продвигались быстро. Она не строила иллюзий об интеллекте Мазурека, но в армии сочла этот недостаток за незначительный. Сама она была бедной пражской девушкой, работала официанткой, и её мечты о будущей жизни были весьма просты. Выйти за богатого, получить хорошую квартиру в Праге, не ходить на работу и изображать сливки общества. С Мазуреком у неё чуть было не получилось.

Но как только они поженились, дела лейтенанта пошли под гору. При проверках выявились некоторые мелкие неясности в его политическом образовании, особенно инспекцию удивляло то, что он постоянно говорил»Социалистические Штаты Америки»,«товарищ Аденауэр», а когда его спросили про государственный гимн, то он фальшиво запел»Армии – ура!» [38]

Спустя несколько дней Мазурек был переведён в боевую часть в Пльзене, потом в Домажлицы, потом в Пелгржимов. Тут его репутация сильно пострадала, и он не поднимался выше командира взвода. Но горькую чашу пришлось испить до дна — Мазурека признали неспособным командовать в боевых частях, и ему предложили либо уволиться из армии, либо перейти в трудовые части. Он выбрал второе, и Табор стал его пятнадцатым местом службы. Пани Яна следовала за мужем по всей Родине, и её мечта о новой квартире и красивой жизни в Праге улетучивалась. И во всём был виноват этот проклятый дуралей, который погубил ей молодость и заставил её жить кочевой жизнью, словно какая-нибудь цыганка!

38

«Армии – ура!» — военно–патриотическая песня времён социалистической Чехословакии. Гимн Чехословакии – песня «Где дом мой?».

Наверное, она бы ушла от Мазурека, если бы не оказалось, что он ей беззаветно предан, и она может ездить на нём как угодно. Она ругалась, а он и пикнуть не смел. Она начала его бить, а он не протестовал и не сопротивлялся.

Это пани Яне очень понравилось, и её самооценка снова повысилась. В конце концов, Мазурек ведь старший лейтенант, а какая ещё женщина может себе позволить колотить старшего лейтенанта нашей народно–демократической армии?

Старший лейтенант Мазурек, как командир, особо себя не проявил. У него хватало забот с женой и хозяйством. Он ползал по полу и драил паркет, выбивал ковры, пылесосил, прибивал крючки и чистил ботинки. За каждый промах пани Яна отвешивала ему оплеухи или смачно хлестала резиновым шлангом.

Наверное, в суете он и вовсе забыл бы, что командует ротой, но тут его ни с того ни с сего вызвали в командование гарнизона.

— Товарищ старший лейтенант, — сказали ему, — с сожалением отмечаем, что дисциплина в вашей роте удручающа. Ваши солдаты в рабочее и нерабочее время шляются по Табору, посещают пивные и зачастую дерутся. Они подают дурной пример остальным военнослужащим, кроме того, целый ряд гражданских лиц указывает на бесконтрольность ситуации. Наведите порядок, товарищ старший лейтенант, в противном случае мы направим жалобу командованию вашей части!

Мазурек испугался, потому что это могло бы вылиться ещё в один переезд, и решил действовать. Он отправился с инспекцией в город, и первыми, кого он встретил, были Кагоун, Кунте и Кефалин. Они как раз направлялись в грандотель»Браник», но не дошли.

Мазурек остановил их властным жестом, но тут же огонь в его глазах погас, и он заныл:«Так нельзя, товарищи, работа есть работа, военнослужащий имеет свои обязанности, а офицер должен быть строгим и справедливым, солдат — часть армии, а дисциплина — это главное, я вынужден вас наказать, товарищи…»