Черные бароны или мы служили при Чепичке

Швандрлик Милослав

— Товарищи бойцы! — рвал из себя капитан Домкарж, — Будьте опрятны, у товарищей генералов это главная слабость! Даже самый лучший солдат ничего не стоит, если у него оторвана пуговица или не начищены ботинки. Перестаньте ходить, как свиньи, и позаботьтесь о своём внешнем виде. Вы представляете не только себя, вы представляете целую часть. На опрятного солдата приятно посмотреть, всегда помните об этом!

Только Таперича не принимал участия в застраивании личного состава. Он знал своих подчинённых, мог оценить самого себя, так что ему было совершенно ясно, что будет, если министерская проверка в самом

деле приедет.

— Что было, то было, — шептал он сокрушённо, — таперича опять пойду в шалаш и буду лес рубить. Вот срам, вот срам!

Из депрессии его, уже не в первый раз, вывел капитан Оржех. Он рассказал, что в Кинжварте, так же как и в ряде других частей, в отставку отправились лишь некоторые младшие офицеры. Такие чины, как майор, должны пережить и министерскую бурю.

После таких заверений Таперича заметно ожил. На обед в офицерской столовой он прибыл в почти прекрасном настроении, и, причмокнув, довольно сказал:«Таперича я знаю, что я майор, и совершенно спокоен».

Личный состав пришёл в движение, но и офицеры ни в чём не отставали. Даже наоборот — они неустанно работали над своей физической формой и повышали уровень знаний прямо-таки невиданным образом.

Незабываемым событием для всех стали упражнения на турнике, установленном на травяной площадке за замком. Трудно сказать, почему Таперича настаивал именно на этом снаряде. Видимо, потому, что он единственный из участников мог дотянуться до перекладины с земли, в то время как остальные едва могли до неё допрыгнуть. Добрая половина физкультурников не сумела сделать ничего, кроме как повиснуть на перекладине и болтаться на ней, усиленно сопя. Кряхтение пузатого капитана Гонца было слышно на добрых два километра, а старый оружейник старший лейтенант Маршалек издавал звуки, напоминающие полоскание горла. Напротив, майор Галушка смог несколько раз подряд подтянуться, и выглядел при этом, как заслуженный мастер спорта. Старший лейтенант Гулак попытался сделать то же самое, но выбил себе два зуба, что при его общеизвестном обжорстве было серьёзной потерей.

Однако, физическая форма — это ещё не всё, и подготовка к высокому визиту не обошлась без политзанятий, которые провёл капитан Оржех.

— В общем, вы уловили суть, товарищ майор, — доносился из кабинета его звучный голос, — Но если говорить точно, то Франция в целом находится не в Америке, хотя и относится, естественно, к империалистическому военному блоку. Очень интересный вопрос задал капитан Домкарж: если в нашем государстве три класса — рабочий, крестьянский и трудовая интеллигенция — куда относятся офицеры? Ну что ж, товарищи, я полагаю, что мы — трудовая интеллигенция.

— Почему это? — недовольно спросил Таперича, — Почему это мы интеллигенты, мы же ничего не сделали?

— Это просто так говорится, — успокоил его Оржех, — на самом деле мы, конечно же, не имеем с интеллигенцией ничего общего.

На повестке дня была и боевая подготовка офицеров, которую вёл сам Таперича. Для него это были страшные минуты, поскольку он должен был остальным зачитывать брошюрки о военной технике, а чтение определённо не относилось к его сильным сторонам. Особенно иностранные слова и незнакомые технические термины приводили его в растерянность и постоянно осложняли жизнь. Таперича натужно складывал непонятные слова, страшно потея

при этом. Он пыхтел, вытирал платком лысину и после каждого многосложного слова делал длинную паузу. Порой он вперял в брошюру ненавидящий взгляд, как будто бы хотел эти неслыханные интеллигентские выражения стереть своим орлиным взором, но, ясное дело, без успеха.

Как-то днём, когда про боевую подготовку все и думать забыли, Таперича как бы случайно подошёл к доктору Горжецу. Было видно, что у него на душе есть что-то важное, но он всё никак не может решиться. Наконец, он собрался с духом.

— Послушайте, товарищ капитан, — сказал он как бы невзначай, — Как вы понимаете такое вот слово:«горизонтальный»?

В один из дней Таперичу одолело невиданное тщеславие. Он вдруг решил, что нужно, прямо-таки необходимо сохранить для будущих поколений его образ в майорской форме. Злые языки утверждали, что свою роль тут сыграли опасения за продолжение его военной карьеры, но эти домыслы не стоит переоценивать. В тот день, когда майор обратился к фотографу рядовому Шулику, он опять был полон здоровой самоуверенности.

Рядовой Шулик не мог пожаловаться, что скучает в армии. Уже в первые недели у него обнаружили фотоаппарат, так что Шулик был немедленно зачислен в категорию особо изощрённых диверсантов. Его снимки были тщательно изучены, хотя на них были в основном разные виду перепончатокрылых и цветов, а иногда и то и другое. Фотограф терпеливо рассказывал, что это его увлечение и профессия, а офицеры с Таперичей во главе не скрывали изумления.

— Боже мой, — разводил руками Таперича, — Фотографирует мух и больше ничего не делает! И таких паразитов, товарищи, у нас ещё много!

Рядовой Шулик впоследствии вышел из-под подозрения, но вместо насекомых теперь должен был фотографировать важные политические акции. Его снимки украсили многие стенгазеты, некоторые из них были даже опубликованы в военной печати.

Тяжелее всего Шулик переносил то, что собственных съёмок ему приходилось ждать до самой гражданки. То есть после каждого политически важной съёмки он обязан был сдать фотоаппарат начальнику контрразведки, чтобы не испытывать соблазна работать на империалистов за подкуп.

Теперь по поручению Таперичи он мог получить фотоаппарат и вместе с майором отправиться на лужайку, где стоял турник. Таперича встал возле турника и принял величественную позу. За его спиной раскинуло ветви дерево, которое командир по неизвестным причинам не приказал»попилить», а ещё дальше возвышался замок, в котором майор был столь безграничным властелином, что старинные феодалы позавидовали бы ему все до одного.

— Фотографируйте, Шулик! — приказал Таперича бойцу, — Если всё получится, сможете неделю фотографировать мух!

Шулик весь задрожал от такого небывалого великодушия, и лихорадочно принялся за работу. Сосредоточившись, он держал фотоаппарат у живота, глядя в него сверху вниз.

— Что это вы делаете, Шулик? – обеспокоенно подал голос Таперича, — Если я тут, чего вы смотрите вниз? И почему у вас эта штука на животе?

— Это зеркалка, товарищ майор, — объяснил солдат, — здесь внизу я всё вижу в этом стёклышке. Турник, дерево, замок и вас. Остаётся только нажать кнопочку.

— Что вы говорите! — не поверил майор, — Таперича и такие машины есть?