Черные люди
Шрифт:
— Владыко святой! — затарахтел по-арабски молодой монах. — Граница! За рекой — Русия!
Старец огляделся, поправил клобук и, взмахнув полами мантии словно нетопырь крыльями, благословил обеими руками Путивль.
Там забрякали колокола.
Старец возвел очи к небу, сложив набожно руки:
— Боже! Отпусти нам наши грехи, если нам не придется благополучно оставить эту страну!
Дорога на Москву была несвободна: путивльские воеводы давно имели инструкции не пропускать греческих монахов разных монастырей в Москву чаще чем раз в шесть лет. Монахи эти ехали за царской милостыней да везли с собой разные товары и деньги. Товары они в Москве
Но тут дело было особое: на этот раз в Москву ехал патриарх Антиохийский Макарий — его давно звали к себе царь и патриарх Никон. Не первый это был патриарх, едущий в Москву. Несколько лет тому назад проезжал этой дорогой Паисий, патриарх Иерусалимский и всея великия Палестины, человек, соединивший византийское лукавство с турецкой льстивостью.
Лукавый грек Паисий был поражен силой Москвы, он видел перед собой быстро растущее и крепнущее государство, увидел его могучий, трудящийся народ. Понял он и Никона, тогда еще Новгородского митрополита, его властолюбивый, энергичный характер, его влияние на царя оценил и пожаловал Никону хризобуллу [106] , восхваляя в ней золотыми письменами деятельную веру Никона, даровал ему право на мантии носить красные источники — рубиновые узоры, знаменующие потоки Христовой крови.
106
Грамота с золотой печатью.
Надо было прельстить Никона, надо было овладеть этим простым мужиком, привязать его к греческим иерархам, изнывающим под мусульманским игом царьградских везирей и городских вали.
— Благословенна Московская земля! — умиленно говорил тогда патриарх Паисий. — Земля в землях она! Беда одна — духовенство и народ у вас простой, грубый по нраву. Надо, чтобы Русь брала себе за образец просвещенных, образованных греков, их богословие, их древний обычай!
Жадно слушали царь и Никон такие слова греческого патриарха. Хитрый же гречин рассчитывал направить доверчивую, простую силу Москвы против турок, выгнать их из Константинополя, сбросить полумесяц и вновь поставить крест на храме Софии.
Паисий отъехал вскоре же восвояси, богато одаренный царскими щедротами, но голос его для московских высоких простецов остался гласом божьим. Никон, пока сам не стал патриархом, молчал. Но, сев на патриарший престол, выполнил патриарх Московский и всея Русии Никон совет Паисия, патриарха Иерусалимского и всея великия Палестины: своим указом приказал он народу всей Московской земли креститься тремя перстами, по образу греческому.
Побывал затем на Москве патриарх Константинопольский Афанасий, да заболел и скончался на обратном пути.
Теперь в лице Макария на Москву пробирался уже третий патриарх.
Ехал кир [107] Макарий медленно, много петлял. Выехал он сперва в землю Волошскую да Молдавскую, чтоб оттуда, уже тайно от турок, побывать в Москве. Ему долго пришлось пережидать, пока восставший на Украине Богдан Хмельницкий дрался против королевских польских войск. Только после Переяславской рады мог двинуться Макарий в Москву. В свите патриарха был его сын, дьякон Павел Алеппский.
С великою честью встретил паром на московской стороне воевода боярин
107
Господин (греч.).
Владыка Макарий сразу же ушел в отведенную горенку, а дьякон Павел сидел долго у стола и записывал впечатления дня в свой дневник, из предосторожности, на всякий случай, расхваливая все, что видел:
«Дивилися мы на порядки духовные у московитов, — писал он по-арабски. — Все, от больших людей до бедняков, тверды они в обрядах и в вере… Службы церковные блюдут строжайшие, бьют земные поклоны без счета, не едят сами и не дают нам есть, пока не отойдет обедня. Сегодня мы чуть не умерли с голоду».
«А за столом у боярина и воеводы Зюзина нас заставляли пить крепчайшее вино, от которого голова шла кругом. Мы за столами еле сидим, а уж благовестят к вечерне. Вот твердость в вере! Московиты и в церкви стоят как каменные».
И приписал раздумчиво:
«Один бог знает, удастся ли нам выбраться отсюда!»
Дьякон поднял голову, прислушался. Что такое? Сальная свеча озаряла продымленные бревна избы, за перегородкой молился патриарх, под столом храпел поп Зиновий. Душно. Нет, все тихо.
«Боже, какие же муки придется нам еще терпеть? А вернемся— как встретят нас проклятые бусурмане? Не любит везирь, чтобы турецкие люди ездили в Москву», — думал Павел.
Что-то словно мелькнуло в лунном окошке, дьякон положил калам [108] на стол, тихонько обошел по стенке, посмотрел.
Так и есть! За окном голова в стрелецкой шапке прильнула ухом к самой слюде.
Дьякон ухмыльнулся, вернулся, сел за стол, заскрипели, но песку удалялись шаги. Вдали лаяли собаки.
108
Трость для письма (араб.).
«Предупреждали нас еще в Киеве, — писал дьякон, — что в Москве иностранцы должны быть очень осторожны. Знающие люди говорят, что те, кто хотят укоротить свою жизнь лет на пятнадцать, должны ехать в Московию, жить там как подвижники, — в воздержании, в посте, за чтеньем священных книг, вставая для молитвы в полночь. В стране московитов нельзя шутить, смеяться, веселиться, нельзя курить опий и гашиш. Здесь нет музыки, — говорят, патриарх приказал сжечь недавно пять возов гуслей, гудков, дудок.
И здесь за всеми московиты подсматривают в щелку и, если что увидят неугодное, ссылают в Сибирь, чтоб наказанный ловил для царя белок и соболей. Сибирь — это значит страна мрака и отчаяния…
Нас попы-черкасы [109] предупреждали, чтобы мы в городах не смотрели слишком внимательно на московские пушки, на городские стены. Кто это делает, тех сажают в тюрьму, как турецкого шпиона. Господи, спаси нас, дай вернуться домой!..»
— Дьякон! — тихо позвал патриарх. — Не спишь? Поди-ка сюда!
109
Украинцы.