Чёрный хребет
Шрифт:
Старик приподнимает серебряную крышку одного из подносов, а под ней – запечённая рыба с овощами, только из печи, аж пар идёт. Приподнимаю крышку ближайшего ко мне подноса – под ней мясной пирог. Под другой крышкой – суп с мясом марли, под третьей – блины с вареньем. Под четвёртой – салат из плодов, которых я никогда прежде не видел.
Снимаю все до единой крышки – на столе настоящее пиршество.
Беру бутылку из непрозрачного стекла, достаю пробку, наливаю в серебряный кубок... красное вино.
–
– Я же говорил, башня помогает мне. Как ты мог заметить: я стар, я едва хожу. Я никогда бы не смог приготовить пищу, если бы пришлось добывать еду самостоятельно. Поэтому башня готовит её мне.
– Она умеет думать?
– Нет, конечно. Это же башня, у неё нет мозгов, как у человека. Но она каким-то образом чувствует. Чувствует и помогает.
– Давно вы её построили?
– Построил? – старик смеётся. – Она была древней, когда я сюда пришёл и останется древней, если я уйду. Она много веков стояла пустая до моего прибытия. Похоже, ей было одиноко, поэтому она пустила меня и заботится о моей семье.
Смотрю на еду, обливаюсь слюной. Живот отчаянно требует заполнить пустоту внутри.
– За ужин в компании, – старик приподнимает свой напиток.
– За ужин с семьёй, – поднимаю свой.
Выпиваем напитки, и я набрасываюсь на пищу, поглощая всё, что помещается в желудке. Пихаю в себя еду до тех пор, пока она не грозит полезть обратно. Старик обедает культурнее: он аккуратно разрезает ножом каждый кусочек, смакует, держит вино в руке и подолгу смотрит на горизонт через дыру в стене.
Заканчиваю есть намного раньше старика.
Действительно великолепный обед. Скорее всего, я не отведаю такого ещё очень много лет. Как здесь позвать официанта и попросить упаковать остатки с собой?
– Спасибо, что отобедал со мной, – говорит.
– Ничего, – отвечаю. – Я могу приходить хоть каждую неделю.
– О, это было бы замечательно.
Встаём, подходим к дыре и смотрим вдаль, два человека с набитыми животами, момент чистейшей философии, время поразмыслить о смысле бытия и нашей роли в этом мире.
– Так, зачем ты пришёл? – спрашивает. – У тебя какая-то цель или ты случайно на меня наткнулся?
– А, мелочь, – говорю. – Девушка из моей деревни ушла куда-то сюда, и я решил её вернуть.
– Она здесь, в моей башне?
– Скорее всего. Хельдис говорит, что это вы ей приказали, и собираетесь съесть, но это же явная глупость. Вы не из тех людей, что причиняют другим вред.
– Конечно нет, – фыркает. – Может, это твоя подруга там, на столе?
Смеюсь.
– Может, поищем ногти и человеческие кости в супе?
– Ерунда какая, – говорю. – Эти девушки вечно что-то придумывают и верят в это всей душой.
– Если твоя подруга где-то в башне, – добавляет старик. –
– Спасибо за гостеприимство, – говорю.
– Только у меня одна просьба. Поищи моих дочерей и приведи ко мне, я хочу развеять их бредни обо мне. Хочу снова жить как одна большая семья, а не вот это вот всё.
– Это может быть проблематично: они сильно запуганы и наверняка не захотят подниматься сюда.
– В таком случае приведи их силой. Пусть увидят, что я – не чудовище, которым они меня воображают. Я совершенно обыкновенный старик и я нуждаюсь в любви моих дочерей.
– Договорились, – говорю.
На этот раз мы не жмём руки, а крепко обнимаемся. Как Хельдис могла вообразить, что отец собирается её «выпить», что бы это ни значило. Это же добрейший на свете человек. Приведу кого-нибудь из сестёр, пусть сами убедятся в чистоте его намерений.
Глава 30
Спускаюсь на этаж ниже.
– Эй! – кричу. – Есть кто-нибудь?
Конечно же никто не отвечает. Если одна из сестёр прячется за дверью, то она не может разобрать моих слов из-за затычек в ушах. Запуганы до смерти человеком, которого вовсе не стоит бояться.
Открываю те двери, что открываются, а к запертым прикладываю ухо и вслушиваюсь, пытаюсь различить хоть малейший шорох. Сто двадцать одна сестра. По крайней мере одну я найти должен.
Иду по этажам, освещаю лестницу факелом, спускаюсь всё ниже.
Подумать только, выпивает собственных дочерей! Кто мог придумать такую глупость? Так и вижу, как Вулвехаф подходит к дочери со штопором, откидывает волосы на макушке в бок, а там под ними деревянная пробка. Вытаскивает пробку, наклоняет голову и оттуда льётся чистейшее красное вино.
Выпивает дочь... нелепость.
Спускаюсь всё ниже.
– Эй, – кричу. – Вам больше не надо прятаться, можете выходить. Отец о вас позаботится. Ужинайте с ним за одним столом – это всё, чего он хочет.
Проверяю каждую комнату, дёргаю ручки дверей. Большинство закрыты: открывается едва ли каждая десятая и там обнаруживается либо барахло, либо давно покинутые апартаменты.
Похоже, девочки научились очень хорошо прятаться – они занимаются этим годами.
Спускаюсь ещё на несколько этажей, снимаю обувь: сандалии из кожи марли на шнурке, изготовлением которых занимается Гервес. Они достаточно мягкие, чтобы ступать тихо, но, чтобы передвигаться бесшумно, лучше совсем снять.
«Выходите девочки, – шепчу. – Вы сами не знаете, от чего отказываетесь».