Черный квадрат. Мои философские размышления здесь на Камчатке. Том 1
Шрифт:
Так и нас, поток самого камчатского Времени, то соединяет и позволяет нам буквально на время встречаться друг с другом, то временно, а может кого-то и навсегда, и навечно разъединяет, позволяя только слышать голос другого по сотовому телефону, а то уж и навсегда разъединяет, поднимая и приподымая уже навсегда далеко ввысь ту нашу невесомую давно, исстрадавшуюся душеньку, которая безропотно и легко, с костра кедрачового и такого для кого-то такого еще жаркого, возносится к тем всем потомкам нашим и их нымыланским, олюторским (алюторским), корякским, чукотским, эвенским и лауроветланским, и к «верхним» их людям, чтобы затем уж никогда не вернуться назад, а только остаться в нашем постоянно трепещущем сердце, чтобы остаться в нашей переполненной впечатлениями от встреч с ними памяти и даже остаться в наших каждодневных мыслях, и даже во всех наших желаниях, когда-либо соединиться, что бы на раз и узнать, как же они там без нас, без нашей поддержки и без всепомоществления им каждодневного моего?
Так и я давно, еще при жизни художника в 2005 году мечтал собрать, написать и издать с самим художником Павлом Этьенна его альбом репродукций из многочисленных его картин, виденных мною, написанных им, приготовил и черновики заготовки, но случилось!
А случилось в нашей жизни то памятное 21 апреля 2006 года событие, которое буквально всколыхнув землю нашу камчатскую девятибалльным землетрясением, перевернуло и всю жизнь нашу, убыстрив её в десятки раз! Случилось тогда 21 апреля 2006 года памятное, не только для памяти, а и для всей моей подкорки, когда ранее плотная и ровная землица здешняя под ногами еще так громко загудела и невероятно своей мерзлоты изгибами, завибрировала буквально сама и еще так внезапно, и еще так неожиданно, что все планы пришлось перестраивать
21 апреля 2006 г., когда я вернулся из очередной своей командировки из села Хаилино, только, что мы с водителем Мартыновым Валерием Александровичем взошли с перегретых катков от трудной дороги, как неожиданного вдруг около 12 часов дня, круглая Земля здесь на полуострове Камчатском почему-то сама вздыбилась, землица наша Камчатская вся под ногами нашими задрожала, вся Земля наша, как бы и куда-то, как в бездну какую-то сместилась, как писали потом дотошные ученые, сместив даже ось Земли, кажется на все 31,4 сантиметра. И вот, а в масштабах человека это много, а в масштабах всего Космоса это ведь ничто (!). И естественно, сместив на раз тогда буквально за одну минуту той особой вибрации землицы здешней все наши приоритеты и все наши ранее написанные на бумаге или выношенные там, в головушке нашей планы, и даже все наши прежние желания, сместив и даже, сменив всю ранее выстроенную нами очередность всех наших будущих действий буквально на годы вперед, а для кого-то и даже на всю жизнь,… Так как страх, так как сам наш тот апрельский здешний камчатский и тиличикский от землетрясения внутренний, пережитый всеми нами стресс, так как тот особый страх за детей своих и уж затем даже за жизнь свою здешнюю. Но, даже ощущение на первых порах твоего полного бессилия пред мощью той земной вдруг ни с того ни с сего, разбушевавшейся стихии и твоей здешней незащищенности перед самой Природой Камчатки и тех глобальных подвижек не только плит здешних, а и самих нравственных устоев людей, когда сам животный глубинный подкорковый страх за жизнь и буквально за твоё и моё существование, раскрепостил оттуда изнутри моей и его подкорки всё то-поистине в чем-то даже животное, что закладывалось может быть за те миллион лет назад еще в те доисторические времена, когда сам человек будучи вовсе другим жил еще как младенец божий в яслях в той каменной синайской пещере, когда он может и здесь на Камчатке того теплолюбивого мамонта ловил в ямы глубокие, им же выкопанные, когда само понятие нравственного и безнравственного было куда-то не нами смещено к единственному понятию жить или даже, как бы выжить в том древнем мире и в то жуткое каменное и еще доисторическое время! Ты или он тот мамонт тебя своими клыками и своей силищей в десятки тонн такого красного живительно мяса, или здесь в Корфском заливе этот тихоокеанский синий кит, одним своим взмахом хвоста и вся сила уже почти тридцати тонной мышечной машины вдруг да на тебе и раздавит она тебя, и даже твою ту утлую лодчонку, обтянутую шкурой моржа или сшитой из нерпы здесь в заливе Корфа. И тогда и в такие моменты он, не задумываясь о той нашей человечьей нравственности одним движением, отправит всю твою команду ловцов китов глубоко на тихоокеанское дно, где и прожорливые здешние крабы и многочисленные бычки, называемые в народе морской черт быстренько справятся с тем, что в таких случаях от человека и остается там, на дне морском, где черно-пречёрное царство могучего бога Нептуна.
И вот, спрашиваю не пассажира этого скорого поезда, в котором я пребываю теперь, а спрашиваю я сам себя:
– А разве он ранее был именно таким этот залив Корфа?
И, подумав, сам же себе я отвечаю:
– Естественно нет! Просто человека и барона Корфа еще и в то время здесь еще не было, так как еще не родился он где-то там, в просвещенной ныне европейской Германии и еще даже не было этих наших современных картографов, и всех наученных геодезистов, и некому было называть залив этот именем тем германским, и чуждым всем краям этим, чтобы называть-то и обозначить для нас его именно так. Да сколько на землице нашей именно таких не свойственных нам названий? Но разве же мы все карты из-за этого будет переделывать? Или города все и все веси наши плоть от плоти русские мы каждый раз будем в горячности их переименовывать. Это уж историческая данность и какая-то традиция всей памяти нашей! Так сегодня есть! Так кем-то и когда-то оно, было то место или то море наименовано, и мы это еще и помним да и знаем сегодня! И это вся трудная история наша! И кто, и даже когда принимал те решения их так назвать нам в тех пыльных архивах уж часто и не докопаться, да и не продуктивно это будет, так как понимаю я эту внезапно возникшую передо мною и многими другими проблему с топонимикой многих и многих географических точек на землице нашей. Думаю, что и до Корфа плавали здесь в водах этих Тихоокеанских пусть и теперь безымянные русские люди и понятно, что нашлась бы прекрасная русская фамилия, чтобы увековечить на наших русских картах её не одну и не единственную ту фамилию, и ту русскую семью. Но так уж исторически случилось, и так уж повелось, и такова наша камчатская история, а она не имеет того сослагательного наклонения и даже склонения. Об этом хорошо сказал физик и теоретик и настоящий практик Андрей Сахаров, что наше будущее – категория неопределенная, как и другими, сказано, что прошлое оно в наших корнях и корешочках глубоко-преглубоко там сидит, если не в самих наших невероятно как завитых в бесконечные информационные спирали генах, состоящих всего из четырех гуанидинов (АГЦУ). А столько затем получилось из их алфавита разнообразия, а столько там упрятано нашей генетической памяти в том их переплетении и в простом чередовании А-Г и Ц-У. Всего-то четыре для другого ничего не значащих условных знака, от первоначальных букв? Всего-то четыре углеродно-азотистых основания, и еще несколько атомов углерода и кислорода в каждом, а какое пламенное горение, а какое пылает пламя исторической памяти и исторической справедливости внутри души нашей и даже каждого из нас.
Вот и в прошлом году из бухты Лаврентия и из села Лаврентия Чукотского автономного округа я пригласил и приехал ко мне врач фтизиатр Кошель Виктор Евграфович и, разговаривая с ним, удивляюсь я, не нашлось ли другого имени и не насмешка ли это над людьми там живущими, именно в той отсюда от Камчатки далекой бухте и не насмешка ли то над всеми коренными, и над всеми аборигенами, и даже над теми пришлыми, кто может еще и знаменитый, и кому-то памятный Гулаг в те юные свои годы прошёл… Или это просто вчерашнее напоминание нам о том Лаврентии Берия, который, понятно еще до нас и был, и, который жил тогда и руководил всем тем Гулагом, который и называл, и наименовывал всё и вся на земле Колымской и еще Магаданской и не только… А может я не прав, может это имя того библейского святого Лаврентия, привнесенное туда нашими русскими мореплавателями и даже даденное тем местам самим Дежневым Володимером? Тогда уж вовсе иное дело! Вот и село, и даже бухту ту назвали так, а не иначе. Лаврентия. И поди теперь разберись в самой той топонимике: святой ли то человек или сам сатана в обличии человека? И это уже данность, а не какая-то сложная семантика слова или еще и названия того места, и того села. А уж какие у кого ассоциации и еще с кем он соотносит это название, и какие это вызывает чувства у него, это уже чувственная наша сфера. И, может даже кто-то скажет спасибо картографу, что он не стер своим ластиком от того животного страха за жизнь, что не поспешил и не переименовал всю нашу историческую память, а как в назидание и, как бы в напоминание о тех временах будущим поколениям он оставил его и не залил «случайно» несмываемыми фиолетовыми чернилами, как это сделала жена Казимира Малевича, когда увидела, написанных им абсолютно голых как её казалось «развратных» женщин, а вернее простых русских баб, да еще в бане. И вот та её, вылитая на картину абсолютно черная краска, покрытая от времени еще и каким-то кракелюром подарила нам тот его Казимира Малевича «Черный квадрат», вернее он стал черно-пречёрном на который мы и сегодня смотрим и в его глубинах трещин его почти столетнего кракелюра, а может даже в своем воспаленном мозгу желаем и даже хотим найти одно единственное и даже в чем-то верное объяснение всему земному и этому всему, что могу памятью своею охватить историческому, как физик-теоретик из Англии Стив Хокинг, даже не владея в полной мере, как я своим телом, еще пытается в своих многочисленных теоретических трудах «Черные дыры и молодые вселенные», «Будущее пространства-времени», «Природа пространства и времени» и в других трудах, описать нам поведение всей Вселенной на самых ранних её этапах от самого первого момента её секундного или даже миллисекундного или фемтасекундного зарождения, что сомневаюсь кому-либо и здоровому и такому сильному, как Валуев по силам ли, если не брать во внимание его Стива Хокинга всю физическую, а не духовную его немощность… И тогда, мы ясно и осознанно понимаем, что в принципе-то
– Всё то не правда и всё то неверно в их суждениях!
– Всё то теоретические фантазии физиков таких же, как и Стив Хокинг теоретиков, которые предполагают, как бы было в том первородном космическом киселе, которого на самом деле и не было, так как именно я-то именно сейчас есть!
– И Бог даст, и завтра я буду!
Всё это тот же новый Коперника подход: Солнце вокруг Земли вращается или всё наоборот. И многое тогда нам разъяснил Коперник и еще большего не разрешив, оставив не отвеченными все вопросы наши. А есть и найдется еще тысячи тысяч вопросов, на которые никто и никогда вероятно и не ответит, даже зная, что бозон Хигса как бы и есть, и как бы его и нет.
Да и понятно, что великий Эйнштейн нам давно писал, что точка отсчета и точка наблюдателя это диаметрально разные вещи, и даже как бы разные сущности. Но я не хочу внове оказаться в той космической и в той многовариантной вероятности и еще тоже десяткой с тридцатью или даже со ста нулями сингулярности и в какой-то там десятичной или сотенной степени, и чтобы внове, чтобы по-новому с самого отцовского сперматозоида еще и развиваться, чтобы внове и в абсолютно новом времени мне расти и еще становиться, как творческой, жаждущей активной земной жизни личности. И еще, чтобы в мареве ночи, чтобы мне преодолевать и ту же корь, и грозный мой дифтерит, и даже ненавистный мне полиомиелит, которым болела моя соседка и вероятно родственница в пятом колене Таня Кайда и, которую многочисленные родственники по неведению своему пророчили мне в том моем детстве даже, как бы в жены и в спутницы жизни моей. Не хочу и не желаю я, чтобы мне внове ждать быстротечения времени этого моего. Это не правда! И это всё их физические теоретические построения и черной энергии, и даже той черной их материи, так как они чего-то еще и сами не знают, да и не понимают, а может и не ощущают, пытаясь в чем-то всех нас убеждать, низводя все сложное к простым математическим формулам и каким-то сверх сжатым до невероятности сингулярностям. И я, убежден, вовсе не верно! Так как есть такие категории и понятия в душе моей как отвага отца моих братьев Левенчук Алексея Андреевича 2 апреля 1944 там под Одессой на станции Вознесенск-3, оставшегося верным присяге Родине и СССР и истекающем кровью от ран его и героизм моего деда Якименко Иван Андреевича в феврале 1918 года в Савинцах, сраженного пулей из маузера махновца и упавшего на ту черную-пречёрную твердь и на землю нашу савинскую черную-пречёрную, есть в народе нашем смелость и есть в миру еще и предательство буквально твоего соседа, ведущего кого-то на эшафот… А это наши человеческие взаимоотношения и наши человеческие и уже все цивилизационные измерения, которые никакими формулами, которые никакими расчетами сегодня нам не измерить, так как только когда возникает какая-то напряга, даже нравственная проявляется вся человеческая сущность и всё его духовное величие.
А иначе мы бы из нашего сегодня и не задали свой полу наивный вопрос:
– А почему именно бухта та именем того Лаврентия названа?
– Разве имен по краше и нет на Руси нашей или у всех славян и даже у всех мусульман, или у всех буддистов её населяющих?
Как и сосед мой здесь Тиличикский назван Улей Абрам Абрамович, а по абрису ну настоящий береговой коряк.
– Так кто же он?
– И пчел здесь до сих пор в Тиличиках нет!
– И, Абрамов из того Синайского Израиля не так уж много здесь и сегодня?
Вон и мой брат Борис да Иван, и мой дядя Александр, созвучно с Александром Македонским и с Александром Суворовым, а еще и с Александром Пушкиным, и мой друг Владимир Дубров, это также созвучно с Владимиром Мономахом и таким умудрённым, и таким собирателем земель всех славянских, и всех искони русских, чем не имена, чем они не такие да не знаменитые и не созвучные?
– А Владимир (Володимер) Дежнев.
– Или они не такие красивые?
– Или все они не звучные?
И только, затем может через недельку, когда уж порванную и прерванную телефонную связь после того памятного апрельского 21 числа 2006 года землетрясения не без чрезмерных усилий и напруги восстановили связисты в отцовской памяти слова младшего сына Василия, врача хирурга из далекого отсюда от Камчатки Липецка по тому еще проводному телефону:
– Папа, я срочно, вылетаю! – и ниточка родственной проводной, а то и теперь космической связи на минуту, или две меж нами как бы прервалась, так как тот далекий спутник-ретранслятор за горизонт Земли вдруг ушёл…
Телефонная связь и тогда от очередного толчка, от очередного афтершока, как специалисты сейсмологи говорят, а я бы сказал, от всплеска волны земной и её сверх напруги вновь между нами прервалась, так как землица та здесь на олюторской земле рожает в напруге настоящий новый может быть сотый или сто двадцатый камчатский высокий вулкан, который из самих глубин и железо, и платину с серебром, да и златом подымет именно сюда наверх и выдаст нашим людям нымыланам, олюторам (алюторам), корякам и оленным людям – чукчам, как выдает тот шахтер трудолюбивый именно на гора с тверди своей еще, так не изученной, хоть где-то там, на Кольском полуострове уже и чуть ли не все 15 километров её ведь ученые пробурили!