Черный квадрат. Мои философские размышления здесь на Камчатке. Том 1

Северодонецкий Александр

– А моё сердце?

– А наши и жены моей Наталии Васильевны, и сына моего Василия и Алексея сердца они в унисон не первый день ведь так ритмично стучат!

– И понятно, моё давно пере натруженное сердечко, и сына моего, и жены моей сердца?…

– А его сыновье сердце? Что он там ощущал и как еще волновался он, как оно сжималось и, как у него оно болело по ночам, а то и ясным днём?

И вот! Всё, что было до 21 апреля 2006 года, было одной нашей жизнью и всё, что стало после того памятного для всех Хаилинцев и Тиличикцев дня, когда её эту богатую камчатскую Землю пронизал почти 9,2 бальный гул, когда её эту Землицу еще никем не укрощенная и не измеренная никем, и никогда невероятная земная силища, как сказал, и написал затем Владыка Камчатский Игнатий, «из-за того, что мы (подразумевалось в тексте Тиличикцы и Хаилинцы) мало, вероятно ему Господу Богу молились…»?

– Может то его Игнатия и истинная правда?

– Не все и не так

уж часто молятся, да и истинно откровенно.

– Это действительно ведь верно, так как и величественных, завораживающих глаз мой храмов здесь на Камчатке моей нет, и должной привычки еще у всего народа до сих пор ведь нет. А может и нет!? А может и вовсе не так?!

Вся землица наша пришла тогда 21 апреля 2006 года в такое возмущение и в такое волновое вспучивание и в неуправляемое движение материковых толстых плит, и в такое невероятное возмущение, что в бухте Скрытой лёд толщиною в два метра в мгновение от гидроудара идущего от дна его по нему превратился в мелкую крошку и в каше подобное крошево от тех сильнейших гидроударов морской соленой водицы, возмущенной откуда-то снизу не то с 20 или даже с 40 километровой глубины нашей Землицы, от тех её невидимых вибрационных особо длинных волн, которые шли из самих глубин нашей Земли и по самой мерзлой апрельской нашей землице от древнего Хаилино и до береговых, не менее древних, а им уже 300 лет в 2014 году исполнилось Тиличики и по земле здесь пошли такие трещины её неимоверной боли шириной и в метр, и глубиной чуть ли не во все 10 метров, а то и все 20 метров и они, протянулись далеко на север от наших родных Тиличики аж до самого до Хаилино, и когда затем я переезжал их на санитарном вездеходе «ГАЗ -36769» у реки Тылгаваям, чувство естественного и природного первородного его глубинного не за себя страха, проступало по моей коже её такими маленькими пупырышками, так как и на ней, на Земле той хаилинской рождался там внутри такой маленький пупырышек, той внутренней здешней горы или даже нового могучего-премогучого камчатского очередного вулкана. Той Горы, которая где-то там, на глубине 40 или 50 километров рождается в районе древнего села Хаилино в самом Корякском здешнем высоченном нагорье.

И когда, и где он этот земной вулкан проявится, где и когда он окропит нашу землю своими пламенными огненными языками, сжигающими всё на своём пути, мы ведь сегодня и не знаем, как и не знали те люди, которые изображены на божественно талантливой картине «Последний день Помпеи» работы, как мне кажется, художника и классика жанра Карла Брюллова, смотря на которых я теперь не вижу ни их ночной нагоды, ни даже их не скрытого от меня стыда естественной нашей пред Богом нашим обнаженности, а только вижу я их страх пред разыгравшейся на их глазах стихией. И притом, в большей степени, страх не за себя, а за детей своих, за жен своих, за всю будущность свою. Да, так как и не знали те древние люди, которых тот вулкан Везувий и его горячее дыхание настигло неожиданно, настигло в темной ночи, и вижу те люди, которые на нас всех смотрят сегодняшними глазами страха перед немеряной силищей безграничной Природной, смотрят глазами их страха перед силой извечной самой матери Природы, божественной силой, силой может быть даже в чем-то уверен в этом Божественной, которая нас всех и в Тиличиках, и в далёком Хаилине сама так нежно оберегала, только чуть перстом своим, как и у художника Иванова Александра в его непревзойденном «Явлении Христа народу. Явлении мессии», поистине по-отцовски и без особой злости предупредив:

– Люди Земные – будьте чуть добрее. Люди Земные – помните, что Вы не вечны на этой Земле.

– Люди Земные – думайте обо мне повседневно, когда недра Левтырынинваяма так легко и быстро раскапываете до глубин вековых.

– Люди Земные – молитесь мне Господу Богу, когда гору с золотом и аметистами тщательно роете штольнями, да еще изучаете её вот на протяжении почти тридцати лет.

– Люди Земные – знайте силу мою Великую. Люди Земные и Вы ведь взойдете скоро на мои здешние высокие Небеса и, растворитесь здесь в этом вечном эфире Космоса, став одной из миллиардов мерцающих новых Звезд, чтобы своим светом вновь соединяться со всем человечеством и уж затем, только оттуда, издалёка наблюдать за всеми нами…

И в другом зале, и в другом музее или в другой галерее смотря, на эту божественную по естественной правде своей картину «Последний день Помпеи» Карла Брюллова, понимаешь, как всё в Мире нашем так призрачно и вся твоя, и моя былая слава, и то нажитое трудами неимоверными богатство твоё, и моё пред силой могучей её Природы нашей – меркнет и как сила огня и раскаленной вулканической лавы всё делает внове этим таким твердым камнем.

И вот тогда только ты понимаешь, что в день свой последний, туда далеко на небеса ведь ничего земного, кроме того, что для души своей сделал именно ты и не возьмешь. И ты понимаешь тогда, что настолько верно ведь говорил Великий Владимир Мономах, пишущи своё послание к Олегу в 1355 году в Киев.

И

тогда ты сам осознаешь, что талантливый художник, а еще человек Карл Брюллов сам, ощущая и страдая, говорит и общается с нами своим особым художественным, таким выразительным языком, тем художественным языком, которым можно сказать человеку, разумеющему и именно тебе буквально всё, и одновременно не услышишь ты ничего, так как талант его насколько многолик, настолько он многогранен, что только одно движение, что только один взгляд я бы писал, я бы рисовал вечность, а он настоящий и божественный талант, он воплотил это на таком плоском полотне, чтобы еще раз напомнить нам о бренности буквально всего земного, именно в такие трагические моменты для самого человека, когда его телесная оболочка уже ничто, она уже тот пар, подымающийся высоко в небеса и, чтобы напомнить нам еще раз о той не земной силе самой Великой и Божественной силе Природы, дающей нам еще вдохновение, а кому-то и настоящий земной талант, и еще особый талант любить и быть любимым, и еще талант неистово страдать, и тот талант кому-то еще и сопереживать, а может еще талант страстно и от всего сердца твоего презирать, и даже кого-то искреннее от всей души своей, чтобы до всех твоих фибр ненавидеть, чтобы снова только любить и неистово до самозабвения, как и все они те художники не только ясным днём, а и в полном черно-квадратном того Малевича Казимира мраке и даже во сне нисколько, не отдыхая где-то в уме что-то созидать, покуда мы живем, покуда мы еще дышим этим камчатским звенящим от особой его морозной чистоты воздухом…

А был бы наш Хаилинский Павел Этьенна таким же еще и знаменитым, как и сам Карл, Брюллов, да еще мастерская такая бы была у него здесь в килпалинском их Хаилине была бы, да холсты прочные, а еще художественные устойчивые к свету краски, способные легко передать здешние желто-огненные в чем-то охристые цвета еще были бы у него?

Нет никакого сомнения, что так и было бы, проживи он еще 10-20 лет каждодневно, собирая златую колосистую жатву своего хаилинского и тополевского здешнего таланта, найди он своего одного единственного преданного ему «поводыря» по этой многоликой жизни, которого часто артисты продюсером зовут или даже не бедным спонсором, а то и древним не нашенским словом меценат, каким был тот же Александр Третьяков, имея свои ткацкие льняные мануфактуры в Калужской губернии и одновременно, основавший такую величественную художественную галерею в самой Москве, или Савва Морозов, взрастивший своими богатствами и непередаваемого композитора Петра Чайковского и даже, настоящих многих революционеров, сумевших и, перевернувших всё наше сознание, и всю нашу жизнь тогда в революционные и 1917 и 1918 годы.

Но мы знаем, мы уверены, что сама-то история никогда, ни при каких обстоятельствах не терпит того сослагательного наклонения, которое бы к ней нам так хотелось бы применить. Всё уже до нас самих состоялось и ничего фантазировать нам теперь пишущи о Павле Этьенна не требуется. И нам, сегодня естественно понятно, что если бы Этьенна Павел родился в том же Санкт-Петербурге, а если бы он еще и поступил в академическую художественную школу или даже в саму ту академию художеств, если бы у него были богатыми родители.… Но всего бы того, что он сделал за свою короткую жизнь здесь в камчатском и корякском Хаилине могло бы и не быть тогда вовсе…

– А вот если бы?

– То не смог бы он написать свою одну единственную, но неимоверно талантливую картину «Танец в чуме, или девушки – мухоморы».

– Да и не смог бы он прочувствовать, как и когда, в каком цвете все это торжество самого здешнего пантерного разве только чуточку ядовитого для кого-то мухомора изобразить, чем же его тот вихрь и сам танец их передать, и какую одежду на них тех девушек еще и одеть. И даже, чтобы понять, нужна ли им при этой мухоморной их пляске сама эта такая жаркая оленья меховая одежда, которая только от меня и скрывает весь тот их внутренний жар души и особый пыл их юных страстных до любви сердец, как и наша хрупкая хаилинская землица, которая скрывает в своих невероятных глубинах и этот новый камчатский зарождающийся 21 апреля 2006 года хаилинский вовсе новый вулкан, который я уверен, будет скоро недалеко от Хаилино или даже от самих моих береговых Тиличики, как есть и недалеко от Усть Камчатска четырех километровая Ключевская сопка, как и есть тот высоченный постоянно, извергающий лаву Толбачик и еще даже недалеко от города Петропавловска-Камчатского есть величественная Корякская сопка.

– Но, я теперь явственно понимаю, что великая наша и даже моя, и понятно и его Павла Этьенна короткая история не терпит никакого сослагательного наклонения: да если бы еще он и не пил!

– Если бы еще и себя, как надо это делать всем нам он каждый день берег бы!

– Если бы многочисленная семья в трудную минутку поддерживала его!

– Если бы та часто бесчувственная к нуждам творческого человека советская власть своевременно и тогда в детстве направила его в художественную школу-интернат в Палану или, как Килпалина Кирилла в далёкий дальневосточный Владивосток!