Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка
Шрифт:
Тысяча, к которой принадлежал Тенгери, как раз отдыхала, и воины разлеглись на траве. Стражи придержали своих лошадей и приказали пленным сесть. Пока воины переговаривались со стражами, ели и пили, обмениваясь новостями и трофеями, пленные всем своим видом показывали, что умирают от жажды. Однако стражи делали вид, будто не замечают этого, а некоторые из них даже угрожающе замахивались плетками.
— Они хотят пить, — сказал Бат, и лицо у него было такое, будто их жажда его радовала.
«Как же так?» — думал Тенгери. Ему казалось странным, почему побежденному
И он, не произнеся ни слова, встал и сделал сидевшим неподалеку от него пленным знак следовать за ним. Сразу поднялись восемь китайцев, скорее удивившихся, чем обрадовавшихся.
— Эй, что ты собираешься делать с ними? — спросил его бородатый страж.
— Они хотят пить, брат, я отведу их к ручью, пусть напьются.
— Вот как? Отведешь к ручью? — Он натянул свою шапку на лоб и оскалил зубы. — Это пленные, а не овцы, слышишь? Выдумал тоже, на водопой поведет! А если они разбегутся?
— Тогда я их поубиваю! Мои стрелы их догонят!
— Всех восьмерых, да? А вдруг они побегут в разные стороны? Об этом ты не подумал, юноша, признайся!
Об их бегстве Тенгери действительно не подумал.
— Глупец! Послушай: возьми четверых, а потом еще раз четверых. И если хоть один от тебя уйдет, ты сам восемь раз умрешь!
Воины и стражи рассмеялись.
Тенгери быстро зашагал с первой четверкой к ручью, успев еще услышать, как Бат сказал стражнику:
— Он все равно что дитя малое: плачет, когда мы смеемся, болтает, когда все мы молчим, поет, когда мы изрыгаем проклятья; до сих пор ему приходилось стеречь лошадей и овец, но людей — никогда.
Ручей был узким, и все дно его кто–то словно аккуратно выложил крупными продолговатыми камнями.
— Смотрите не разбегитесь! — прикрикнул Тенгери на пленных.
Они пугливо закивали, хотя скорее всего слов его не поняли.
— Если вы убежите, мне не сносить головы. А что стоит человек без головы?
Они снова закивали.
— Давайте пейте!
И опять они закивали, но пить пока не осмеливались.
— Да пейте же! — Тенгери опустился на колени на лежавший у ручья плоский камень и приник к воде, как баран.
Теперь китайцы его поняли и тоже попадали на колени, а один даже свалился в ручей, обдав всех брызгами.
— Эй, ты что? Уплыть вздумал, а? Вылезай, говорю тебе, да поживее!
Китаец поднял руки, жалобно залепетал что–то и покорно выполз на берег.
Напившись досыта, они наполнили водой свои долбленые тыквы–кувшины.
— Готовы? Пошли теперь обратно! — сказал Тенгери.
У китайцев был теперь другой вид. Их лица разгладились, глаза ожили, в них появилось даже какое–то тепло. Вдруг все они полезли в карманы и вытащили из них какие–то вещицы, которые Тенгери прежде видеть не доводилось. Это были листки, испещренные странными
значками. Не зная им цены, он все же сунул их себе за пазуху и повел китайцев дальше, встретив по дороге
— Что это такое, не знаешь? — Тенгери показал ему таинственные листки.
Тумор покачал головой. Ветер разворошил его черную гриву; он открыл было рот, словно желая сказать что–то, но не знал, что именно. Он покачал головой — вот и всё-
— Они подарили мне это с таким видом, будто это золото или серебро, но ведь это не серебро и не золото, Тумор, да и красоты в них никакой нет, в этих листках.
— Да, красоты в них нет. Выброси их, Тенгери. Если они нагнутся за листками, значит, это все же ценная вещь — и ты их у китайцев опять отнимешь. Оставят на земле — ты ничего не потерял!
— К чему бы им дарить мне вещи, никакой цены не имеющие, Тумор?
— Спроси Бата! — И Тумор пошел своей дорогой, а Тенгери счел, что его совет недурен.
Десятник ответил ему:
— Да, этим добром у них набиты все карманы. Тут вот какое дело: за один листок ты получишь в империи Хин, ну, предположим, полбарана, за два — целого и так далее. За десять листков — верблюда, а за…
— Не может этого быть! Верблюда меняют не меньше чем на шесть баранов.
— Не в империи Хин. Там хватит и десяти таких листков. Они все равно что золото!
— Как ты сказал? Все равно что золото? Да разве они на золото похожи?
— Это деньги, Тенгери, а деньги все равно что золото. Эти бумажные листки они называют деньгами. Только не слишком–то радуйся, можешь их спокойно выбросить, у нас ты за них не получишь даже полуобглоданную кость. А в империи Хин они тебе не понадобятся. Там мы возьмем себе, что пожелаем, без этих листков, понимаешь?
— А кто их делает?
— Ремесленники китайского императора, Тенгери.
— Вот как? Тогда императору достаточно приказать наделать побольше такого добра, и он получит, что пожелает!
— Император получит все что угодно и без этих листков! — ухмыльнулся Бат.
Той ночью Тенгери долго не мог заснуть, странные, листки все еще лежали у него за пазухой, и когда он прикасался к ним, они потрескивали. Мысли об их ценности не шли у него из головы. «У меня десять таких листков. Выходит, я могу заиметь — если, конечно, поверить Бату — пять баранов или одного верблюда. Я, правда, не вижу ни моего верблюда, ни пяти баранов — пока не вижу; но мне достаточно будет обменять в империи Хин эти маленькие замечательные листки, эти деньги, и я получу в обмен на них животных». Нет, сон никак не шел. Какое это удивительное чувство — ощущать себя хозяином верблюда, которого ты еще даже не видел, потому что он сидит у тебя за пазухой. А когда он потом все–таки заснул, ему приснились китайские ремесленники, изготавливавшие эти бумажные деньги и раздававшие их на улицах Йенпина людям. Во сне же Тенгери услышал и голос одного седобородого монгола, который сказал: «О да, юноша, империя Хин — это страна сказок и чудес».