Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка
Шрифт:
И тысяча незамедлительно отправилась в обратный путь.
Разгромленный Дзу—Ху и его всё потерявшие жители остались далеко за спиной. С такого расстояния онгуты походили на черных ночных сов, рассевшихся на городских стенах — точнее говоря, на том, что от них осталось, — да на обуглившихся балках перекрытий домов. Но воинам до этого никакого дела не было. Большинство из них даже считало, что они поступили как надо, оставив горожан без крова: пусть поживут под открытым небом, в юртах или кибитках, как и они сами. Это прибавит
— Так нам и не пришлось повоевать, — раздумчиво проговорил Тенгери, — И значит, в следующий раз мы опять будем последней тысячей.
— Разве я не сказал сразу, что это позор? — ответил ему Бат. — На войне мы побывали, а врага не видели. Это все равно что просидеть целый день у озера и так и не поймать ни одной рыбки. Что такое рыболов без рыбы? А не воевавший воин?
В главном лагере у Онона Чингисхан готовился достойно встретить победителей. Выдоили тысячи кобылиц, и вдоль широкой дороги орды кумыс пенился в фарфоровых бочках. Но и рисовое вино ждало воинов, а вареной и жареной конины было столько, что на всех хватило бы и еще осталось.
Последняя тысяча вернулась первой, но ее никто не встречал и никто на нее внимания не обратил. Даже матери не вышли из юрт встречать своих сыновей, не говоря уже
о невестах, ведь юноши вернулись без добычи, без драгоценных камней, без слоновой кости, без шелка, даже соли с собой не привезли.
Ошаб сказал Тенгери:
— A-а, это ты. Вернулся, значит?
Герел тоже не подняла на него глаз, говоря:
— Как–то ночью ты мне приснился, Тенгери.
— Я?
— Да, ты! Ты вернулся с войны с подарком для нас. — И совсем тихо добавила: — Ведь ты был гостем в нашей юрте, Тенгери!
— Умолкни! — прикрикнул на нее Ошаб. — Для того ли мы оказывали ему гостеприимство, чтобы нажиться на этом?
— Но ведь это мне только приснилось. Да и вообще: что он мог привезти нам, если он был в последней тысяче?
— Присаживайся, — предложил Ошаб, — И не обращай внимания на ее болтовню. Видишь, как правы были наши старики: «Люби жену, как свою душу, но выколачивай, как свой ковер!»
Тенгери рассмеялся и присел на шкуру.
— А все–таки я к тебе с подарком вернулся, Герел.
— С драгоценным камнем?
Тенгери покачал головой и хитро улыбнулся.
Герел упала на колени, и глаза ее заблестели, когда она проговорила:
— А может быть, алмаз? Скажи, что ты привез мне алмаз!
— Нет, не алмаз, Герел.
— Ага, нет, значит. Тогда что, шелк?
— И не шелк, Герел.
Она на коленях приблизилась к Тенгери.
— Видишь, Ошаб, как он насмехается над моими желаниями? Как он меня заманивает ловко, правда?
— Очень даже ловко, — кивнул Ошаб и, повернувшись к Тенгери, добавил: — Можешь сейчас бежать хоть до самого Онона, она
— Это золото? Да, он привез мне целую пригоршню золотых украшений! Так ведь, Тенгери? Скажи, не томи. — Сейчас Герел стояла на коленях совсем рядом с ним. — Ну, признайся, что ты отнял у богатого китайского купца все его добро. Ничего, он этого заслуживает.
— Нет.
— Нет? Тогда что же ты мне привез? Ошаб, он надо мной насмехается! — Лицо ее приобрело неприятное выражение, она то и дело переводила взгляд с мужа на Тенгери. — Ни золота, ни драгоценных камней, ни алмаза, ни шелка?
— Вот видишь, Тенгери, все они, женщины, такие, — с улыбкой прошептал Ошаб, — Если воин вернулся из похода и не принес ничего, кроме собственной жизни, — значит, он воевал зря!
— А сам хан? — вдруг возмутилась Герел. — Разве он ведет войны просто так, чтобы не получить ничего?
— Она свихнулась! — воскликнул Ошаб, вскочил и схватил ее за волосы, отчего порвалась красная коралловая сетка на голове и маленькие красные шарики упали и покатились по белому меху, как капельки крови. — Взбесилась! Может, ты привез с собой хоть немного китайской травы, чтобы заткнуть ей рот?
— Травы? Разве хан привозит своим сотням жен китайскую траву? — вскричала Герел, которую Ошаб все еще тянул за волосы, и, поднявшись, затопала ногами по меху и кораллам.
— И все–таки я кое–что привез тебе, — сказал с ухмылкой Тенгери.
Ошаб сразу отпустил жену, та опять упала на колени и тихо–тихо проговорила:
— У него все–таки есть для меня подарок! И что же это, дорогой Тенгери?
— Два барана или один верблюд!
— Или? Почему «или»? Ах, ты просто не знаешь еще, что подаришь? Два барана или верблюд! Слышал, Ошаб? — Она с сомнением взглянула на Тенгери.
— Выбирай сама, Герел, что тебе нужнее — бараны или верблюд?
— Вот как! — Она в растерянности уставилась на мужа, который и сам сильно удивился и не сводил глаз с Тенгери. — И где же твои бараны и верблюд?
— У меня за пазухой, — сказал Тенгери, от души радуясь, что может вот так, запросто, взять и достать из–за пазухи таких больших животных. Он рассмеялся как ребенок, а Герел как раз этот его смех и разозлил.
— В кармане?! — прикрикнула на него маленькая женщина.
Ошаб тоже обиделся.
— Ты шути, шути, да знай меру, Тенгери. Даже у самой маленькой птички есть сердце и печень!
— Прогони его из нашей юрты, Ошаб! —
Но Тенгери уже достал эти странные китайские листки и сказал:
— Это не золото, но когда ты таких накопишь много, можешь за них купить золото. Точно так же, как за эти несколько штук ты сможешь купить себе двух баранов или верблюда. Конечно, только у китайских купцов.
— Ты правду говоришь, Тенгери? — удивилась Герел.
Тенгери кивнул.