Чертоги Казад-Дума

Каэрия

«Ага, только вот вы еще желаете, чтобы я вдруг забыла о Белерианде и собственном наследии во имя того, кто не ценит даже собственной жизни, — Ниар остановилась, прижавшись ушибленным плечом к стене. Спину после удара стулом пронзала стрела холодной, яркой боли. Была бы секундочка свободного времени, и старшая дочь Мелькора обязательно бы исцелила саму себя. Но придется потерпеть. До утра. — Торин может и не жаден, и, не отрицаю, он не безумен, как мне казалось. Да вот только, как и я, он сражается за свой дом и семью. И, по себе знаю, вряд ли он забудет об Эреборе, даже во имя более реальной и теплой мечты…»

Ниар

прикрыла глаза, вспоминая о Талрисе и Анаэль. Как они там поживали? Криво ухмыльнувшись, Красная Колдунья попыталась представить себе, чем сейчас занимались самые близкие ей люди. Талрис наверняка кружил подле Истари, силясь сбить Майар со следа пелорийской тройки. А Анаэль пыталась удержать на поводке Азога, мятежный дух которого много раз заставлял Ниар задумываться об убийстве бледного орка. Их работа была сопряжена с прямым риском. Конечно, силами как Талрис, так и Анаэль превосходили хранителей Арды, но всякое могло случиться. Не следовало забывать о Сауроне. Этом мелком и трусливом предателе.

Перед глазами Красной Колдуньи все на секунду потемнело. К губам подкрался крик, а в нос ударил резкий, тошнотворный запах разлагающихся тел. Тангородрим и тысячи гниющих трупов. Дагор Браголлах, эта ужасная, безумная битва за Ангбанд. Запах огня над Ард-Галеном, струящиеся лавовые слезы трехпикой горы. Сотни умерших, тлеющих, умирающих и кричащих эльфов и людей. И прель, пропитавшая плодородную когда-то почву ядом смерти. Почему-то историки не сохранили в своих рукописях тех ужасающих подробностей, которые вклинились в память Ниар: бумага не может отразить тех воплей, что исторгали из себя покалеченные умирающие в агонии; она не может передать того сладковатого запаха прожаренной плоти, что щекотал нос Ниар в ту ужасную битву; сухой папирус бессилен передать весь кровавый кошмар, что пришлось пережить Красной Колдунье.

— Ниар? Ниар, с Вами все в порядке? — приятный голос прошелестел совсем близко. Не понимая, что происходит, наследница Дор Даэделота открыла глаза. Тошнота не проходила, а боль в спине и боку только усиливалась. Ниар захотелось посмеяться над собой, над собственной беспомощностью, но сил на веселье совершенно не осталось. Драка с гномкой стоила потраченных усилий, без сомнений, ведь полученные увечья легко лечились. Однако чтобы от произошедшего конфликта была хоть какая-то польза, следовало перетерпеть боль и унижение. Все шло по плану.

— Я, кажется, навлекла на Вас немилость Даина Железностопа, — попытавшись улыбнуться, Красная Колдунья сглотнула. Слюна во рту была соленой. — Мне не хотелось этого, прошу меня простить.

Торин не ответил. Он хмуро смотрел в лицо своей собеседницы, оглядывая ранки на нем. Потом, протянув руку к Ниар, осторожно коснулся ладонью ее щеки. Девушка, перебарывая в себе инстинктивное желание отпрянуть, просто отвела взгляд в сторону, дозволяя эреборцу то, чего не дозволяла другим. Рука Короля-под-Горой оказалась холодной, как лед.

— Ну, глаза у него тоже синие, но не думай, что сердце снежное, — Осаа стояла за спиной сына, хитро поглядывая на Красную Колдунью. Ниар не сомневалась, что гномка ненавидит весь род Мелькора, и, при возможности, постарается избавиться от докучающих Миас навечно. Однако что поделать – добрый и нежный голос гномки благотворно действовал на разум в момент

слабости. Ниар позволила себе расслабиться, интуитивно понимая, что в настоящий момент никакие опасности не угрожают жизни.

— Не стоит думать о Даине, — коротко произнес Торин, убирая прохладную ладонь с разгоряченного лица Миас. Ниар, немного сожалея об этом, принудила себя встать прямо. Расправить плечи, слегка взбодриться. Ведь, по сути, ей не должно выглядеть столь ущербно в глазах гномьего правителя. По ее жилам текла магия Амана, ее сила позволила бы ей расширить проход Калакирья до размеров Тангородрима. Разве могло такое существо даже по собственной воле позволить себе пасть так низко? Честь дороже всего. Тем более в глазах врага.

— Врага? — Осаа рассмеялась, заставив Ниар вздрогнуть. Неужели гномка могла читать мысли? Или же все действия, как и помыслы, старшей дочери Мелькора стали настолько предсказуемы, избиты? — Торин не враг тебе, Чародейка. Единственный злодей тут – ты.

— Вам нужно отдохнуть, — Торин, заметив дрожь спутницы, помрачнел. Отведя взгляд, качнул головой и, не спрашивая больше Ниар ни о чем, подхватил ее на руки, точно пушинку. Издав удивленный вскрик, Красная Колдунья даже не успела возразить эреборцу. Сильные руки гнома держали тоненькое тельце дочери Дор Даэделота надежно, крепко. Торин не смущался своего поведения и, даже не смотря в лицо Ниар, ловко и быстро зашагал вперед по лестнице. Не зная, как реагировать на столь открытое проявление доброты, Миас зарделась.

— Ну, что скажешь, Колдунья? — Осаа, безликой тенью шедшая подле сына, широко улыбалась, явно предвосхищая дальнейшее развитие событий. — Разве он заслуживает смерти, этот грубый и неотесанный Король-под-Горой? Разве должен он пасть от руки Азога, так, как велит того его судьба? Загляни ему в сердце, Ниар. Ты ведь можешь, ты не побоишься обжечься. Что для тебя наши жизни? Лишь песчинки в пустыне. Так почему бы тебе не разглядеть одну единственную и не защитить ее от гневного ветра рока? Он добр к тебе и милосерден. И мнение его не изменится, даже если он узнает правду.

Ниар скосила взгляд в сторону. Ей не хотелось больше слушать речей Королевы Эребора. Возможно, в ее сладких и заманчивых словах крылось белое зерно чистой, бескорыстной правды. Но, признавая этот факт, Ниар с неудовольствием находила себя в положении человека, заведомо приговорившего ни в чем неповинного к смерти. Красная Колдунья, в силу особенностей своего характера, зло творить не торопилась. Приказы отца нельзя нарушать, воин нельзя избежать, но причинять боль кому-то, в кого ты веришь… Кого ты знаешь и кого находишь достойным…

— Слишком даже для тебя, да? — Осаа не уставала подзадоривать Ниар. Широко улыбаясь, гномка подмигнула старшей Миас, как старой подружке. — Я думала, ты сама пишешь правила, деточка. Сложно не привязаться к тому, кого ты пытаешься привязать к себе. Тебе это было известно. И тебе известно, что ждет всех нас в конце пути. Выбор все еще за тобой. А пока позволь ему проявить к тебе внимание.

Ниар вздрогнула. Осаа, махнув ручкой, развернулась на месте и направилась вниз по лестнице, видимо не желая больше разводить пустых бесед. Радуясь исчезновению несносной собеседницы, дочь Дор Даэделота прикрыла глаза, наслаждаясь теплом, что исходило от гнома.