Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
А предмет спора между Торином и Балином тем временем все внимательно слушал. После воссоединения отряда Ниар вела себя на удивление тихо и подавленно. Осаа, не имевшая возможности говорить с Красной Колдуньей, расценивала поведение чародейки как признак надвигающейся бури. Хотя исключать другие объяснения загадочному настроению ангбандки гномка не решалась. В конце концов, Ниар потеряла глаза и сломала ногу. Излечить себя Миас теперь не могла. Воля Эру запрещала ей избавляться от увечий, предназначенных Торину. Магия, на протяжении многих лет поддерживающая принцессу Дор Даэделота, вдруг оказалась бесполезной. Это значило, что до конца своих дней Красная Колдунья не сможет любоваться окружающим миром и будет обречена терпеть боль, отпущенную Королю
И Ниар терпела. Бесспорно, муки ее были непередаваемы. Сломанные ребра и бедро не позволяли чародейке двигаться свободно. Даже малейшее движение заставляло Красную Колдунью морщиться от боли. Легче ей не стало даже тогда, когда эльфийские девы наложили чародейке на искалеченные части тела целительные повязки. Но хуже всего дело обстояло с глазами. Привыкшая в первую очередь полагаться на свой взор, Красная Колдунья беспомощно шарила перед собой руками всякий раз, когда желала либо до чего-то дотянуться, либо куда-то пойти. Столкнувшись с бессилием, Ниар молча дожидалась внимания со стороны, чтобы, банально, справить малую нужду. Еще в прошлую ночь царствовавшая над огнем и смертью, теперь старшая дочь Мелькора самостоятельно не могла ступить и шага.
Впрочем, в этом плане Осаа не слишком переживала за чародейку. Глупой старшую Миас назвать никто бы никогда не посмел. Пройдет какое-то время и Ниар найдет способ вновь обрести былую ловкость и реакцию. Помимо слепоты существовали и другие, более серьезные проблемы.
Во-первых, Торин. Продолжая искренне переживать за сына, Осаа не пугалась признавать и волнения за Ниар. Молодой Король хоть и защищал чародейку перед своими соратниками, сам вряд ли хоть на миг переставал думать о случившемся. Мрачный и хмурый, эреборец глядел в пустоту перед собой и стоял вдали от всех, застыв, подобно каменному изваянию. Осаа понимала, о чем думает сын. Взвешивая все за и против, он пытался рассудить, как правильно поступить с красавицей-наездницей. Полюбившаяся ему за смелость, открытость и жизнелюбие, Ниар оказалась чародейкой. А маги в мире сущем хоть и считались существами почитаемыми и уважаемыми, на деле чаще оказывались простыми интриганами и злыми шутниками. Знал ли Торин, кем на самом деле являлась воспитанница оборотня? Нет. Знал ли он, какой силой обладает маленькая девочка? Трижды нет. Мог ли он знать, что за действиями Ниар не крылась тривиальная корысть? Ответ очевиден.
Выходит, что Торина от сурового, но справедливого суждения удерживал лишь один немаловажный и бесспорный факт. Однако мог ли этот факт оказаться решающим Осаа, к сожалению, не знала. Ниар в пору было бы бежать прочь, но в нынешнем физическом состоянии чародейка вряд ли бы сумела скрыться даже от диких зверей. К тому же, что-то подсказывало гномке, что не стоило ожидать от ангбандки трусливых жестов. Принцесса не была из числа людей, способных отвернуться от своей цели в середине сложного пути.
Оставалось надеяться лишь на благоразумие Короля-под-Горой и на его милосердие. Ложь Ниар, конечно, никак не способствовала сближению с упрямцем-гномом. Ожидать от Торина постоянной протекции и лояльности было бы глупо. Осаа, вздохнув, опустила взгляд к ногам. Загвоздка в том и заключалась – понять, какие решения будут приняты, и как они будут влиять на всю ситуацию, предугадать было невозможно. Оставалось действовать наперед. А для этого хотя бы следовало решить, чьей стороне хранить преданность.
Прищурившись, гномка прикусила нижнюю губу. Бросив короткий взгляд на сына, опустила плечи, чувствуя разливающуюся внутри горечь. Качнув головой, перевела взор на Ниар и ощутила острейший укол в сердце.
«Я никак не помогу ни Ниар, ни Торину, если буду ждать с моря погоды, — решила Осаа, перебирая пальцами складки платья. — Что бы ни предпринял мой сын сейчас, ситуация радикально не изменится. Нападения со стороны ожидать тоже не стоит, так как для большой битвы вряд ли кто готов. Вернуть Ниар зрение я не могу, а вот попробовать вернуть ей бодрость духа вполне по моим силам. Остается только понять, зачем
Даже не заметив, что уже расценивает трех Миас в качестве союзников, Осаа, недолго думая, подошла к принцессе Дор Даэделота. Склонившись рядом с ней, замерла, не зная, с чего начать. Негромко кашлянув, заметила, как Ниар чуть подалась в сторону.
— Это я, — шепнув чародейке в ухо, Осаа едва заметно улыбнулась. — Понимаю, ты вряд ли захочешь слушать то, что я буду говорить, но выбор невелик. Как понимаешь, происшествие у Гундабада очень навредило твоей репутации. Торин пусть и питает к тебе сильные чувства, не будет ориентироваться на них в вопросах, касающихся безопасности и благосостояния народа Дурина. Между личным и вечным, он всегда будет выбирать вечное, таков уж его удел. С другой стороны, он будет стараться огородить тебя от чужих нападок. И пусть его верность тебе пока крепка, так не будет вечно. Рано или поздно Торину придется выбирать, чью сторону занять, и кажется мне, он сделает выбор не в твою пользу.
Осаа выдержала паузу, всматриваясь в лицо Красной Колдуньи. Отчужденно-сосредоточенное, оно ровным счетом ничего не выражало. Гномка, расценив это как добрый знак, продолжила:
— Я знаю, на что тебе пришлось пойти и какой выбор сделать. Твой поступок, хотелось бы верить, более благороден, нежели меркантилен. И так как я явилась в этот мир, чтобы просить у тебя заступничества за сына, на мне теперь лежит ответственность за твою судьбу. Сомневаюсь, что ты сможешь это признать и переложить долю своих обязательств на спину чужака, но так уж распорядился случай. Я сама не трепещу от жажды помогать тебе и твоим родственникам в войне, о которой никогда не помышляла. Зато теперь мне известно, против кого ты борешься и почему. Быть может, твой отец бывал слишком суров в своих решениях и иначе воспринимал битву за Средиземье, но я не забуду, что ты – не Мелькор, а прославленная за честь Красная Колдунья, осмелившаяся бросить вызов самому Илуватару. Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу. Согласна, во мне нет твоего дара убеждения и беспредельной силы, зато есть хитрость и хваткость, которыми могут похвастать далеко не все. Скажи мне, что ты надеешься найти в Мории, и я постараюсь узнать, знают ли твои враги о планах, которые вы лелеяли.
Осаа смолкла, уступая право речи воину темных земель. Ниар долгое время молчала, никак не выказывая испытываемых чувств. Держа голову прямо, чародейка лишь иногда слегка поджимала губы, будто оценивая честность своей собеседницы. Гномка, терпеливо дожидаясь ответа, даже успела испугаться, что ангбандская принцесса говорить не собирается вовсе. Но страхи оказались беспочвенными. Когда Ниар раскрыла рот, голос ее прозвучал едва различимым шепотом. С губ старшей Миас слетело короткое слово и растворилось в шуме ветра, однако и этого хватило, чтобы Осаа, наконец, поняла, почему наследница трона Дор Даэделота так стремилась очутиться в Казад-Думе. Выпрямившись, гномка нервно сглотнула, почти физически осязая, как гнев Амана оседает на спящий Эннорат. Произнесенное Ниар слово за собой скрывало длинную историю славы и гибели, и несло в себе прорицание, оставленное тем из Аратар, кто под крыло свое собирает души погибших.
— … оказалось, что лезвие Гуртанга переломилось надвое. Эльфы и люди вместе собрали огромное количество дров и сложили большой костер, пламя которого полностью поглотило тело дракона. А над Турином насыпали высокий курган, и осколки Гуртанга похоронили вместе с ним. И когда с погребением было закончено, эльфы спели жалобный плач о Детях Хурина, и возложили на вершину кургана серый камень, на котором рунами Дориата выбили слова: “Турин Турамбар дагнир Глаурунга”, — Осаа наизусть процитировала слова, услышанные в Чертогах Мандоса от своего друга Истари. Холод и страх завладели гномкой. — Вот что ты желаешь найти в чертогах Казад-Дума. Черный меч, который станет погибелью для Мелькора. Ты хочешь заполучить Гуртанг.