Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
Беорн продолжал улыбаться, а у Ниар непроизвольно отвисла челюсть. Нет, благородство оборотня наследницу Барад-Дура не удивляло, но восхищало и жалило самолюбие. Старшую Миас ошеломил факт иного рода – уже второе существо просило у нее о заступничестве за Короля-под-Горой. Видимо, сам того не ведая, молодой потомок рода Дурина попал в любимчики у судьбы. Ниар, глубоко вздохнув, отвернулась от оборотня.
Ну, вот и как прикажете поступать?
Ну, вот и как прикажете поступать? Читать и дальше хочется, а выкрикивать слова во всё горло сил уже не было. Балин, кашлянув, перелистнул страницу. Компаньоны, смиренно жевавшие обед, сидели плотным кружочком вокруг и во все свои большие уши внимали изрекаемым Балином словам. Надо признать, подаренная Ниар книжица всей честной компании пришлась по вкусу. Старый гном тоже нашел сказки
— Формой они походили на три больших драгоценных камня. Но пока не придет срок возвращения Феанора, того, кто погиб еще до сотворения солнца, а сейчас ожидает в залах Мандоса и не приходит больше к своим родичам; пока не исчезнет Солнце и не разрушится Луна – до тех пор не станет известно, из чего были созданы Сильмариллы,* — переведя дыхание, Балин продолжил: — Они напоминали кристаллы алмаза, но были твёрже адаманта, и в Арде не было силы, которая могла бы испортить или уничтожить их. И эти кристаллы, подобные телу детей Илуватара, служили лишь оболочкой внутреннего огня. Тот огонь — внутри их и в каждой их частице, и он — их жизнь. Феанор создал его из смешанного света Дерев Валинора. И этот свет еще живет в Сильмариллах, хотя сами деревья давно засохли и не сияют больше. Поэтому во мраке самой глубокой сокровищницы Сильмариллы горят собственным огнём. Как живые существа, эти камни радовались свету и поглощали его, и отдавали – более красивых оттенков, чем прежде…*
Гном смолк, на этот раз более не находя в себе сил читать дальше. Захлопнув книгу, Балин отложил фолиант Бильбо в сторону и сам потянулся к тарелке с наваристым супом. Снабдивший путешественников провиантом, Беорн (к маленькому счастью для подгорных жителей) сунул кому-то в сумку увесистый мешок с картошкой и сладким луком. Решившие сделать привал около часа тому назад, теперь гномы Эребора сидели на просторном лугу и ели умело сваренную Бомбуром похлёбку. Благодаря оборотня за щедрость, а собрата своего – за кулинарный талант, весь подгорный народец с упоением слушал сказки. Балин, отхлебнув с ложки, хмыкнул. Последние три дня выдались на удивление удачными. И спокойными.
— Эй, мистер Балин! — выкрикнул Фили, прожевывая тонкий и сухой ломоть хлеба. Сдоба оборотня была вкуснее всех сладостей Ривенделла вместе взятых. Пышная, обмазанная медом, она буквально таяла во рту. — А дальше? Что там про камушки?
Отовсюду до гнома начал долетать недовольный ропот. Публика требовала продолжения, а Балину просто хотелось поесть. Бросив взгляд на книгу хоббита, старый гном махнул рукой на компаньонов. Вначале – еда, и уж только потом просвещение. В конце концов, подарок Ниар ноги отрастить себе не мог и убежать никуда, следовательно, тоже возможности не имел. Бильбо, сидевший в сторонке и смаковавший похлебку Бомбура, довольно улыбался. Балину настроение полурослика нравилось. Мистер Бэггинс сиял, как начищенный медяк. Отдых явно пошел «взломщику» на пользу. Как и всем гномам, впрочем.
Вообще, следовало признать – Гэндальф поступил мудро, отведя своих подопечных в дом медведя. Беорн, описанный Серым Странником как свирепый и прямой человек, на деле оказался милым и добрым хозяином. Вернувшись сегодня утром домой, он улыбался гостям и не ругал их за причиненный вред. Лишь подшучивал порой над свойственной гномам неповоротливостью. При этом ироничные замечания никак не помешали хозяину огромных пчелиных угодий снабдить путешественников славными пони, крепкими луками и едой. Балину Беорн приглянулся, и не только в качестве радушного представителя людского народа, но и как потенциальный союзник в будущих сражениях. Тихонечко улыбнувшись, старый гном решил, что медведя нужно будет отблагодарить сразу по прибытии в Эребор. Доброту седой воин ныне расценивал как редкость, и готов был платить за нее не только золотом, но и кровью.
— Позволь-ка, Балин, — Торин осторожно перешагнул через лежащий на земле тюк с картошкой и подошел ближе. Подняв с земли пухленькую книжицу, Король-под-Горой присел напротив Гэндальфа, задумчиво листая исписанные чернилами страницы. Вновь отхлебывая супа, Балин представил себе те ощущения, что испытывал сейчас старший сын Траина. Подаренная Ниар книга была старой: истрепанный по уголкам кожаный переплет пестрил крохотными трещинками, а плотные пергаментные
— Собираешься почитать нам? — с ухмылкой на устах пробубнил Двалин. Жадно забивая рот вареным картофелем, брат искоса глянул на Торина. Балин, хмыкнув в бороду, поступил по примеру родственника. Король-под-Горой, нежно поглаживая желтые страницы огрубевшими за годы тяжелой работы руками, кивнул. В глазах молодого наследника рода Дурина отражалось пламя маленького костра. И наравне с призрачными языками пламени их яростную синеву разрывали сполохи чего-то большего, чем просто любопытство. Король Эребора, оглядывая книжку, чувствовал восхищение. И восхищение это детской простотой сияло на вечно серьёзном лице потомка великого гномьего рода.
Полуденную тишину наполнил сочный баритон Торина. К всеобщему удивлению, предводитель смелой компании отлично читал вслух, легко справляясь со сложными словами и долгими оборотами. Дыхания молодому Королю хватало с лихвой, так что вскоре все гномы вместе с магом и хоббитом погрузились в приятную дневную полудрему. По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах.
По воздуху разливались слова старых сказок, и лишь порывистый ветерок порою прерывал гладкое повествование о Сильмариллах. История в книге Ниар была интересной, а потому Торин вскоре совсем забыл об Эреборе, драконе и золоте. Разумом Короля овладели чужие подвиги, и совсем как в детстве молодой гном взахлеб зачитывался ловко пляшущими друг с другом фразами. Чудные описания преображались в яркие жизненные картины перед глазами, а сердце вторило переживаниям героев.
— Так Мелькор покинул Валинор, и какое-то время два дерева снова светили прежним светом, и страна наполнилась им. Но Валар тщетно пытались добыть сведения об их враге, и радость всех жителей Амана была омрачена, как будто небосвод постепенно затянуло облаками, принесенными издалека холодным ветром. И все боялись, что может случиться еще что-нибудь недоброе,* — докончив чтение до следующей части, Торин с грустью оторвался от книги. Подняв взгляд к друзьям, нашел их мирно сидящими вокруг и слушающими мастерски написанную историю. Бильбо, что вновь покуривал трубку, задумчиво косился на горизонт. Балин, читавший «Сильмариллион» до Торина, попивал воду из резной деревянной кружки. Племянники, плечом к плечу сидевшие на земле, открыв рты смотрели на своего Короля. Выражения лиц остальных соратников были сходны выражениям лиц Фили и Кили. Лишь Гэндальф, приникнув к большому валуну, с ужасающей тоской в глазах глядел в сердце догорающего костра. Глухое безмолвие сковало путников, погружая в тягучие пучины размышлений, мечтаний и довольства. Торин, моргнув, положил между страницами травинку и открыл переплетённый кожей фолиант на развороте. Книгу кто-то подписал, но языка гном не узнал.
— Нет, это ж надо какой подлец, а? — неожиданно нарушил гробовое молчание Глоин. Яростно махнув рукой, ткнул пальцем в сторону молодого наследника Дурина. Последний вздрогнул, пусть и незаметно для всех. Дрожащий бас друга прозвучал как драконий рык в онемевшем воздухе. — И ему Сильмариллы подавай, и власть, и счастье! А против братьев своих пойти это что же, нормально разве?
Размахивая огромными кулачищами, Глоин бил себя в грудь и еще несколько минут бранил несчастного Мелькора, давным-давно почивавшего в какой-нибудь волшебной темнице Эру. Король-под-Горой, улыбнувшись огненно-рыжему компаньону, вновь обратил все свое внимание на подпись, что красовалась на истрепанном временем форзаце. Проведя рукой по буквам, гном с еле ощутимым волнением понял, что автор надписи выводил хитросплетения букв не чернилами. Высокие и стройные завитушки крепкого мужского почерка словно бы въелись в плотный пергамент тонкой огненной нитью. Если бы перья писали искорками, несомненно, любая книга выглядела бы так же, как странные письмена на развороте. Торин, сглотнув, пальцами коснулся самой верхней и самой короткой фразы. Имя владельца старой книжицы, без всяких сомнений.