Чертоги Казад-Дума

Каэрия

— Ох, Азог, на счет этого тебе беспокоиться не стоит, — Анаэль развернулась к бледному орку и доверительно положила свою ладошку тому на плечо. Владыка Мории от прикосновения вздрогнул: рука эльфийки источала нестерпимый жар, словно бы одетая в плотную перчатку, сотканную из огня. — Мои чары сокроют нас от недобрых взглядов, да и Лихолесье нам поможет. Старая магия Черного Леса палантином накроет и тебя, и людей твоих. Мы пойдем старой, заброшенной тропой, которую некогда использовали ненавистные тебе гномы. Дорога, которую многие из нас помнят под названием «Мен-и-Наугрим». Тракт этот опасен для обычных людей, но хорош для тех, кто в сердце своем таит злокозненные помыслы. Выйдем мы из Лихолесья намного южнее угодий Трандуила, так что придется поспешить.

Азог кивнул, но задавать лишних вопросов не стал. Новая союзница знала, что делала. Она четко и ясно отдавала приказы своим приземленным подчиненным, быстро решала конфликты, вспыхивающие то тут, то там, и к удивлению гундабадского завоевателя с легкостью выстроила армию в колонны. В бессмертной угадывался

опытный стратег, прошедший через десятки сражений. Этот факт успокаивал встревоженного Азога.

Опустив голову, орк представил себе лицо своего заклятого врага. Как же удивлен будет Торин Дубощит, найдя в рядах приспешников своих предателя. И хоть молодому Королю-под-Горой привыкать к сложностям не приходилось, удар под дых такой силы мог сломить даже железную волю этого эреборского принца. Вкус мести казался Азогу сладко-горьким: вино расплаты, томившееся в темных и холодных погребах орчьей души, становилось гуще и насыщеннее. Аромат предстоящих деяний опьянял…

А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь.

А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь. Арвен, накинув на голову капюшон, нагнала Илийю. Совсем еще молоденькая эльфийка беспечно напевала веселую песенку о драконе и принце, любимую всеми девушками Ривенделла. Тоненький голос раздольной и легкой мелодией флейты лился по северным опушкам Лихолесья. Птички подхватывали незамысловатый мотив баллады и вторили темноволосой красавице Нанивиэль. Юная подопечная Арвен совершенно не замечала мрачности окружающего пейзажа, открыто и наивно улыбаясь всему сущему. Старшая эльфийка устало опустила плечи. Как оказалось, воспитание подрастающего поколения было делом довольно-таки утомительным.

— Илийя, давай до угодий Трандуила будем ехать в тишине, — Дева Ривенделла обратилась к спутнице на синдарине. Мягкий звон эльфийской речи окрасил серость леса в яркие цветущие краски Лотлориэна. — Кажется мне, так будет лучше…

— Да ну ладно Вам, госпожа, — Нанивиэль, которую эльфы Ривенделла с легкой руки окрестили Илийей – «занозой» – широко улыбнулась Арвен. Еще детское лицо юной Синдар светилось любопытством и задором. — Что может случиться с нами здесь? Разве что с небес неожиданно свалятся волки, но так кони наши родом из Рохана. Ветром умчимся от злобных чудищ…

Нанивиэль переливчато рассмеялась и пустила своего гнедого жеребца галопом. Арвен, открыв рот, удивленно наблюдала за пятнадцатилетней эльфийкой, которую отец очень вежливо и нарочито ласково попросил забрать в Лориэн. Дева Ривенделла, прибыв в гости к Элронду пол года назад, отказать последнему не смогла. Покорно согласившись исполнить отцовскую волю, внучка всем известной Галадриэль решилась сопроводить молодую Синдар до прекрасных садов Лотлориэна. Кто же знал, что короткое путешествие с недавно рожденным Квенди обернется полноценным приключением.

У Илийи был врожденный талант попадать в мелкие неприятности. От кого девчушка унаследовала это качество, было неясно: отец Нанивиэль являлся многоуважаемым библиотекарем в Ривенделле, а мать – искусным врачевателем. Дочурка же их, появлению на свет которой радовалась вся долина Имладриса, оказалась ребенком шкодливым и непоседливым. Каждый новый день неопытная эльфийка умудрялась учинять в Ривенделле погром, тем самым обеспечивая головную боль своим старшим собратьям. Арвен, живя с бабушкой в Лориэне, лишь слышала разные байки о непоседливой девице. Приехав же к отцу, Дева Ривенделла лично убедилась в правдивости сплетен о пятнадцатилетней Квенди. Несколько дней понаблюдав за Илийей, Арвен нашла в кознях девчушки лишь ребячество и любопытство. Элронд, однако, мнения дочери не разделял, видя в действиях Нанивиэль источник неприятных рутинных проблем.

«Послушай, Арвен. Я не отрицаю того, что юная талантливая Синдар полна энергии и жизнелюбия. В конце концов, все ее выходки объясняются малым возрастом и недостатком знаний, — Владыка Ривенделла говорил спокойно, хотя в глазах его сверкала тревога. — Но Илийя за три года успела двадцать раз поджечь библиотеку, трижды своровать осколки Нарсила и пять раз отрезать волосы несчастному Линдиру. Последний, кстати, весьма горевал, находя вновь и вновь собственную шевелюру укороченной до ушей. И я, между тем, молчу о побегах Нанивиэль: в позапрошлом году она на осле – ума не приложу, откуда он мог взяться в долине – направилась в Гондор, откуда поехала в Рохан. Это еще хорошо, что девочке по дороге никто злобный не попался. А представь, чем все могло закончиться? Храбрость юной эльфийки меня радует, но огорчает строптивость ее характера, неуемного, как лесной пожар. Ведь она не слушается никого в Ривенделле. И родителей в том числе».

В общем, после недолгой беседы с отцом Арвен согласилась отвезти эльфийскую разбойницу в Лориэн. Элронд надеялся, что под началом Леди Галадриэль Нанивиэль исправится, образумится и начнет жизнь смиренную, направленную на созидание. Однако, оказавшись в Лотлориэне, девчушка к удивлению старших собратьев начала в два раза больше проказничать: строгий надзор учителей воспринимался Илийей скорее как личный вызов, нежели как искреннее желание поделиться многовековой мудростью. За полтора месяца юная Квенди, отживающая свой второй десяток лет на землях Средиземья, сумела поставить на уши всех лучников Карас Галадона. Илийя даже каким-то образом сумела довести до бешенства обычно крайне спокойного Алиолада, знаменитого кузнеца Галадрим. Как ни парадоксально, но ключом бьющая из Нанивиэль жизнерадостность вынудила даже Галадриэль единожды повысить голос. Слегка покрикивая

на пятнадцатилетнюю Синдар, владычица Лотлориэна решила отправить Арвен вместе с подопечной подальше от знаменитых садов: посчитав, что юной квенди будет интересно поучаствовать в эльфийской охоте, Нэрвен чуть ли не пинками выпроводила свою внучку и Нанивиэль из Карас Галадона, благословляя путь двух эльфиек до Трандуила. Таким вот образом Арвен и оказалась на северных окраинах Лихолесья. Добрым словом поминая отца, Дева Ривенделла лишь грустно представляла себе предстоящую встречу со старыми лесными друзьями. По разумению старшей эльфийки, Трандуил должен был с радостью принять гостей, вкусной едой и холодной водой угощая двух странниц из Лориэна. Однако, зная Нанивиэль, Арвен с легкостью могла представить последствия визита к сыну Орофера. Качнув головой, дева Ривенделла приказала себе не загадывать ничего наперед. В конце концов, рано или поздно юная Квенди должна была образумиться и перестать совать свой длинный нос в чужие дела. Тяжело вздохнув, Арвен прищелкнула языком, давая понять своему скакуну, что следует прибавить шагу. Жеребец, некогда подаренный Галадриэль людьми Рохана, послушно пустился в галоп, унося Деву Ривенделла в темные дали Лихолесья. Впереди виднелись изумрудные холмы, по которым полупрозрачной дымкой разливался сизый туман. За этими холмами, много восточнее, крылись угодья Трандуила, где Арвен надеялась найти приют и помощь в воспитании Илийи. Хотелось бы верить, что добраться до земель союзников удастся засветло. Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем.

Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем. И хоть до западной окраины дремучего бора оставалась всего миля пути, гномы решили устроиться на ночлег вне границ страшной чащобы. Гэндальф, одобряя осмотрительность своих подопечных, молча уселся у костра и теперь, взирая из-под широких пол своей шляпы, читал книгу Ниар. Бильбо, то и дело вздыхая, лишь сновал туда-сюда, изредка поглядывая на Серого Странника. Собираясь приготовить ужин, подгорные жители обменивались мыслями о Смоге, порой с грустью вспоминая приют Беорна. Бомбур, колдуя над кипящей в котле похлебкой, живенько напевал себе под нос какую-то хоббиту незнакомую песню. В целом, обстановка казалась хорошей. Однако ветерок становился холоднее, а лазурное еще с утра небо теперь приобрело цвет старой серой пакли. Вечерело.

Остановившись, Бильбо поджал губы и грустно оглядел своих друзей. Суетящиеся гномы то и дело пробегали мимо хоббита, вежливо прося полурослика не мельтешить под ногами. Не зная, чем себя занять, мистер Бэггинс решил отойти в сторонку и полюбоваться природой. Пейзаж, правда, не пестрил яркими красками, но своего мистического обаяния при этом не терял: сумрак, опускающийся на восточные земли, крал у мира свет и едва заметной дымкой расползался по изумрудным раздольям. В воздухе пахло дождем и казалось, что через часок-другой низкие хмурые облака обрушат на странников ливень. А на востоке чернел силуэт леса, который эльфы некогда с трепетом в голосе называли Эрин Ласгаленом… Под ногами что-то заблестело. Мистер Бэггинс, отвлекаясь от своих мрачных дум, опустил взгляд к траве, прищуриваясь. Решив было, что кто-то из компаньонов лишился блестящей пуговицы с плаща, хоббит склонился над влажным дерном, выискивая сверкающий предмет в полумраке. Долго мучиться не пришлось: железная вещица яркой искоркой маячила среди толстых сочных травинок. Хмыкнув, Бильбо ловко подобрал находку, тут же признавая в ней наконечник стрелы, умело заточенный и легкий. Металл обжигал кожу нестерпимым холодом. Снаряд, словно бы вырезанный изо льда, сверкал отшлифованными гранями и переливался всеми цветами, будто овеянный чьей-то магией. Определенно точно, найденный наконечник не был кован гномами, как впрочем, и эльфами. Руки, создавшие столь аккуратное и тонкое навершие стрелы, были ловчее и умелее рук бессмертных. Бильбо, сглотнув, пальцами прошелся по тонкой гравировке, иссекающей наконечник. Блестящий рисунок замысловатыми лентами складывался в изображение трех многогранных камней, оплетенных стебельками вьюнов… Мистеру Бэггинсу вдруг стало жутковато. Штормом накативший на сознание страх холодом проник в сердце, сбивая дыхание. Не понимая, что происходит, Бильбо выронил наконечник и отступил назад, неловко спотыкаясь о собственные ноги. Глотая ртом воздух, смелый полурослик всеми силами пытался справиться с дрожью, которая охватила тело. Выступивший на лбу пот крупными градинами скатывался в глаза. Что-то было в наконечнике стрелы ужасное. Может быть, неестественная гладкость металла. А может быть пугающая острота лезвий, тонких, как бумага. Бильбо, успокаивая разбушевавшееся в груди сердце, точно не мог понять, что именно в красивом блестящем снаряде вызвало столь сильный страх. Перед глазами мелькнула вязь гравировки, рук вновь коснулся жгущий холод. Закрыв глаза, мистер Бэггинс приказал себе замереть на месте и попытаться успокоиться. Вышло не сразу, но уже через пять минут выходец из Шира смог заставить себя улыбнуться. Признавая собственную трусость, хоббит опустил руки вдоль тела и задумчиво посмотрел на костер. Гномы будто бы и не заметили странного поведения своего «взломщика». Бомбур продолжал размеренно помешивать суп, Бофур наигрывал на флейте легкий мотивчик, а Торин по обыкновению своему сидел поодаль от всей компании, тяжелым взглядом меряя теряющееся в темноте очертание Лихолесья. Все было хорошо, но вот только холодок… Бильбо передернуло, а в ушах неожиданно резко зазвенел чужой голос, рокочущий утробным, гудящим шепотом. Подпрыгнув на месте, мистер Бэггинс обернулся лицом к погружавшейся в ночь долине. Все естество маленького хоббита вновь пропитал тяжелый, ядовитый ужас. … Алдир Аар…