Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
— Продолжай.
— Продолжай. Признаться, я редко бывала у Мории. К Казад-Думу необъяснимую страсть питает сестра, но у нее вообще весьма странные вкусы, — Анаэль, рассмеявшись, обернулась к Траину. Гном ехал на высоком черном варге, при этом широко улыбаясь. — Например, ей нравятся земли Мордора. А еще, Ниар с трепетом в сердце говорит о Хараде и Рохане.
— Ну, я бы не сказал, что у твоей старшей сестры вкус странный, — чуть подогнав варга, произнес Король. — Просто Ниар, судя по всему, неравнодушна к диким началам. Впрочем, насчет Мории я не уверен. Знаешь ли, там было очень мило, если исходить из описаний залов, которые указаны в летописях. Высокие потолки,
— Всегда удивляло гномье искусство, — призналась Анаэль, поглаживая собственного волка по холке. Азог даровал ей лютого зверя: огромный серый варг был на порядок выше и тяжелее своих менее страшных собратьев. Обладающий удивительной серебристой шерстью, свирепый четырехлапый воин орчьей армии к удивлению эльфийки оказался весьма добродушным созданием. Пусть от псины и разило грязью и кровью, волк был покладистым и смиренным. Своего камаргу Анаэль отправила на север, не желая в битве подвергать опасности жизнь любимца. Заменой белому скакуну стал милый зверек Азога. Заменой хорошей, надо признать.
— Это в крови, — просто ответил Траин. Ухмыльнувшись, опустил взгляд к земле, оглядывая полчище орков, обступавшее варгов со всех сторон. Рычащие уруки без устали шли вперед всю ночь. Анаэль, сглотнув, грустно покачала головой. Подгорному жителю, от природы гордому и упрямому, приходилось мириться с обществом своих врагов. Положению Траина завидовать не стоило. Сохранивший жизнь, он, однако, утратил достоинство. Во всяком случае, в своих собственных глазах. Сама же эльфийка находила выдержку Короля достойной восхищения и подражания. Не каждый воин способен во имя определенных целей поступиться собственными принципами. И далеко не каждый способен принимать ежедневные унижения, помня лишь о том, что где-то существует дом, который необходимо защищать. В меру возможностей, но ограждать от нападок лиходеев.
Выпрямившись на спине волка, Анаэль отвернулась от Траина. Ее войско часа три назад перешло Андуин и теперь спешило к Лихолесью. Медлить пока было нельзя, а отдых бессмертная надеялась найти уже под густыми кронами деревьев старой мрачной чащобы. Попадаться на глаза Олорину, который, скорее всего, уже направлялся к Дол-Гулдуру, не хотелось. Не стоило забывать и о Радагасте. Бурый Маг вопреки внешней кротости обладал завидной силой и звериной порой яростью. Более скрытный и менее сварливый в сравнении с Гэндальфом, он, однако, тоже мог вставить пару палок в колеса. А лишние проблемы Анаэль были не нужны – существующих и так хватало.
Вновь посмотрев на своего друга-гнома, эльфийка почувствовала жгущую горечь. Много лет назад спасшая подгорного жителя от неминуемой гибели, бессмертная теперь не знала, правильно ли поступала, ведя Короля на верную гибель. Приказ Ниар был однозначным, и решения своего старшая дочь Мелькора пересматривать явно не собиралась. Определенно, судя по логике, Красная Колдунья была права, пользуясь отцом Торина как приманкой. Но Анаэль, хоть и желающая сродниться с сестрой, искренне не понимала необходимости в жестоких действиях. Казалось эльфийке, что и без привычных уже интриг можно было бы обойтись. Наверное, Ниар вряд ли могла понять ту боль, что испытывала сейчас Анаэль. Ведь это не ей пришлось чуть ли не на себе тащить несчастного гнома до Мглистых Гор, и не ей довелось зашивать те ужасные раны на теле подгорного жителя, что оставили своими клинками назгулы. Не Ниар выхаживала Траина все эти годы и не она опекала его.
Прикрыв веки, эльфийка вспомнила Тангородрим. Вспомнила лицо отца, который всегда рассказывал шутки во время
Анаэль открыла глаза и более холодным взглядом смерила Траина. Гном, конечно, был другом. И был хорошим собеседником, чутким и внимательным. Но, как и Ниар, Король-под-Горой просто ждал нужного момента, чтобы начать бороться за Эребор. И в его тихом спокойном поведении виднелось лишь воинское терпение и расчетливость. И ничего больше.
А поэтому эльфийка решила, что утерянный дом стоил не только чужой крови, но и чужих душ. Малая цена, по сути.
Малая цена, по сути. Все могло быть гораздо хуже. Если бы у назгулов Саурона вдруг отросли рога и хвосты, Талрису пришлось бы несладко. Облик Черных Всадников и так был не слишком приятным: чародею туго приходилось под теплыми лучами солнца в темных балахонах и крепких, тяжелых доспехах. Радовало одно – маскарад не мог длиться вечно. Теперь следовало лишь дождаться Олорина и заманить его в чащу леса. А там и чары развеять можно было.
Осторожно похлопав шайра по шее, Талрис поправил шлем на голове, надернув на него плотный черный капюшон. Обливаясь потом, ругаясь и шипя, он не ленился через каждые несколько минут поминать Ниар добрым словом. Сестрица умно поступила, решив пойти с гномами. Ей теперь не приходилось заниматься черной работой. С другой стороны, Красная Колдунья пять лет прожила бок о бок с оборотнем. Тоже не слишком приятное времяпрепровождение, между прочим.
— Прелесть, — буркнул Талрис, заставляя коня стоять смирно. Гигантский жеребец, под натиском магии ставший вороным, чем-то теперь походил на Арго. И хоть Тиа, в отличие от фриза сестрицы, не был резвым скакуном, в силе и выносливости не уступал коням мереас. Ему наколдованная амуниция лошадей назгулов казалась, пожалуй, невесомой. — Стоишь как дурак посреди полей, потеешь, воняешь, вечно куда-то бежишь, вечно куда-то торопишься. Сказка, а не жизнь…
Талрис заливался возмущенными криками еще пару минут, употребляя мало кому известные ругательства всех знакомых ему языков: в ход шел и синдарин, и квенья, и диалекты восточных людей, черное наречье и даже редко кем употребляемые зубодробительные оскорбления на валарине. Высказав зеленой долине все, что думает о приключениях, чародей громко фыркнул и смолк. Негодование утихло, и теперь только усталость снедала одного из воинов Барад-Дура. Хотелось поспать, но нужно было дождаться Гэндальфа.
В общем, день обещал быть долгим.
В общем, день обещал быть долгим. Во всяком случае, именно так думала Нанивиэль, выходя из шатра. Собратья эльфы, проснувшиеся с восходом, теперь шныряли повсюду, обсуждая то свои луки, то коней, то еще какую-нибудь ерунду. Юная Синдар, вслушиваясь в речи своих якобы наставников, широко зевала и нехотя поддакивала старшим. Бессмертные улыбались, шутили, веселились, медленно завтракали и лишь иногда заводили речи о чем-то действительно любопытном. Например, о драконе, что спал под Одинокой Горой. Илийя же, лениво ковыряя в тарелке серебряной вилкой, косо поглядывала на молодого принца, которого, как сказала Арвен, звали Леголас. Холеный, тоненький, богато одетый, он почему-то вызывал у Нанивиэль раздражение. Иногда морща нос, юная Квенди гадала, как часто наследник Трандуила попадал в неприятности. Судя по подчеркнуто скромному поведению – никогда.