Четвертая стрела
Шрифт:
– Впервые за всю службу мне жаль применять кнут, - сознался растроганный Аксель.
Копчик вытянул длинную шею и тоже глядел. На дыбе висел человек, по материалам дела - матрос фрегата "Святая Анна" Андрей Попов, и спину сего матроса от шеи до ягодиц украшала дивная картина. В облаках, среди синих диковинных птиц, верхом на коротколапом, завитом кольцами драконе летела обнаженная дева с ликом заостренным и белым, как юная луна. И все, что можно, видно было у девы в подробностях. А ножки у девы были отчего-то совсем маленькие. И райские синие птицы путались в ее длинных вороных
– Вот ответь, умница наш Прокопов, для чего человеку на спине такая дева?
– с интонацией школьного учителя спросил секретарь.
– Содомит он вестимо, ваше благородие, - предположил догадливый Копчик, - матросы, в море плавают, баб месяцами не видят, а тут, как ни возьмись, наш, - Копчик заглянул в документы, - Андрей сын Попов, на лицо не самый пригожий, но если со спины подойти - тут вам в помощь дева сия...
– Посмотри, Аксель, проверь, угадал ли умница Прокопов?
– вопросил Николай Михайлович.
Аксель наклонился, посмотрел:
– Угадал...Перед нами содомит.
– Быть тебе, подканцелярист, вскорости канцеляристом, - обнадежил Копчика секретарь, - проводи самостоятельно дознание, протокол потом предоставишь. Погань, конечно, дева эта, но мне бы с таким рисунком думочка дома не помешала. Человек я одинокий, холостой, а так взглянул бы на думочку с такой вот амазонкой перед сном - и утешился бы в горестях...
– Так давайте мы, ваше благородие, - начал было Аксель, но Николай Михайлович сверкнул на него мгновенно заледеневшими глазами:
– Отставить, Пушнин! С такими мыслями не бывать тебе катом. Мы не звери тут и не таксидермисты.
Секретарь вышел, и Копчик тут же спросил:
– Что такое таксидермисты?
– Чучела делают, - пояснил Аксель, - Знаешь, к кому он пошел?
– Один злодей шпиона в печной трубе нашел и убил, - вспомнил Копчик, покосился на подследственного и махнул рукой, - А, этот все равно уже, считай, без языка. Помчали, Аксель.
Андрей сын Попов вину свою признал, но протокола подписать не успел - на дыбе помер, хоть и старался Аксель щадить его разрисованную шкуру. Копчик вызвал караул, и втроем потащили они тело вниз, в мертвецкую. В темной мертвецкой Ласло принял тело, и как только ушли караульные - из мрака выступил белокурый лион Десэ, накинул на гриву свою капюшон и был таков.
– Опять он здесь, - недовольно проговорил Копчик, - смотри, Ласло, добром не кончатся эти посторонние в мертвецкой. А если поймают вас в камерах - хоть и плакать будем мы с Акселем, но шкуру придется с вас спустить.
– Наивный ты зайчик, - Ласло засмеялся - зубы у него были длинные и белые, как у настоящего упыря, - Сегодня убийца пришел в камеру к убийце. Ты слышал о злодее, придушившем шпиона? Через час после его ареста явился Десэ с запиской к секретарю нашему, секретарь прочел ту записку и сжег. Я провожал Десэ, стоял у него за спиной и видел почерк. Десэ отдал секретарю железную коробочку, и я тут же увел его. А где, по-твоему, сейчас секретарь?
– Допрашивает злодея, - медленно проговорил Копчик, - так чей там был почерк?
– Буквы "добро" и "люди" так пишет только наш. Настоящий, - Ласло жестом изобразил, как он это пишет.
–
– Он есть, - усмехнулся Ласло, - и ты о нем знаешь. Андрей Иванович Остерман, хозяин сегодняшнего убитого шпиона. Нумер два в нашем мартирологе.
– Оракул?
– припомнил Копчик.
– Он самый. Он Андрей Иванович не настоящий, имя его истинное Генрих Иоганн или как-то так. А наш, выходит, самый что ни на есть настоящий, при крещении так наречен. Видишь, как просто.
Взгляд Копчика остановился на обнаженном теле мертвого матроса-содомита, и внезапная идея пронзила его сознание:
– Ласло, ты же хорошо рисуешь?
– Ну да, - согласился Ласло, - нас, лекарей, заставляли в университете рисовать.
– Перерисуй для меня узор со спины сего детины. Не в службу, а в дружбу.
Ласло перевернул покойника, посмотрел:
– Занятно. За что вы забили-то его, красивого такого?
– Сам помер, от ужаса. А так он тинтиннум повесил на дверь - знаешь, Ласло, что такое тинтиннум?
– Знаю, - ухмыльнулся Ласло, - хрен с колокольчиками.
– И сам понимаешь, как он этот тинтиннум называл. При гостях, придурок. Ну, и сдали его тут же, свои же соседи.
– Называл - так, что с вороной рифмуется?
– уточнил Ласло.
– Да не смешно уже, - вздохнул Копчик, - надоели уже с этой темой, ей-богу. Так ты перерисуешь?
– Этим вечером, - Ласло приосанился, - я дежурю на придворном катании с ледяной горки. Буду трусов придворных на ручки подхватывать. И вывихнутые локотки им вправлять.
– Кто ж тебя туда сосватал?
– Одна дама, - Ласло откинул с лица длинные черные волосы благородным жестом, - честь моя не позволяет назвать ее имя. Но это очень знатная дама. Я вызывал для нее Вельзевула, и Вельзевул входил в мое тело - а далее мне неведомо, что происходило с моим телом и с той дамой, - Ласло демонстративно засмущался, - так вот, амант сей дамы, обер-гофмаршал двора, велел построить на набережной высокую горку и залить ее водой. Не иначе, надеется, что все придворные переломают себе шеи. А госпожа моя добра и милостива - она не хочет лишних увечий, и призвала меня подежурить под страшной горкой.
– Я понял, о ком ты, - догадался Копчик, - поздравляю, говорят, госпожа эта очень красива. Но ты все же перерисуй мне картинку, пока матрос не протух.
Пока Копчик ходил - Аксель переписал начисто протокол и раскладывал пасьянс на закрытом ящике с пыточными инструментами.
– Я думал, только Ласло умеет на картах гадать, - удивился Копчик.
– Я так, балуюсь, - Аксель взял валета червей, - двойственность сих карт меня пленяет. У человека не так - половинки не одинаковы. Здесь, видишь, как в зеркале - что вверху, то и внизу. А человек, бывало, ходит в золоте, смотрит на всех сверху вниз, говорит через губу - а попадает к нам, в зазеркалье, и травой под ногами стелется. А бывает, что мусор человек, пустышка, а у нас в гостях держит себя достойно и здраво, и под пытками тверд. Вот почему?