Четвертый брак черной вдовы
Шрифт:
Она вздрогнула — но не потому, что он признал себя убийцей, а потому что назвал ее по имени.
— Вы никогда не были и не станете для меня чудовищем — сказала она тихо и твердо. — Даже если убедили в том, что вы — чудовище, себя.
— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — рыкнул он. — Нет, я не стою такой жертвы, донья. Не могу принять это.
— Но вы прекрасно доказывали обратное! — рассердилась она. — Вы соблазняли меня, уговаривали
— Да, соблазнял, — он обернулся и посмотрел прямо на нее.
При свечах серые глаза казались золотистыми, как янтарь, и в них плескалась страсть. Горячая,
— Тогда не понимаю — Катарина сделала шаг к нему, распуская корсаж до конца.
— А что тут понимать? — сказал он яростно, скользя взглядом по ее белоснежной рубашке. — Вы опытная женщина, вы знаете, что испытывает мужчина. Я захотел вас с того самого дня, как впервые увидел. Вы откинули вуаль — а мне показалось, что вы набросили эту проклятую черную вуаль на мою душу. Поймали, как муху в паутину. Жить рядом с вами и не иметь возможности к вам прикоснуться — это почище пыток в королевской тюрьме! Я и сейчас хочу вас так, что яйца горят А-а-а — он укоризненно покачал головой и взъерошил волосы. — Опять не то болтаю
— Совсем не то, — поддакнула Катарина.
— Я к тому, — продолжал Хоэль, — что вы, наверное, думаете — вот мужлан, который хочет меня так, что дым из ушей. И будете правы. Правы, черт побери! Но даже у мужланов и конюхов есть сердце. Или то, что принято называть сердцем, — он постучал себя кулаком в грудь.
— Вот как, даже не подозревала, — сказала Катарина и не смогла сдержать смешка.
Хоэль опешил, увидев, как она улыбается.
— Смеетесь надо мной, — сказал он укоризненно. — Я ведь знал, что смеетесь. Не будь этого доноса, и сделай вы то, что сейчас сделали Я бы голову потерял, донья. От счастья бы потерял. Дело ведь не в страсти, совсем не в ней. Как-то так получилось — он замялся, а потом закончил невпопад: — странно получилось. Но по вашей доброте или жалости — я этого не хочу.
Последовала неловкая пауза, во время которой Катарина освободилась от корсажа, распустила пояс на юбке, и позволила платью скользнуть вниз синей волной.
— Вы не слышали, что я сказал? — спросил Хоэль хрипло, не отрывая от Катарины жадного взгляда.
— Конечно, слышала, — ответила она, делая еще шаг по направлению к нему, переступив через брошенное платье. — Я не глухая, дон Дракон.
— Тогда какого черта — он облизнул пересохшие губы, — зачем тогда это делаете? Решили устроить мне еще одну ночь, чтобы спал на боку?
— Решила быть смелее, чем вы, мой генерал. Вы были так поэтичны, поверяя мне свои чувства, а главного почему-то не сказали Испугались, бедняга
— Испугался?.. — пробормотал он.
— А я буду смелее, — она подошла к нему и остановилась на расстоянии полушага. — Признаюсь, со мной тоже случилось что-то странное. И я пожелала вас с первого же взгляда. Боялась признаться в этом, стыдилась, — говоря так, она вынула из прически шпильки и отбросила их, встряхнув волосами, давая им свободу. — Но потом поняла, что стыдиться тут нечего. Потому что еще я полюбила вас.
— Меня? — переспросил он, обшаривая взглядом ее всю — от рыжей макушки до туфелек, видневшихся из-под рубашки. — Вы, донья, спятили, наверное?
— Наверное, — легко согласилась Катарина. — Разве можно в здравом уме полюбить такого непроходимого тугодума? Честное слово, Хоэль, соображайте уже поскорее, — рубашка
— Это это — Хоэль ткнул пальцем. — Это вы где раздобыли?
— В лавке донны Соль, мой добрый дон. Увидела сегодня эту подвязку — и сразу поняла, что хочу надеть ее для вас.
— Для меня?..
— Какой же вы тупица, — сказала Катарина ласково. Не сводя с Хоэля глаз, она подняла руку и поцеловала свое обручальное кольцо, а потом взяла за руку мужа, поцеловала кольцо на его пальце и прошептала: — Вы прочитали надпись?
— «Только для тебя», — ответил он тоже шепотом и схватил ее в объятия, как медведь.
— Только для тебя, — повторила Катарина. — И будем считать, что никакого доноса не было
Он не дал ей договорить и набросился с жадными поцелуями.
А чуть позже, когда Катарина уже лежала в постели, Хоэль спросил, торопливо сдирая с себя рубашку, штаны и скидывая сапоги:
— Ты хорошо подумала? Я ведь дикий, кошечка!.. И вовсе не святой, и не благородный рыцарь!.. А ты меня столько мучила, что я сейчас за себя не отвечаю.
— Помолчите, дон поэт, — говорит Катарина, чувствуя себя безумно, безмерно счастливой, — и любите уже женщину, а не свои стихи!
27.
Счастье на двоих
Слушанье, состоявшееся по прошению донны Флоренсии, горожане обсуждали долго. Началось все с того, что ответчица едва не опоздала, примчавшись в здание суда в последние минуты. Муж явился с ней, и сел в первом ряду. Причем, места были уже заняты, но когда он подошел и посмотрел на достопочтенных донов и прекрасных дам, собиравшихся полюбоваться на очередной скандал, ряд оказался свободным, как по-волшебству.
Нынешний герцог дель Астра сел, облокотившись на спинку скамьи, и выглядел таким довольным, что даже самые отъявленные приверженцы версии донны Флоренсии засомневались. А уж когда герцогиня вышла к судье, чтобы принести клятву на Писании, сомнения окончательно отпали. Наряженная в нежно-зеленое платье, донна Катарина старательно куталась в кружевную косынку, но стоило краю ткани съехать чуть вниз, как любопытные зрители ахнули — кто шокировано, кто разочаровано. На белой шее женщины, брак которой объявили формальным, виднелись красные следы от поцелуев. А сама донна выглядела утомленной, но бросала на мужа нежные взгляды украдкой.
Сын донны Флоренсии — Фабиан Кардона — вскочил и покинул зал суда так стремительно, что краем плаща ударил по лицу донну Ренату, которая жадно наблюдала за процессом. Конечно, вреда благородной донне причинено не было, но от неожиданности она взвизгнула, а потом предпочла упасть в обморок, и вокруг нее хлопотали добрых четверть часа.
Судья допрашивал ответчицу с таким видом, будто у него болели зубы. Но донна Катарина отвечала на вопросы просто и с достоинством, и поймать ее на лжи не удалось. Иногда она мило краснела, когда вопросы касались интимной стороны жизни, но подтвердила, что они с Хоэлем Доминго вступили в фактический брак, и их союз освящен не только благословением церкви, но и земной любовью.