Четвертый брак черной вдовы
Шрифт:
Донна не ответила, вцепившись в ажурные металлические перильца. Балкон располагался достаточно низко, чтобы слышать все, что происходит на сцене, но и достаточно высоко, чтобы шум толпы не слишком мешал зрелищу. Катарина почувствовала непередаваемое волнение, оказавшись над этим шумящим людским морем. Зрители толкались, ссорились и хохотали, ожидая начала представления. Она тоже была там — каждый раз, когда показывали пьесу Гарсилоасо де ла Васо. И ее нещадно толкали, а однажды воришки чуть не срезали кошелек, да хватало
Он позаботился о лимонаде и хрустальных бокалах — они стояли на столике рядом. Тут же была низкая ваза с фиалками, которые пахли нежно и ароматно, а на блюде лежали дольки апельсинов и лимонов.
Пьеса началась, но Катарина была слишком взволнована, чтобы следить за представлением. Их заметили, и зрители чаще задирали головы, глядя на балкончик, чем смотрели на сцену.
Хоэль сидел в кресле рядом с Катариной, и его сразу узнали. А раз узнали мужчину, то и личность дамы не осталась тайной, хотя Катарина и озаботилась маской. На соседних балконах располагались благородные доны, но ни один не пришел с дамой, и мужчины взволнованно переговаривались, то и дело поглядывая в сторону Катарины.
— Боже, все внимание на нас, — вздохнула Катарина.
— Они завидуют, — сказал Хоэль. — А сейчас будут завидовать еще больше.
— О чем это вы?..
Но он уже придвинул свое кресло вплотную к ее креслу и зашептал, почти касаясь губами ее щеки:
— Рядом со мной самая прекрасная женщина на свете, и поэтому представление особенно захватывающее.
— Вы нарочно их провоцируете? — прошептала Катарина, задрожав всем телом. Близость Хоэля воспламеняла кровь еще сильнее, чем вызов, брошенный обществу.
— Мне до них и дела нет, — заверил он. — Все мои мысли только о вас.
— Будто бы, — лукаво ответила она.
— Я говорю это искренне, — он завладел ее рукой и медленно ласкал пальцами ее ладонь, — и стараюсь доказать это на деле. Вы же сказали, что конфет и цветов не надо
— Подарок удался, — подтвердила Катарина, осторожно забирая руку. — Но этого мало, Хоэль.
— Чего же вы хотите еще? — продолжал он нашептывать.
— Хочу досмотреть пьесу, — сказала она с улыбкой. — Вы позволите?
— Да, донья, — он отодвинулся и тут же зажевал дольку лимона вместе с кожурой.
Этот вечер запомнился Катарине, как один из самых прекрасных вечеров в жизни. Вечер был чудесным, а ночь обещала быть волшебной.
Они с Хоэлем возвращались домой после представления, обмениваясь ничего не значащими фразами — говорили о пьесе, о звездах, что щедро высыпали над Тьергой, и Хоэль держал Катарину за руку, ласково пожимая ее пальцы.
— Хотите прогуляться по саду? — предложил он, когда коляска остановилась возле Каса-Пелирохо.
Конечно, глаза его говорили гораздо больше, но Катарина
— Лучше бы нам пойти спать. Прошлая ночь была бурной, да и этот вечер отнял много сил. И вам, и мне надо отдохнуть.
— Что до меня — то я ничуть не устал и полон сил!
— Но я устала, — сказала она ласково и погладила его по щеке.
— А, да, — он кивнул и закусил губу. — Тогда провожу вас до порога, донья.
— А сами куда отправитесь? — спросила она, старясь за приветливым тоном скрыть страх. — Надеюсь, не опять в таверну?
— Нет, — он усмехнулся. — Пойду в постельку, как примерный мальчик. Но вы скажите, донья
— Да? — спросила она в приятном волнении.
— У меня есть надежда?..
Они уже стояли на крыльце, Трончиталь откатил коляску к конюшням, и на улице никого не было — только темнота и ароматы роз составляли компанию супругам.
— Вы смущаете меня, добрый дон, — сказала Катарина. — Не могу вам ответить.
— Почему не можете? — спросил он требовательно.
— Но откуда же мне знать, на что вы надеетесь?
Хоэль замолчал, а когда Катарина взялась за дверную ручку, чтобы войти в дом, прихлопнул дверь ладонью.
— На что я надеюсь? — спросил он хрипло. — А вы и не догадываетесь?
— Совершенно не умею читать мысли, — подтвердила Катарина.
— Ну так я вам объясню, — он схватил ее за талию и крепко поцеловал в губы.
Головокружительный поцелуй длился долго, и прерывать его никто не собирался. Катарина обняла мужа за шею, привстав на цыпочки, чтобы быть ближе к нему, а он притиснул ее спиной к двери.
Осторожное покашливание привело их в чувство, и Хоэль досадливо отстранился, а Катарина безуспешно пыталась поправить маску, которая съехала, закрыв ей глаза.
— Чудесная ночь, — раздался голос Лусии из окна.
— Вот и любуйтесь ею, — проворчал Хоэль.
— Я и любуюсь, — ответила она сухо. — И донна Инес тоже. Вижу, как белеет ее чепец у забора.
Катарина ничего не сказала, а юркнула в дом, как мышка. Взбежав по ступеням, она заперлась в спальне и не открыла, даже когда Хоэль заскребся в двери, предлагая продолжить беседу, начатую на крыльце. Но потом раздался голос Трончиталя, и Хоэль прекратил бесполезные попытки.
Когда в доме стало тихо, Катарина зажгла светильник и открыла сундук с платьями, которые уже больше года лежали вперемешку с мешочками с лавандовой солью.
Утром к завтраку первым появился Хоэль. Спалось ему неважно, и он опять пребывал в крайне раздражительном состоянии. Дело усугубило и появление Лусии — Катарина по какой-то причине опаздывала к столу.
— Как представление? — спросила компаньонка, со скрежетом отодвигая стул, чем заставила Хоэля поморщиться.
— Не думаю, что вам это и вправду интересно, — буркнул он.