Чейзер
Шрифт:
– Меня зовут Сандер Сторм, и я хочу помочь вам, - начал я.
– Господин Свейз рассказал, что с вами случилось. Но тут и без слов все понятно. Выбор у нас всех невелик - или уйти отсюда подальше, что лучше, или же защищаться. Стражников немного, их силы не бесконечны. Нужно защищать лагерь, пока вы здесь. Своих жен и детей защищать. Я ясно излагаю?
Ответом мне было угрюмое молчание. Но потом какой-то чернобородый верзила протолкался сквозь толпу и встал передо мной, уперев руки в бока.
– Сражаться зовешь, барин?
– спросил он с ехидцей.
– А почему
– Хорошо, что-нито другое предложи, - ответил я, глядя чернобородому прямо в глаза.
– У тебя семья есть?
– Нет у меня больше семьи, - губы бородача задергались, глаза заблестели.
– Жена, сынов двое, доченька... все там остались.
– Сочувствую твоему горю, но скажу так - коли ты близких потерял, то делать ничего не надо? Сидеть и ждать, когда смерть за горло возьмет?
– Уходить отсель надо, - крикнул кто-то из толпы, и несколько голосов подхватили "Уходить!" Начался шум. Я поднял руку, призывая к тишине.
– Я тоже думаю, что лучше уйти, - сказал я.
– Но все ли согласны со мной?
– Наши дома там, - ответил крупный мужчина в темной добротной, хоть и перепачканной грязью одежде.
– Куды мы от своих очагов пойдем? Да и идти некуда. Мы теперь сами навроде как зачумленные. Куды не пойдем, везде стрелами встретют.
– Сестра у меня в городе осталась, - добавила пожилая женщина, вытирая слезы.
– Жива ли, нет ли...
– А если идти некуда, тогда надо защитить себя, - сказал я.
– Лейтенант готов выдать оружие всем желающим. Если у кого свое есть, еще лучше.
– Больно складно говоришь, барин, - заявил чернобородый.
– А сам-то ты сражаться с нами плечом к плечу будешь?
– У меня свои дела. Мне нужен человек по имени Цельс, - Я сделал паузу, обвел взглядом толпу.
– Кто знает Цельса?
Мне ответили полным молчанием.
– Выходит, никто не знает Цельса, - я пожал плечами.
– Ладно, буду искать.
– В город собрался?
– Невысокий худощавый старик с белоснежными до середины груди волосами и аккуратной бородкой вышел из толпы, оглядел меня изучающе.
– А не боишься?
– Боюсь, но пойду.
– Отчаянный ты малый, - сказал старик.
– От гиблой чумы нет спасения. Заразишься и помрешь.
– Все мы когда-нибудь помрем, папаша. Так уж мир устроен.
– Я посмотрел на чернобородого, который продолжал стоять в вызывающей позе.
– Ну что, будем своих женщин и детей защищать, или от упырей под юбки спрячемся?
– А я согласен!
– вдруг выдохнул бородач с той решимостью, которая бывает или у сильно пьяных, или совершенно отчаявшихся людей.
– Давайте снарягу!
– И я пойду!
– крикнул парень лет двадцати, стоявший рядом с миловидной девушкой, державшей на руках младенца.
– И я!
– раздалось со всех сторон.
– И я!
Так, вроде получилось. Лейтенант Свейз смотрел на меня с одобрением. И тут раздался тревожный сигнал рожка.
Люди с криками бросились к шатрам, как испуганные мыши. Свейз хлопнул меня по плечу, и мы побежали
Ночь была ясная, костры полыхали ярко, и приближающиеся к кордону со стороны города фигуры можно было хорошо рассмотреть. Всего кадавров было восемь. В другой раз я бы сказал "четверо мужчин, два подростка лет пятнадцати и женщина с ребенком", но эти порождения ночи и ужаса больше не были людьми. От одного взгляда на их изъеденные заразой оскаленные в страшных улыбках лица я покрылся ледяным потом. И они что-то бормотали, я лишь спустя пару секунд понял, что.
– Пааамагытиии!
– донеслось до нас.
– Пааааа...
Защелкали тетивы арбалетов: бредущий в голове группы мертвец опрокинулся на траву, заскреб ногами - болт пробил ему череп. Женщина протянула к нам изуродованные разложением руки, показывая свое дитя - от младенца осталась только нижняя половина тела.
Меня вырвало. Когда я пришел в себя, семь из восьми зомби дергались на земле, последний кружил на месте, рыча и выплевывая белесую пену. Свейз ткнул мертвеца факелом в лицо - кадавр отпрянул, замахал руками и упал. А потом солдаты остервенело колотили обезноженных зомби мечами и алебардами, пока последний из них не замер без движения. Трупный смрад, и без того густой и тошнотворный, стал нестерпимым.
– Быстрее, в огонь их!
– скомандовал Свейз.
Трупы трещали в пламени, и мне казалось, что они движутся. И еще, я видел глаза молодого солдата, который наколол на острие алебарды останки младенца и сбросил их в чадящий черным жирным дымом костер. Меня охватила противная обморочная слабость.
– Чего стоите?
– заорал Свейз на застывших в отдалении горожан.
– Еще дрова тащите, скорей, скорей!
– Это только начало, - сказал беловолосый старик. Я и не заметил, как он подошел.
– Дальше будет страшнее.
– Уж не знаю, что может быть страшнее, - буркнул я.
– Так ты и впрямь решил идти в Монсальват?
– спросил старик.
– После всего, что видел?
– Не хотелось бы, но я должен.
– Ты храбрый человек, - старик улыбнулся.
– И поэтому я пойду с тобой.
Дорога от лагеря беженцев до ворот Монсальвата заняла у нас часа два. Старик отказался ехать со мной, шел пешком. Впрочем, сил дедушке было не занимать - привалов мы не делали. Пейзаж вокруг нас был вполне обыденный и мирный: дорога вела через вспаханные поля, на которых уже появились ростки, по обочинам дороги порхали птицы, теплое солнце пригревало нас. Однако время от времени обрушившаяся на Монсальват беда напоминала о себе: на дороге нам попадались брошенные беженцами предметы - посуда, одежда, инструменты, детские игрушки, - а пару раз ветер донес тяжелый запах разложения. В брошенном предместье нас облаяли бродячие псы, чувствовавшие себя здесь полными хозяевами. Вскоре я увидел первые трупы: один свисал из окна дома, второй лежал у крыльца, собрав вокруг себя тучу мух. Я немедленно закрыл лицо пропитанной дегтем тряпкой - и тряпку и деготь я взял в лагере. Старик же невозмутимо продолжал идти вперед, стуча своим посохом по дороге.