Чингисхан. Человек, завоевавший мир
Шрифт:
Еще одно преимущество Тэмуджину давали люди, встававшие под его знамена. К нему пришел костяк аристократии борджигинов, в том числе и его дядя по отцу Даритай, никогда прежде не питавший дружеские чувства к племяннику. В числе сторонников оказались Сэчэ-беки, правнук Хабул-хана, вождь клана джуркинов (и джуркины и борджигины считали своим прародителем Хабул-хана), его брат Тайчу, Хучар-беки, сын Негун-Тайши, старшего брата Есугея, и Алтан-отчигин, сын Хутул-хана, а это означало, что Тэмуджина поддерживали наследники последних двух правителей объединенной монгольской нации, хотя нельзя исключать и того, что на данный момент они выступили в его поддержку, думая, что он покладистее, чем своенравный Джамуха, и им легче управлять. В то же время в их солидарности таилась и опасность: у старших по возрасту соплеменников имелось больше оснований для претензий на избрание ханом борджигинов {239} . Один из представителей старшего поколения, невероятно тщеславный Хорчи, вождь бааринов, объяснил свое желание примкнуть к Тэмуджину небесными знамениями, предсказавшими, что именно он станет великим ханом монгольской нации. Тэмуджин, польщенный и выражением солидарности, и панегириком, пообещал в случае победы дать Хорчи целый тумен [26] . Хорчи, вдохновившись, сказал, что вдобавок к войску он хотел бы получить тридцать молодых женщин, очень красивых и персонально им отобранных; Тэмуджин пообещал исполнить и это пожелание {240} . Даже двуликий Мунлик снова поменял предпочтения и переметнулся на
239
Grousset, Empire; Vladimirtsov, Le regime social p. 101.
26
Тумен – наиболее крупная организационная тактическая единица монгольского войска XIII–XV век. – Прим. пер.
240
SHO pp. 99–100; SHR p. 48. When he conquered the Turned later, Temujin actually made good on this promise (SHO pp. 195–196; SHR p. 138).
Тэмуджин как магнитом притягивал одаренных людей. Младший брат Боорчу тоже перешел к нему из племени арулат, еще одним славным соратником стал Джэлмэ, представитель лесного народа урянхайцев, сын кузнеца Джарчигудая {241} . Подростком вступил в отряды Тэмуджина будущий полководец Мухали, поверивший в народную молву о его великом предназначении {242} . Второй такой же военный гений у Тэмуджина появился благодаря стараниям Джэлмэ. Его младший брат Субэдэй пришел в лагерь Тэмуджина десятилетним наивным мальчишкой, выросшим в тайге среди оленей и никогда прежде не видевшим степей. Он не умел ездить верхом на лошадях, охотиться и драться, то есть не владел ни одним из присущих монголам с детства навыков, а мог лишь бойко прокатиться на коньках по льду {243} . Но он был смышленый малый и все схватывал на лету. В роли фактотума, доверенного лица, поставленного охранять шатер Тэмуджина, Субэдэй в совершенстве освоил технику монгольского воина. Возвысился он до военного советника и полководца не без содействия брата Джэлмэ, которого Тэмуджин называл своим вторым самым верным нукером после Боорчу {244} . Тэмуджин обладал полезной для любого правителя способностью распознавать истинные таланты: уже тогда он устраивал совещания по принципу «мозгового штурма» для обсуждения особо важных проблем, любил сталкивать в этих целях Бельгутая и Боорчу {245} .
241
SHO p. 78; SHR p. 30; Atwood, Encyclopedia p. 9; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 155, 164, 340–341.
242
Martin, Rise of Chingis Khan p. 66.
243
Grousset described the Uriangqai’s skates as follows: ‘Small, well-polished bones tied to their feet with which they speed so swiftly over the ice that they catch animals in the night’ (Empire pp. 579, 582).
244
For Subedei’s early life see Abel-Remusat, Nouveaux melanges ii p. 97; Hildinger, Story of the Mongols p. 65; Gabriel, Subotai pp. 1–5.
245
SHO p. 76; SHR p. 28.
Можно сказать, команда сподвижников, поверивших в исключительность Тэмуджина, и избрала его ханом борджигинов в 1186 году. Главными заводилами были Сэчэ-беки, Алтан и Хучар, действовавшие в соответствии с классической формулой осознания объективной необходимости. Ханский пост был предложен вначале Хучару и Алтану, и Тэмуджин дал понять, что согласится на выдвижение своей кандидатуры только в случае их отказа. Они, конечно, отказались от такой чести, и причины были очевидны. Оба непоправимо опозорились у озера Буир в 1161 году и сейчас прекрасно осознавали, что вне зависимости от того, кто станет правителем племени, подлинным лидером все равно будет Тэмуджин. Хучар и Алтан ушли от Джамухи, опасаясь его властолюбия и надеясь на то, что смогут манипулировать Тэмуджином (в чем, как им скоро стало ясно, они ошибались) {246} . Кроме того, Тэмуджин имел все данные для того, чтобы исполнять миссию хана: он доказал полководческие способности в кампании против меркитов, пользовался благорасположением Тоорила и кереитов, чем не мог похвастаться ни один другой претендент (сам Тоорил и выдвигал его кандидатуру) {247} , и уже приобрел большую популярность, обогащая сподвижников трофеями и добычей.
246
Vladimirtsov, Genghis Khan p. 33.
247
SHC p. 58.
Как бы то ни было, присяга, приносившаяся новому хану его сподвижниками, обязывала их доказывать верность только на войне и на охоте и уступать ему первый улов плененных женщин; никаким образом они не должны были признавать его феодалом – это станет необходимостью лишь через двадцать лет. Избрание Тэмуджина ханом имело огромное символическое значение, несмотря на отсутствие тайджиутов и других могущественных кланов. Тэмуджин был первым ханом, получившим этот титул нетрадиционным путем. Он не был ни наследственным царевичем, ни общенародным избранником и всегда оставался «ханом на испытательном сроке»: даже те, кто приносил ему присягу ограниченной верности, могли уйти от него при первых признаках осложнений. Он был аутсайдером, вознесшимся на вершину власти вопреки всем существовавшим нормам и нестандартным начальным возможностям. Тэмуджин, младший партнер Тоорила, не имел ни твердой племенной поддержки, ни традиции или модели создания степной империи (последняя степная империя уйгуров исчезла почти четыре столетия тому назад), и перед ним зияла пропасть полной неизвестности. Для формирования прочной политической базы он должен был одержать впечатляющие победы на полях сражений, а это означало рисковать своей жизнью {248} . Одно это обстоятельство могло в любой момент оборвать его жизненный путь.
248
Barfield, Perilous Frontier pp. 187–188.
Глава 3. Триумфы Тэмуджина
1186 год был вдвойне радостным для Тэмуджина. Он стал не только ханом борджигинов, но и отцом своего первого ребенка. Жена родила второго сына – Угэдэя, зачатого от самого Тэмуджина. Но ему не дали пожить спокойно. Джамухе не понравилось его возвышение, и он искал повода для того, чтобы поставить на место «анду». Казус белли появился на следующий год. Тайчар, брат Джамухи, выкрал несколько породистых лошадей у Джочи-Дармалы, друга Тэмуджина, а он в отместку застрелил конокрада из лука {249} . Джамуха расценил убийство брата как объявление войны борджигинами, собрал войско и приготовился к сражению. Согласно источникам, у него насчитывалось 30 000 воинов, а у Тэмуджина – 13 000. Эти данные преувеличены, по крайней мере, в три раза, хотя вполне допустимо, что соотношение сил было примерно три к одному в пользу Джамухи. Страшная кровопролитная битва произошла у Далан-Балджута («семьдесят болот»), неустановленного местечка, располагавшегося, возможно,
249
SHO p. 106; SHR p. 53; SHW p. 266.
Джамуха выиграл сражение, но это была пиррова победа, после которой на него нахлынула апатия {250} . Он загнал отступавшего Тэмуджина в теснину возле реки Онон, но, как обычно, действуя вяло и нерешительно всякий раз, когда Тэмуджин оказывался у него в руках, не стал его дожимать и позволил сопернику уйти. Однако именно с этой битвой связывают чудовищную расправу, которую он якобы совершил после ее окончания. Полагают, что Джамуха, обозленный на джуркинов, перешедших на сторону Тэмуджина, приказал заживо сварить в котлах семьдесят предводителей этого рода {251} . Бытуют подозрения, что историю с котлами придумали пропагандисты борджигинов; предполагается, что Джамуха лишь совершил ритуальное жертвоприношение семидесяти волков {252} .
250
ibid.; Rachewiltz, Commentary pp. 475–476.
251
Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 135–137.
252
Denis Sinor, ‘The Legendary Origin of the Turks,’ in Zygas & Voorheis, eds, Folklorica pp. 223–257 (at pp. 243–246).
Какой бы ни была подлинная история, битва при Далан-Балджуте навредила репутации Тэмуджина. Повествование источников о том, как много сподвижников Джамухи, возмущенных жестокой казнью, покинули его и перешли к Тэмуджину, вероятно, отражает неуклюжую попытку автора «Тайной истории» закамуфлировать реальные факты, свидетельствовавшие о массовом дезертирстве от Тэмуджина. Примечательно, что источники прерывают повествование сразу же после битвы и не возобновляют его до 1195 года.
Эта историческая лакуна объясняется по-разному. Некоторые авторы указывают на то, что все отображение раннего периода жизнедеятельности Тэмуджина и в «Тайной истории», и в сочинении Рашида ад-Дина основано на неточных датах и неверной последовательности событий: в действительности описываемые события происходили на протяжении гораздо большего времени, поэтому-де и образовался пробел, относящийся к 1187–1195 годам {253} . Другие историки гораздо убедительнее утверждают, что Тэмуджину пришлось начинать с нуля и сызнова наращивать военную мощь. С этой точки зрения допустимо, что какое-то время он командовал партизанскими действиями на службе у цзиньцев, разочаровавшихся в жандармской полезности татар, но такой вариант изложения событий подавлялся, поскольку портил былину о герое. Или, что еще более правдоподобно, он скрылся в Китае изгнанником, служил цзиньцам и жил там восемь лет, ожидая, когда пробьет его час {254} .
253
Buell, Dictionary pp. 9–11.
254
Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 49–50, 235.
Вне зависимости от интерпретаций ясно, что в эти годы Тэмуджина постигли неудачи. Они сказались и на положении Тоорила. Без поддержки Тэмуджина у него не было достаточных сил для борьбы сразу с несколькими противниками: найманами, татарами, меркитами, тайджиутами, собственными дядей и братом. Вскоре после побега на юг Тэмуджина уезжать в изгнание пришлось и Тоорилу. Некоторые историки полагают, что он присоединился к Тэмуджину и тоже служил цзиньцам, однако другие свидетельства подсказывают более приемлемый вариант странствий. Положение Тоорила как предводителя кереитов всегда было шатким из-за непримиримой вражды со стороны брата и дяди Эрке-Хары, в сущности агента найманов {255} . Почти сразу же после разгрома Тэмуджина под Далан-Балджутом ярые оппоненты свергли и Тоорила. Он мог вначале уехать к цзиньцам в Китай, но в действительности стремился пробиться в западное Каракитайское ханство. Оказавшись там, он каким-то образом собрал войско мятежников, выступил против правителя, потерпел поражение и бежал. Направляясь на восток с бандой настоящих головорезов, он опустошил земли уйгуров и затем осел в тангутском царстве Си Ся. Возможно, некие семейные контакты (один из его братьев много лет провел у тангутов) помогли ему создать там надежную базу: некоторые источники утверждают, что он был в Си Ся дважды – когда шел в Каракитай и когда возвращался оттуда {256} . Тангуты вначале проявили гостеприимство, но люди Тоорила, злоупотребляя хлебосольством, начали грабить местное население. Из Си Ся Тоорила тоже изгнали, он вернулся в Монголию и, прячась в горах, занимался разбоем. Есть одно обстоятельство в истории Монголии периода 1187–1195 годов, которое не мог или не хотел объяснить ни один летописец: почему в отсутствие своих главных соперников Джамуха так и не стал гегемоном? Может быть, слишком могущественными оказались тайджиуты Таргутая или найманы.
255
It was not just Temujin who had to endure hostility from brothers and uncles.
256
Wittfogel & Feng, Liao p. 648.
Эти восемь лет прошли быстро. Практически единственным свидетелем этого мутного периода можно считать Субэдэя, которому было одиннадцать лет, когда началось изгнание, и исполнилось девятнадцать, когда оно закончилось. Все эти годы юноша демонстрировал и непритязательность, и определенные амбиции. Вполне вероятно, что как протеже Джэлмэ он присутствовал на военных совещаниях и мог усвоить особенности монгольского военного планирования и человеческой психологии {257} . «Тайная история» дает нам представление о том, какие чувства он испытывал, стремясь понравиться Тэмуджину. Вот как он изъявлял желание служить хану-изгнаннику:
257
Gabriel, Subotai p. 9.
«Я буду как крыса гнать к тебе людей. Я буду как черный ворон собирать огромные стаи. Как войлочная попона, укрывающая спину лошади, я соберу воинов, прикрывающих тебя. Как войлочное покрывало, оберегающее юрту от ветра, я наберу армии, которые защитят твой шатер» {258} .
Возврат к власти в Монголии стал возможен в значительной мере благодаря расколу между цзиньцами и татарами. Их взаимоотношения всегда были сложными еще и потому, что татары иногда восставали против собственных предводителей и растаскивали имущество, если рейды не приносили удовлетворения. В 1195 году цзиньцы назначили унгиратов в качестве объекта для кампании усмирения: действительные причины – неизвестны; возможно, из-за того, что они обитали рядом с северной китайской границей и проявляли желание отказаться от статуса вассалов-данников. Цзиньцы пригласили татар на роль союзников в проведении военной кампании. Унгиратов разгромили, но чрезмерно жадный и заносчивый татарский предводитель по имени Сечу выразил недовольство тем, как цзиньцы поделили добычу. В результате между напарниками произошла яростная сеча. Татарам нанесли поражение и оттеснили к северу. Но цзиньцы потеряли так много людей, что унгираты воспользовались их слабостью и восстали снова. В феврале 1196 года они сокрушили армию цзиньцев {259} .
258
SHO p. 103; SHR pp. 50–51.
259
Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 196–207.