Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Маклинн Фрэнк

Тэмуджин, обладавший не только полководческими наклонностями, но и политическим чутьем, решил занять место татар, утихомирить унгиратов и навязать войну мятежнику Сечу. Он явно склонял императора цзиньцев к тому, чтобы признать его союзником, но «сын небес» игнорировал наглое предложение варвара. Тэмуджин тогда изложил свое предложение китайскому командующему на границе, который не был столь брезгливым и к тому же нуждался в помощи. Совместная цзиньско-монгольская экспедиция отправилась на север, вступила в сражения с татарами, нанесла им серию сокрушительных поражений в долине реки Ульджа. В одном из столкновений погиб татарский царевич Мэгужин {260} .

260

For the planning of the campaign see Pelliot, ‘L’edition collective des oeuvres de Wang Kono-wei,’ T’oung Pao 26 (1929) pp. 113–182 (at pp. 126–128). For the military aspects see Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 192–200.

Наконец, Тэмуджин мог сказать, что отомстил за отца. Захваченные богатства и сокровища ошеломляли. Для себя Тэмуджин отложил детскую люльку из серебра и несколько роскошных одеял, украшенных жемчугом {261} .

Прослышав о величайшем триумфе названого сына, Тоорил направил ему послание, предлагая встречу. Они действительно встретились в строго засекреченном месте, куда Тэмуджин должен был преодолеть трудный путь от истоков Керулена. Судьбы этих двух предводителей круто переменились. Во власти теперь был Тэмуджин, а Тоорил оказался в роли бедного просителя. Но Тэмуджин проявил великодушие, привез его в свой лагерь, устроил небольшое пиршество и пообещал восстановить во власти {262} . Похоже, что еще предстояла борьба с оппозиционной фракцией в среде кереитов, хотя известно, что к 1197 году Тоорил уже снова был их признанным вождем {263} .

261

Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 202–203.

262

Ratchnevsky, Genghis Khan p. 235 claims this location was at 43° N109° E.

263

SHO pp. 108–110; SHR pp. 57–58; Hambis, Genghis Khan pp. 47, 57; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 195–199.

Командующий цзиньцами Ваньянь Сян [27] , посоветовавшись с императором, провозгласил, что его союзников следует наградить китайскими титулами за участие в разгроме татар. Самого высокого звания удостоился Тоорил, нареченный князем, Ван-ханом или Он-ханом. Тэмуджину достался менее значимый титул. По иронии или случайно, Тоорил стал триумфатором событий, в которых не участвовал, в то время как действительный автор победы удостоился чести, равной, по китайским понятиям, званию «военного комиссара» {264} . Возникает вопрос: почему цзиньцы, знавшие реальное положение вещей, сознательно принизили роль Тэмуджина, возвысив Тоорила? Иногда объясняют это явное противоречие тем, что Тоорилу присвоили звание Он-хана позднее и за какие-то иные заслуги (правда, никогда не указывается их характер). Наиболее вероятную причину можно обнаружить в том, что цзиньцы уже поняли угрожающие способности Тэмуджина, не желали иметь дело с еще одним Сечу, тогда как Тоорил был для них давно знакомой, понятной и достаточно надежной личностью, можно сказать, их «глазами и ушами» в Монголии. Все же, что бы ни думали цзиньцы о Тэмуджине и какими бы эпитетами его ни награждали, реальность была такова, что он стал гораздо более важной политической фигурой в Монголии, чем Тоорил, превосходя его во всех отношениях – интеллектуальном, стратегическом и военно-дипломатическом {265} .

27

Другое написание – Вангин-Чинсян. – Прим. пер.

264

Pelliot, Notes sur Marco Polo i pp. 291–295.

265

Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 52–53.

Триумфальная кампания против татар принесла несколько важных побочных результатов. Расправившись с ними, Тэмуджин почувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы обрушиться и на меркитов, окрепших за время его пребывания у цзиньцев. В 1197 году он решил испытать Субэдэя, которому исполнился двадцать один год, и доверить ему самостоятельную военную операцию. Субэдэй превзошел все ожидания. Урянхаец лазутчиком проник в лагерь меркитов (лицедействовать ему помогало то, что он не был монголом) и вызнал военные замыслы противника.

Победа досталась легко {266} . Еще молодым человеком Субэдэй проявил недюжинный военный талант, понимание проблем штабного обеспечения, тактики и стратегии. В нем острый ум сочетался с душой заядлого игрока (почти как у Наполеона), и он был мастером моментальной мобилизации, сосредоточения и рассредоточения войск, что позволяло всегда добиваться местного преимущества.

Тэмуджин сознательно 90 процентов поживы, добытой в кампании, отдал Тоорилу, чтобы помочь ему {267} . Покорив татар и меркитов, Тэмуджин получил возможность искоренить внутреннюю оппозицию. Ему давно досаждал клан джуркинов во главе с Сэчэ-беки, людей, как он сам говорил, «злых, высокомерных, бездушных и наглых» {268} . Разными авторами обычно описывается один пример непослушания и свары, который вследствие ужасающей неопределенности дат в «Тайной истории» нам трудно соотнести с каким-то конкретным временем, и остается лишь предположить, что данный случай имел место в период китайского изгнания. Инцидент произошел на пиршестве, и его инициаторами были женщины. Старухи Хориджин, мать Сэчэ-беки, и Хуурчин, жена Сорхату, основателя рода, возмутились вопиющим нарушением этикета, когда чашу с кумысом сначала поднесли не им, а молодой жене Бельгутая, единокровного брата Тэмуджина {269} . Сэчэ-беки и его компания, включая распорядителя Бури-боко, уже изрядно подвыпили, распалились и начали оскорблять и даже приставать с кулаками к родичам Тэмуджина. Скоро разгорелась настоящая баталия. В ход пошло все, что попадалось под руку: горшки, кастрюли, чайники, сучья, сорванные с деревьев. Драчуны действовали как боевыми топорами мутовками, так и бурдюками с кумысом. Бури-боко ранил в плечо Бельгутая, чем окончательно прогневал Тэмуджина. Дипломатичный Бельгутай попытался урезонить брата, уговаривая, что глупо разрывать альянс из-за ерундовой раны, но Тэмуджин не мог стерпеть оскорбительной выходки гостей. Он приказал страже прогнать джуркина с пиршества {270} .

266

Abel-Remusat, Melanges p. 90.

267

Ratchnevsky, Genghis Khan p. 56.

268

SHO pp. 113–114; SHR p. 61.

269

RT i pp. 163–164; SHO pp. 107–108, SHR p. 55.

270

SHW pp. 267–268.

Именно

поведение Бури-боко больше всего и сердило Тэмуджина: этот джуркин был в сущности ренегатом-борджигином. Ставя себя выше окружения Тэмуджина и самого хана, он сошелся с Сэче-беки и Тайчу, двумя первыми лицами в иерархии джуркинов, и его сразу же поставили на третье место по рангу. Тэмуджин считал его предателем. Вступив в союз с джуркинами, Бури-боко перешагнул через голову Тэмуджина и повысил свой статус. Он совершил даже более тяжкий грех, чем сближение с кичливыми Сэче-беки и Тайчу. А теперь еще и ранил Бельгутая, затеяв драку на пиршестве. Бури-боко сам себя приговорил {271} .

271

Rachewiltz, Commentary pp. 511–512.

Тэмуджин выжидал удобного случая для сведения счетов с джуркинами. Такой случай представился во время совместной экспедиции с цзиньцами против татар в 1196 году. Сэчэ-беки и его родня явились на место назначенной встречи с опозданием, когда Тэмуджина там уже не было. Тэмуджин объявил джуркинов дезертирами, приказав их арестовать. Затем он повелел казнить Сэчэ-беки и Тайчу, обвинив их в нарушении клятвы, данной во время избрания его ханом: тогда под страхом смертной казни они обязывались не покидать его в военное время {272} . Тщетно пытались джуркины оправдаться, ссылаясь на то, что еще никого не казнили за опоздание, да и сам Тэмуджин опоздал на встречу с Джамухой, за что его лишь отругали {273} .

272

Ratchnevsky, Genghis Khan p. 43.

273

Gumilev, Imaginary Kingdom p. 138.

Обвинения выдвигались серьезные. Тэмуджин утверждал, что из-за неявки Сэчэ-беки образовалась брешь, в которую прорвались татары, напали на его ставку и убили десять стражей. В ответ Сэчэ-беки сказал, что все это чепуха, и напали на лагерь не татары, а найманы. В действительности именно он вовремя пришел на выручку, поверг врага и делами доказал свою верность (десять убитых, по его словам, были найманы, а еще он отправил Тэмуджину пятьдесят или около того пленных, забрав у них предварительно всю одежду) {274} . Доказательства Сэчэ-беки на Тэмуджина не произвели никакого впечатления. Он привлек на свою сторону Тоорила, убедив его в том, что Сэчэ-беки и джуркины совершили предательство. Затем Тэмуджин выслал против них войско. Сэчэ-беки и старшие джуркины сбежали вместе с семьями, но монголы стали их преследовать. Несколько месяцев длилось преследование, закончившееся, возможно, у слияния рек Керулен и Сенгур, где джуркинов загнали в тупик и перебили. Тэмуджин постановил: поскольку присяга на верность, приносившаяся, когда его избирали ханом, не была стандартной клятвой, то и наказание Сэчэ-беки должно быть особенно суровым. Он отказал и ему и Тайчу в привилегированной аристократической бескровной казни, и их зарубили мечами {275} .

274

SHO pp. 110–111; SHR pp. 58–59; Ratchnevsky, Genghis Khan p. 54.

275

SHW p. 270; SHC pp. 64–65; Pelliot, Notes sur Marco Polo i p. 322; Pelliot & Hambis, Campagnes p. 223.

Ничего не сообщив Бури-боко об участи его хозяев, Тэмуджин предложил силачу побороться с Бельгутаем в его шатре. Все знали, что никто не мог выстоять в схватке с Бури-боко. Почувствовав затаенную угрозу во взгляде Тэмуджина, Бури-боко позволил Бельгутаю бросить его наземь. В этот момент Тэмуджин прикусил губу, подав заранее обусловленный сигнал Бельгутаю, и тот набросился на Бури, сломав ему хребет {276} . Тэмуджин ощутил прилив удовлетворения от совершенного почти звериного акта. Он не забыл оскорбления, нанесенного на пиру Бельгутаю силачом Бури-боко, и организовал борцовскую схватку таким образом, чтобы его единоутробный брат выступил в роли палача.

276

SHO p. 114; SHR pp. 61–62.

Помимо раздражения, которое постоянно вызывала двуликость Сэчэ-беки, он еще был и реальным претендентом на титул хана, и уже одно это обстоятельство оправдывало его физическое устранение. Естественно, Тэмуджин не раскрывал подлинные мотивы своих действий и утверждал, что выступил против джуркинов невольно, подчиняясь настояниям Тоорила: уже тогда в нем проявлялась политическая изощренность Макиавелли {277} . Более того, расправившись с человеком, приходившимся ему кузеном (Сэчэ-беки был внуком старшего брата деда Тэмуджина), он вышел за рамки традиционных монгольских условностей и начал формировать новый тип военного лидерства и режима. Как бы то ни было, массовое уничтожение джуркинов не вызвало всеобщего одобрения в рядах коалиции. Многие его сподвижники увидели в действиях Тэмуджина не только немыслимую жестокость, но и признаки неуверенности. Неслучайно и спустя пятьдесят лет придворные историки, испытывая затруднения при описании инцидента, вынужденно прибегали к пропагандистским ухищрениям, акцентируя внимание на необычайной склонности Сэчэ-беки к вероломству и порочности {278} .

277

Grousset, Empire p. 204.

278

Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 54–55.