Чингисхан. История завоевателя Мира

Джувейни Ата-Мелик

Несмотря на сильное недомогание и слабость султан отправился в путь. Когда войско достигло равнины, окружающей Муш, на пути им встретились шесть тысяч человек, следовавших на помощь сирийцам. Они тут же окружили их и перебили всех в один миг.

Через несколько дней, когда войска стали сходиться, султан Рума, мелик Ашраф, и другие султаны и правители тех стран собрались все вместе, и у них было столько провизии и снаряжения и столько людей, что их число невозможно было сосчитать. Они расположили свои силы на вершине холма, с краю поставив метателей нефти и лучников со щитами из воловьей шкуры — пеших и конных.

Когда на трут войны упал свет и бой достиг того момента, когда подул зефир Удачи и начал распускаться бутон Надежды, султан решил встать со своего ложа и сесть в седло. Но у него не было сил держать поводья, и они выпали из его рук, словно это ускользнула от него победа, и конь, вопреки его воле, повернулся и отступил на несколько шагов. Тогда его слуги сказали, что султану надо немного отдохнуть, пока он не наберется сил, и его штандарты было унесены. Увидав это, правый и левый фланги подумали, что султан отступает, и также повернули назад. /182/ Однако поскольку враг посчитал это уловкой султана, задумавшего выманить их на равнину, глашатай, находившийся в центре войска, объявил, чтобы никто не двигался с места и не преследовал их. Тем временем, поскольку войско султана рассеялось и разбрелось во все стороны, его невозможно было остановить, он попал в затруднительное положение [1273] .

Повернув назад, султан дошел до Ахлата, откуда он отозвал тех, кого назначил им управлять, и направился в Хой. Одного из двух братьев мелика Ашрафа, Муджир аль-Мулька, он отпустил с почестями, а второму — Маки ад-Дину велел вернуться к Предводителю Правоверных аль-Мустансиру-билла и ходатайствовать за него перед ним. А что до Хусам ад-Дин Каймари [1274] , то он бежал. Его жена, которая была родственницей (ham-shakh) [1275] мелика Ашрафа, все еще оставалась здесь, и султан отнесся к ней с почтением и отправил назад со всевозможными знаками доброты и внимания. А что до Изз ад-Дина Ай-Бега, он встретил свой конец в крепости Дизмар [1276] .

1273

Это сражение произошло неподалеку от Арзинджана (Эрзинкана) 10 августа 1230 г. См. Minorsky, Studies in the Caucasian History, 154.

1274

Описание его бегства см. в Nasawi tr. Houdas, 334-335. Его полное имя было Хусам ад-Дин аль-Каймари аль-Хасани ибн Абул-Фаварис. Впоследствии он стал правителем Алеппо, из которого бежал, когда к нему приблизился Хулагу. См. Zambaur, Manuel de genealogie et de chronologie pour l’histoire de l’Islam, 34.

1275

Согласно Рашид ад-Дину (Blochet, 31), она была дочерью мелика Ашрафа.

1276

Крепость Дизмар находилась в западном Краджа-Даге (к востоку от Маранда) (В. М.).

Поистине было бы странно, если бы Фортуна всегда была благосклонна и не показала бы напоследок один из своих фокусов.

Небеса не помогают нам и с легкостью творят бесчестье. Я сетовал, что удача моя спит. Увы, она не может бодрствовать вечно. О небеса, словно камень лежит на мне. Неужели же вы не прольетесь дождем? [1277]

Не успел султан оправиться от пощечины, нанесенной его удаче, как получил известие о том, что Чормагун-нойон переправился через Окс. Он назначил везира Шамс ад-Дину Ялдузчи оборонять крепость Гиран [1278] и поручил его попечению своих женщин, находящихся в этом городе. Сам же султан отправился в Тебриз, откуда, несмотря на свои разногласия с /183/ Предводителем Правоверных и султанами Сирии и Рума, послал к ним гонцов с сообщением о переходе через реку армии императора [1279] и о том, что числом и силой татарские полчища были подобны муравьям и змеям. Ни одна крепость и ни один город не могли устоять перед ними. Страх и ужас перед ними глубоко проник в сердца жителей тех мест. «Если меня не станет, — продолжал он, — вы не сможете им противостоять. Я для вас как стена Александра. Пусть каждый из вас пришлет мне на помощь отряд со знаменем, и когда известие о нашем союзе и согласии достигнет их, их клыки притупятся, а наше войско воспрянет духом. «И мы решили, что нам делать». Но если вы не отнесетесь к этому с серьезностью, вы увидите то, что увидите.

1277

Т. е. «неужели вы не явите свою милость?»

1278

Giran. В настоящее время Гилан, севернее Аракса (В. М.).

1279

Т. е. Угэдэя.

Пусть каждый из вас взглянет на свою жизнь; напрягите свой ум и постарайтесь понять это дело».

Увы! Увы! Когда ты посеял семя раздора в груди человека и поливал пущенные им корни кровью человеческого сердца, каких плодов ждал ты, кроме шипа отмщения [1280] и жала Судьбы? И если ты наполнил кубок смертельным ядом, почему ты желал отведать из него вина Вавилона? Говорить слова оправдания и искать милости после подстрекательств к отмщению все равно что класть бальзам на раны уже умерших людей; это как снадобье, данное Сухрабу после его смерти [1281] .

1280

sar — «возмездие», как в списке C, а не samar — «плоды», как в тексте.

1281

Когда Сухраб умирает, Рустам посылает к Кей-Каусу попросить у него снадобья, которое может исцелить раны сына. Его просьба была отвергнута, и тогда Рустам лично отправляется к королю, но по дороге его настигает гонец с известием о том, что Сухраб уже мертв.

Я не первый, который мечтает о том, что ему недоступно, Даже если среди деревьев гада [1282] живет та, которую люблю [1283] .

Могущественная фортуна и благоприятный гороскоп Императора Мира Чингисхана [1284] бросили их слова в огонь разногласия и обратили надежду султана в отчаяние и разочарование. Неожиданно пришло известие о том, что монгольское войско подошло к Сарабу. Султан во весь опор помчался в район Бишкина [1285] . Крыша дворца, в котором он провел ночь после своего прибытия, опустилась, и он счел это предзнаменованием и решил, что это знак того, что столпы его власти пошатнулись и что беременность его мечтаний закончится выкидышем. Его династия долго находилась на подъеме, пока вестники смерти и прорицатели, предсказавшие разъединение, не прошептали в ее ухо языками случая дурные вести о ее угасании и не ударили в королевский барабан в другом доме. Он некоторое время колебался, чтобы показать, что намерен сопротивляться, как трепещет птица, которой перерезали горло; и лживая Судьба дразнила и терзала его, подобно тому, как охотник, желающий позабавиться с диким зверем, попавшим в его сети, привязывает его на веревку: тот прыгает,

радуясь свободе, но когда он достигает конца привязи, она тянет его назад. И сказал Господь Всемогущий: «А когда они радовались тому, что им было даровано, Мы внезапно схватили их, и вот, они — в отчаянии» [1286] .

1282

Диксон (H. R. P. Dickson, Kuwait and her Neighbours, London, 1956, p. 594) описывает гада (ghada) как «кустарник, листья которого имеют соленый вкус (Haloxylon persicum Bunge), одна из разновидностей растения, известного под общим названием hamadh». Этой ссылкой я обязан д-ру Дж Д. Латхэму (J. D. Latham) из библиотеки Манчестерского университета.

1283

См. Tabrizi, Sharh-al-Hamasa, Bulaq ed., III, 148 (M. K.).

1284

Это, конечно, ошибка, поскольку Чингисхан умер за три года до этого — в 1227 г.

1285

В нестоящее время Мишкин (район вокруг Ахара).

1286

Коран, VI, 44.

На следующий день он отправился в Муган. Когда он пробыл там пять дней, преследовавшее его монгольское войско подошло совсем близко. На рассвете он покинул свою палатку и свой лагерь и укрылся в горах Кабан [1287] . Увидев, что лагерь султана опустел, монголы тут же повернули назад.

Зиму 628/1230 года султан провел в Урмии и Ушну. Шараф аль-Мульк Юлдузчи, которому он поручил свой гарем /185/ в крепости Гиран, был ложно обвинен в том, что в отсутствие султана, когда о нем не было никаких известий, устремил алчные взоры на его гарем и его казну. Сообщение об этом достигло султана, и когда он пришел в ту местность, Юлдузчи, из страха перед султаном и опасения [относительно последствий] этих наветов, отказался покинуть стены крепости и попросил у султана охранную грамоту (misaq). По его просьбе султан отправил к нему Буку-хана, который заставил его выйти силой убеждения. Когда он дошел до того места, где были привязаны лошади министров, его остановили, и важные чиновники дивана и другие сопровождавшие его вельможи, видя положение его дел, тут же отделились от него один за другим, и везир остался стоять один. Тогда Джелал ад-Дин произнес следующие слова: «Я поднял Юлдузчи со дна унижения и вознес его на вершину величия, и от основания, усеянного отбросами, на пик высокого положения. И вот как он отплатил за мою доброту». Он приказал юношам-слугам (vushaqan-i-hazrat) забрать его лошадей, а его самого передать коменданту крепости, и через некоторое время, под воздействием клеветнических подстрекательств завистников и ложных обвинений врагов он бросил его в тюрьму вечности — нет, в темницу могилы. Позже он раскаивался в содеянном.

1287

Qaban. Армянский Капан, в настоящее время Кафан, район на юго-восточной окраине Советской Армении, центр добычи меди.

После этого он отправился в Дияр-Бекр, и когда монгольское войско (hasham) возвратилось к Чормагуну, последний крепко отругал их за то, что они повернули назад и прекратили разыскивать султана. В тот самый миг, сказал он, когда такой враг утратил свою силу и уронил покрывало сокрытия, /186/ как могли они дать ему передышку и ослабить поиски? И он отправил вслед за ними подобного молнии Таймаса [1288] и других главных эмиров с отрядом мстительных тюрков, подобных тем, что жаждали отомстить Гургину [1289] за Афрасиаба.

1288

См. прим. 1155 к [XVII] ч. 2.

1289

Один из персонажей Шахнаме.

Тогда султан послал назад Буку-хана [1290] , чтобы разведать обстановку и узнать о передвижении монгольского войска. Когда он прибыл в Азербайджан, ему сообщили, что они ударили в барабаны отступления и покинули также и Ирак и что не было о них в этих краях никаких известий. Не последовав дорогой осторожности, как подобает и как должно поступать верным слугам Двора, эмирам империи, Буку-хана повернул назад и принес султану благую весть об уходе монголов, и, обрадовавшись этому, —

1290

См. прим. 774 к [I] ч. 2.

Король приказал музыкантам играть, и дворец стал подобен весеннему саду. И ничто мне немило в пьянстве, кроме того лишь, что оно притупляет мои чувства, и я не ведаю боли несчастья.

Рассказывают, что однажды Мутаваккиль [1291] ругал своего придворного за то, что тот проводил свое время, предаваясь наслаждениями и неблаговидным занятиям. Тот человек отвечал так: «Я сделал приятное времяпрепровождение моим союзником против Судьбы, ибо вынести все заботы этого мира можно лишь, если позволять себе немного веселья». Однако обстоятельства бывают разными.

1291

Халиф из династии Аббасидов (847-861).

Одним словом, министры и начальники, как и сам султан, пренебрегли заботой о своей жизни и пустили кубки по кругу. Несмотря на всю безнадежность (bi’nava’i) своего дела они вновь (bi-navi) избрали путь песнопений (nava), и пока приготовлялись инструменты войны, они взяли в руки арфы и тамбурины; они предпочли животы женщин спинам скакунов и выбрали стройных красавиц /187/ вместо поджарых жеребцов. Из кубка брызнула кровь, и они приняли ее за вино; струны (rag) арфы издали погребальный плач, и они запели басом и дискантом (bam u zir). И это был тот самый король, который сделал седло своим троном, попону постелью, кольчугу платьем, а шлем — короной. Позабыв о мелких стычках и решительных битвах ради объятий дев и жен, он, против своего обыкновения, предпочел празднества сражениям, превратив вино в бальзам для раны, нанесенной Судьбой, утопив в бокале любовного напитка мысли об ударах могущественных врагов, внимая радостным звукам, издаваемым струнами арфы, вместо того чтобы натянуть тетиву лука, и попивая благородное вино, вместо того чтобы усесться на спину благородного коня. Кто-то написал по этому поводу следующие строки: