Чистое золото
Шрифт:
Обрадованный Андрей рассказал о своей удаче товарищам. Соколов был очень доволен:
— Я же тебе говорил!..
— Неужели расстался со своей двоечкой? — с притворным участием спросила Лиза. — Ведь так ей обрадовался!
Андрей не обиделся и только сказал:
— Балаболка ты, Моргунова!
История эта скоро забылась. Но в конце месяца Татьяна Борисовна стала обсуждать с классом отметки и объявила, что у Андрея двойка по химии.
— Как же это вы, Мохов?
— Нет у меня двойки! — крикнул громче, чем полагается, Андрей. —
Новиковой не понравилась его горячность, и она ответила сухо:
— Вероятно, и тогда вы отвечали не лучше. В журнале стоит двойка.
В классе поднялся шум. Татьяна Борисовна удивленно взглянула на учеников.
— Разрешите… — встал с места Рогальский. — Петр Петрович действительно вторично спрашивал Мохова и обещал сказать вам, что надо переправить отметку.
— Вот как? Почему же сам Мохов не позаботился об этом?
— Наверно, положился на Петра Петровича.
— Странно… Или Мохову только показалось, что он отвечал на четверку, или Петр Петрович забыл мне об этом сказать.
— Нет! Петр Петрович такие вещи не забывает! — запальчиво крикнул Мохов. — Вот вы забыли, это да! Вам-то все равно, двойка у ученика или четверка!
Андрей выпалил все это одним духом и выбежал из класса.
Татьяна Борисовна вспыхнула, но взяла себя в руки, только глаза сощурила, и спокойно дочитала ученикам отметки. Вечером она пошла к Сабуровой.
В теплой комнате на круглом столе шумел маленький самовар. Надежда Георгиевна только что вымыла голову, и розовое моложавое лицо ее казалось еще моложе от распущенных пушистых волос. Она озабоченно отводила их в сторону и говорила:
— Хорошо, что пришла. Я хочу, чтобы ты сама рассказала, как все произошло. Тоня Кулагина говорила мне об этой истории. Десятиклассники сильно встревожены.
— Когда вы видели Кулагину?
— Она и сейчас здесь. — Сабурова указала на дверь в другую комнату. — Роется там в книгах.
— Почему же она так уверена, что прав Мохов, а не я? — обиженно и громко заговорила Новикова, не обращая внимания на предостерегающие знаки Сабуровой. — Это уж местный патриотизм какой-то! Она, вероятно, не может допустить, что кто — то из ее товарищей может ошибиться…
— Тише же! — возмущенно сказала Сабурова. — Она может услышать. И что ты только говоришь, Таня! Сама недавно школу кончила, прекрасно понимаешь, что такое чувство ответ — ственности за товарищей, а из упрямства…
— Конечно, вы всегда станете на их сторону… — перебила Новикова и умолкла, услышав голос
Тони:
— Я выбрала книги. Большое спасибо, Надежда Георгиевна.
Тоня стояла на пороге, держа в руках пачку книг. Губы ее были сжаты, она не смотрела на молодую учительницу.
— Выбрала, Тоня? Ну, читай на здоровье.
— До свиданья!
Тоня сдержанно поклонилась и вышла. Сабурова покачала головой:
— Боюсь, что она слышала твои слова. Это неприятно…
— Да ничего она не слышала, я тихо говорила. А Мохову, как хотите,
— Десятикласснику сбавлять балл за поведение? Это случай у нас неслыханный. Нечестности мы за Андреем не замечали. Паренек был трудный, это верно… Прежде часто без предупреждения уходил в Шабраки… Сестра там у него живет. Он соскучится и убежит к ней, а здесь его разыскивают.
— Ну вот видите, какой недисциплинированный!
— Так ведь он тогда мальчиком был! Последние годы его выровняли. А ушел отец на фронт — на Андрея вся забота о доме легла. И он справлялся, хоть и тяжело ему приходилось. Прошлым летом на тракторе работал в колхозе. Благодарность тогда получил. Мачехе своей он очень помог, хоть и не много хорошего от нее видел. Всю нежность и ласку она своим детям отдает…
— Мохов работал трактористом? Я об этом ничего не знаю.
— Ты еще многого о них не знаешь… Погоди, кажется стучат. Войдите!
В дверь протиснулась грузная мужская фигура в дохе.
— Петр Петрович? Случилось что-нибудь?
Завуча на прииске считали нелюдимым человеком. Был он одинок и жил, окруженный всяческим зверьем, одно время даже медведя воспитывал. Кроме школы, он никуда не ходил и у Сабуровой появлялся в исключительных случаях.
Он кивнул хозяйке и пошел было к дивану, но, вспомнив, что не снял доху, мешковато повернулся и вышел за дверь.
Сабурова тем временем подобрала и заколола волосы, достала из шкафчика еще чашку.
— Ну, освободились от своих мехов, Петр Петрович? Присаживайтесь.
— Я, собственно, зашел узнать, не увидите ли вы нынче Татьяну Борисовну, — угрюмо начал гость, — а она, на мое счастье, и сама здесь.
Словно собираясь с мыслями перед тем, как начать разговор, он задумчиво прихлебнул крепкого, почти черного, чая. Надежда Георгиевна знала его вкусы, и Петр Петрович говаривал, что она одна из немногих женщин, умеющих по-настоящему приготовлять чай.
Сабурова с улыбкой ждала. Ей было известно, что завуч не умеет и не любит разговаривать с малознакомыми людьми. Но сегодня он удивил ее, решительно обратившись к Татьяне Борисовне:
— Двоечку Мохову не переправили своевременно? Теперь ерунда получается… Сейчас Соколов Анатолий ко мне прибегал…
Сабурова повесила на спинку стула посудное полотенце, за которое было взялась, и пристально посмотрела на Новикову. Лицо Татьяны Борисовны потемнело. Она рассердилась:
— Должна огорчить вас: не помню, чтобы вы просили меня переправить эту отметку. Не было такого разговора. А выяснить это можно было бы и завтра.
— Нет, извините, на завтра я такие дела откладывать не привык. Ко мне приходит староста десятого класса и говорит, что Мохов, разобиженный, опять удрал в Шабраки. Все его товарищи возмущены несправедливостью. Выходит, что я Мохова обманул. А я их никогда не обманываю. Нет, я решил выяснить немедленно. Относительно же нашего с вами разговора придется потрудиться и вспомнить.