Чистое золото
Шрифт:
Изумление переполнило Мохова. Он сделался еще краснее.
Толя и Илларион не дыша смотрели на эту сцену. Вот она какая! Может быть, права была когда-то Тоня: Надежда Георгиевна плохому человеку класс не доверит… «Да ну же, Андрюшка, говори что-нибудь! — мучился Соколов. — Стоит, молчит, и красный какой! Как есть помидорина!» — вспомнил он слова Тони.
Мохов наконец отрывисто заговорил:
— Я сам виноват, Татьяна Борисовна… Надо выяснить было… Конечно, вы нас не знаете… Обидно мне показалось… Извините,
— Ты даешь нам слово? — спросила Надежда Георгиевна.
— Даю честное комсомольское!
— Мы принимаем твое комсомольское слово, Мохов. Ты знаешь, что и товарищи спросят у тебя отчет в твоем поведении.
— Знаю. Что вам сказал, то же и на комсомольском собрании повторю.
— Хорошо. Я еще буду говорить с тобой. Но это мы отложим на завтра. Придешь ко мне пораньше, до уроков. Ты, староста, — обратилась Надежда Георгиевна к Соколову, — подгони вместе с Андреем пропущенные уроки. Рогальский пусть останется здесь, а вы оба идите по домам.
Она помолчала и прибавила, зорко и ласково глядя на них:
— Спокойной ночи, мальчики.
Они давно не слыхали такого обращения и унесли с собой звук голоса и взгляд старой учительницы. Они не разговаривали, бессознательно не желая нарушать овладевший ими мир и покой.
На перекрестке около поворота к своему дому Толя протянул руку Андрею:
— Ну, будь здоров… мальчик!
— И ты, мальчик, будь здоров! — отозвался Мохов и, словно вспомнив что-то, стукнул Толю кулаком по плечу: — Спасибо тебе!
Соколов ответил таким же дружеским тумаком, и они расстались.
После ухода десятиклассников Татьяна Борисовна, еще смущенная, ни на кого не глядя, села на свое место рядом с Сабуровой.
— Скажи, Рогальский, — обратилась Надежда Георгиевна к Иллариону, — вы Мохова крепко бить собираетесь?
— Собирались крепко… — ответил Илларион. — Мы ведь полагали, что он упрямиться будет, а вон что вышло.
— Так вот, я хочу вам посоветовать: держитесь спокойно, дружественно. На такого человека, как Мохов, это лучше всего действует.
— Понимаю. Пробрать-то его все-таки надо.
— Пробирайте. Пусть почувствует ответственность перед товарищами, но не очень затрагивайте его самолюбие, без резкостей.
— Есть без резкостей, Надежда Георгиевна!.. Мне можно идти? Я там газету заканчиваю.
— Иди, Илларион.
Рогальский вышел. Помогая оформлять газету вновь избранному редактору, Жене Кагановой, он произносил про себя обвинительную речь против Мохова и не без сожаления отмечал, что она сильно потеряет, если исключить некоторые «резкости».
А заседание педагогического совета продолжалось.
— Я, товарищи, отложила
— Да-а, — развел руками Федор Семенович, — если Татьяна Борисовна решила повиниться перед учеником, это, конечно, ее дело, но я должен заметить, что не считаю такое выступление удачным педагогическим приемом… Впрочем, посмотрим, какие плоды принесет ваш юный порыв.
Он строго взглянул на Новикову, а Надежда Георгиевна, отвечая ему, положила свою руку на руку молчавшей Татьяны Борисовны:
— Мне кажется, товарищ Новикова мало думала о педагогических приемах в данном случае. Она сделала то, что ей подсказало сердце. Но я уверена, что в применении к Мохову это оказалось как раз очень удачным «приемом».
— Несомненно! — буркнул Петр Петрович.
Во взгляде его небольших, глубоко посаженных глаз Новикова уловила искорку симпатии, и это невысказанное одобрение пожилого угрюмого человека глубоко взволновало ее. Она сидела молча, удивляясь переполнившему ее радостному чувству.
Перешли к вопросу о подготовке к экзаменам и едва успели с ним покончить, как Мухамет-Нур с фонарем в руках вошел в учительскую и сел на стул около двери.
Каким-то образом Мухамет всегда узнавал, что совещание подходит к концу, и появлялся в учительской со своим фонариком в эту минуту. Обычно он провожал домой далеко живущих учительниц.
Сабурова встала, чтобы объявить об окончании совещания, но Мухамет подошел к столу и вытянулся по-военному:
— Товарищ директор, разрешите обратиться.
— Слушаем вас, Мухамет.
— Два вопроса. Один насчет дров. Скоро будет нечем топить, — мрачно сообщил Мухамет.
— Это мне известно, — улыбнулась Сабурова. — Осенью нам дров не привезли. Но приисковое управление обещало дать. Я для того и передала вам накладную.
— Так вот — не будет дров. Новый директор отказ дает. Говорит: «Здоровые мальчики и девочки, сами нарубят». Говорит: «Мне надо выполнять план, людей мало. Машины, — говорит, — дам».
— Молодец! Честное слово! — сказал Александр Матвеевич.
— Но позвольте! — заволновался Федор Семенович. — Он ведь обязан помогать школе! Я считаю, что вы, Надежда Георгиевна, должны сами пойти к нему. Кстати и познакомитесь.
Новый начальник прииска приехал на Таежный только на днях. Сабурова еще ни разу не видела его.
— Думаю, что просить о чем-то с первой встречи не совсем удобно, — сказала она. — Человек еще не огляделся, работа на него свалилась большая…
— Согласен! — заявил Петр Петрович. — Наши старшеклассники не убогие и не малолетние. Отправить их на три дня в тайгу со мною, Александром Матвеевичем и Мухамет-Нуром — на три года дров заготовят.