Чистое золото
Шрифт:
Тоня молчала.
А Нина Дубинская не на шутку рассердилась:
— Извини, но, по-моему, поступаешь глупо. Тебе всегда больше всех нужно. Помогать товарищу так уж до бесчувствия, работать — до потери сил… Имей в виду, что в жизни таким дотошным не сладко приходится. Их не очень любят. Всегда кажется, что такой человек выставляется… Конечно, я знаю, это от сердца идет… Только не много ли сердца ты вкладываешь во все? Спокойней жить надо.
— Перестань, Нина, — с досадой сказал Анатолий. — Разве в этом дело? Если Тоня решила остаться значит, ей самой
Тоня кивнула головой.
— Все это очень грустно, — тихо молвила Женя. — Ты так мечтала об институте.
Тоня только сейчас ясно представила себе, чего она лишается. Ведь через несколько дней могла наступить та новая жизнь, о которой столько думалось. Какой заманчивой и прекрасной она должна была стать! И вот сама Тоня отказывается от нее…
Но тут же она почувствовала, что не сможет переменить решение.
Мальчики приняли новость спокойнее.
— Ну и что тут страшного? — спросил Андрей. — Уж за Кулагину-то я спокоен. Не поехала нынче поедет позднее. Это я могу присохнуть тут, а Тоня учиться будет.
Толя Соколов сочувственно и серьезно смотрел на Тоню. Илларион ерошил волосы.
— Понимаешь, как это все хорошо и гладко было, когда мы еще к выпускному вечеру готовились… — начал он. — Все едут, и ничто нам не может помешать. А теперь совсем иначе получается…
— Ты, значит, окончательно решила, Тося? — спросила Женя.
— Да, окончательно. Хочу работать.
— Пойдем к нам, с папой поговорим.
Тоня согласилась. Сердце ее так болело и ныло, так тяжело стало сейчас отказаться от института… Друзья не облегчили ее тоски. Ребята удивленно помалкивают. Андрею все кажется пустяками. Лиза причитает, Нина сердится… Вот Женя, наверно, не будет ни бранить, ни расспрашивать.
Действительно, Женя сказала только:
— Тосенька, дорогая ты моя!
Но зато до Тони долетели слова Петра Таштыпаева:
— Вот не думал никогда, что у Тони личное может взять верх над общественным!
Мохов заспорил с Петром, а Тоня молча взяла Женину руку и не отпустила ее до самого дома.
Она давно не была у Кагановых и, войдя в переднюю, почувствовала, что на нее наплывают какие-то неясные воспоминания. На секунду она стала беззаботной школьницей прежних лет, у которой и в помине нет сегодняшних забот и тревог. Удивившись этому мгновенно улетучившемуся настроению, Тоня поняла, что оно было вызвано запахом кагановской квартиры. Он был таким же, как и раньше, при Евгении Аркадьевне. Здесь всегда пахло каким-то душистым холодком.
Тоня вздохнула. Хорошо было, когда она прибегала сюда учить уроки по общему с Женей учебнику… Как все трудно и непонятно теперь!
— Ну, что же стоишь, Тося? Пойдем!
— Запах у вас тут прежний, — тихо пробормотала Тоня.
— Запах? — удивилась Женя. — Ах да, мы как-то говорили с тобой, что в каждой квартире свой запах. У Соколовых пахнет лекарствами, у Лизы — хлебом свежим, у Рогальских — чернилами, — перечисляла она.
— А у нас? — грустно спросила Тоня, и ей страстно захотелось быть сейчас дома, сидеть за столом с отцом и
— У вас теплом каким-то, уютом… Варварой Степановной.
И во всех мелочах убранства квартира была прежней. Вещи стояли на тех же местах, что и раньше. Всюду порядок свежие цветы.
«Умница! — подумала Тоня. — Такой слабенькой, беспомощной казалась, а сумела же и школу хорошо закончить и дом для отца сохранить приятным».
Михаил Максимович сидел над работой и обрадовался, увидев дочь.
— Уже пришла, Женюрка? И с Тонечкой? Как хорошо!
— Папа, — сказала Женя, — Тоне надо помочь. Она не поедет в этом году в институт. Ей нужна работа.
Михаил Максимович удивленно поглядел на Тоню:
— А Николай Сергеевич как к этому относится?
— Очень плохо относится, — потупившись, ответила Тоня. — Сильно сердится на меня.
— И вы все-таки…
— Я все-таки решила остаться.
— Ну, Тоня!.. Я понимаю вашего отца. Подумайте хорошенько.
— Я подумала, Михаил Максимович…
— Не хотелось бы мне быть на его месте… И помогать вам в этом деле, откровенно сказать, не хочется.
— Папа, ведь Тоня прямо в отдел кадров может пойти. Ее возьмут. Мы только хотели посоветоваться с тобой…
— Да… — задумчиво сказал Каганов. — Ты дай чайку нам, Женя… Вы что ж, хотите в контору идти, в управление?
— В управление? Зачем? Нет, я в шахту.
— В шахту? — удивился Михаил Максимович. — Грязная, тяжелая работа, Тоня. Не боитесь?
— Конечно, не боюсь.
— Вот как? Хотите, значит, перед вузом опыта понабраться? Ну, дело ваше. Только придется ведь с азов начинать. Квалификации у вас нет.
— Это ничего.
— Так зайдите ко мне первого сентября. К этому времени мы получим утверждение новых штатов, и я для вас что-нибудь присмотрю.
Тоня напилась у Кагановых чаю. Женя предложила ей остаться ночевать, и Тоне подумалось, что, может быть, отец и мать будут рады, если она не вернется. Но тут же она представила себе бледное лицо Варвары Степановны и ответила:
— Нет, я домой пойду, Женечка, спасибо тебе.
У своего дома Тоня долго стояла, пока решилась постучать в окно.
— Слава богу, явилась! — сказала Варвара Степановна, открывая дверь.
— Что отец? — сухо спросила Тоня, но сердце ее наполнилось живой благодарностью.
Конечно, мать беспокоилась о ней, а отослала из дому просто потому, что хотела с глазу на глаз поговорить с отцом.
— Спит отец. Слышать он об тебе не хочет. Вот как ты его проняла! Я на своем веку раза три видала, чтобы он так рассердился.
Тоня молча прошла к столу и села.
— На меня однажды обиделся, — раздумчиво говорила Варвара Степановна. — Давно это было… Мы об женитьбе тогда только мечтали… Полгода со мной не встречался. Второй раз — с товарищем поссорился. Так и разошлись. Да еще начальнику как-то наговорил всего, всеми словами назвал… Уволили его тогда. И вот сегодня я таким его увидала. Сказал: «Не хочешь врагом мне стать — имени ее не поминай».