Чистые струи
Шрифт:
Бахра встопорщила загривок, присела, но тут же сорвалась с места и тяжелыми прыжками понеслась туда, к косе, где суетились фигуры мужчин.
— Ба-а-ахра! — неожиданно звонко и отчаянно закричала тетя Вера. Но тут же голос у нее сел. — Догони, Вась… Верни…
Васька резво догнал быстро уставшую Бахру, на ходу толкнул ее в путань прибрежного тальника. Но она и не обратила на него внимания, выправилась, выпрыгнула на тропинку и скоро уже была рядом с людьми.
Васька обрадовался, увидев среди них Балашова.
— Дядь Игнат!
Бахра
Балашов, казалось, и не заметил Ваську, размахнулся и ударил прикладом новенького ружья о торчащую из песка корчу. Полоснули желтые брызги щепы. Еще одно ружье в руках у егеря.
— Дядь Игнат!
Приклад обломился по шейку.
Их было четверо, одетых по-охотничьи — в выцветшие брезентовые костюмы и раскатанные бродни, возбужденных, раскрасневшихся мужчин. Васька узнал только одного — высокого и плотного, с властным длинным лицом — инспектора ГАИ Белова. Он бывал в поселке часто. Во время хода красной рыбы дежурил на дорогах с работниками рыбоохраны. Один из четверых был еще крупнее Белова. Выпуклые глаза, с сильной горбиной нос. Всклокоченный какой-то, словно очумевший. Он держал в руках карабин Балашова. Держал за ствол как палку, будто собираясь ударить им подходившего егеря.
— Купишь! Ружья ты нам купишь! — горбоносый оттягивал карабин за спину. — В зубах принесешь… А вот карабин… Убери собаку — пристрелю!
Бахра вцепилась ему в сапог, рвала и захлебывалась злостью. Горбоносый пятился, отмахивался от нее прикладом, то пропуская нужную секунду, то угадывая ее…
Балашов изловчился и вырвал у него карабин.
— Ни с места!
Что-то говорил сидевший у костра Белов, кто-то кричал от машины. Женщина вроде. А двое торопливо прятали в мешок мокрый капроновый невод. Васька видел все сразу и почти ничего не видел. Сердце стучало часто и сильно, как тогда, когда бежал за Максимом с сопки.
— Вась, — сказал Балашов, не спуская глаз с горбоносого, — поснимай цевья.
— Я поснимаю! — Горбоносый метнулся к побитым ружьям. Балашов выстрелил.
Белов улыбался.
Бахра прыгнула на горбоносого, сорвалась с него и ударилась грудью о песок. Медленно-медленно стала она подниматься на передние лапы. И тут со страшной силой опустились на ее голову вороненые стволы.
Васька закричал и бросился к собаке.
Кто-то оттаскивал его, держа поперек тела. Он кусался, вырывался, хрипел.
Балашов швырял в реку тяжелые рюкзаки. Горбоносый скатился за ними в воду и что-то кричал оттуда Белову. Белов смотрел на костер.
— Ну… Что ты… Успокойся! Вась… Вот господи…
Машины уже не было. Дымился затухающий костер.
Балашов и тетя Вера сидели перед Васькой на корточках. Тетя Вера плакала.
Бахра лежала на животе. С кончика закушенного языка редко-редко капала густая кровь.
Почти до захода солнца о чем-то тихо говорили взрослые. А Васька гладил Бахру, пытался приподнять
Похоронили ее в черной земле. Под черемухой. Балашов притоптал землю, засорил сверху листьями и обломышами сучьев.
— Рыба стухла! — всплеснула руками тетя Вера. Может, это и вправду огорчило ее, но Васька удивился ее заботе. Ему и ягода была не нужна. Корзину понес Балашов. Тетя Вера — ведро и сетку с грибами. Васька вцепился в карабин. Он нес его, сильно прижимая к груди, и все оглядывался: казалось, что Бахра догонит, ткнется головой под колено.
Но Бахра — не енот. Не притворилась в трудную минуту.
— Эх, поднесло же тебя! — вздохнула тетя Вера. — Все тебе надо заметить…
— Ладно! — сдержанно ответил егерь.
— Да где уж там — ладно! Теперь начнется. Не мытьем, так катаньем… Сживут!
— Посмотрим.
— Эх, Игнат! Посмотрю на тебя! Стареешь, а все не склизкий какой-то. Другой бы на твоем месте давно с портфельчиком по городу ходил, а ты вот каждый день в боях.
— Склизкий! Это что… лизать им, что ли?
— Ну вот… Васька же рядом!
— Не вынуждай.
Но тетя Вера молчала недолго.
— Все ж не какие там… Милиция. Можно было и по-мирному. Сильно уж ты строг.
— В меру.
Тетя Вера говорила всю дорогу, но Балашов уже не отвечал ей.
— Ты, Вась, шибко за Бахру не переживай! — Тетя Вера потянула было к себе карабин. Васька дернулся, вырываясь. — Устал ведь! Дай немного пронесу… Ну как хочешь. Не переживай, говорю. Повезло ей! Чего там, конечно повезло. Сам суди: старая дальше некуда. От старости ни таблеток, ни уколов. Так бы и мучилась, загибалась. Вон как бежала сегодня! Еще бы немного — и упала насовсем. И не мучилась ведь. Враз смерть приняла. Легкая смерть. И хорошая… Правда, Игнат?
— Правда…
Еще издали они услышали, как кричит голодная Машка.
Балашов поставил на крыльцо корзину, тетя Вера прислонила к ней сетку с грибами.
— Приходи к нам, Вась…
Васька кивнул и заплакал.
Тетя Вера пошла к калитке.
— Вера! — Балашов догнал ее. — Ну вот еще! — услышал Васька его растерянный голос. — А еще Ваську уговаривала.
Вернулся он не скоро. Васька все еще сидел на крыльце.
— Пойду травы накошу. — Дядя Игнат взял косу и пошел было, но вернулся.
— Вась, не знаешь, откуда у них вот это?
На ладони егеря лежал охотничий нож. Тот самый, что Максим украл у дяди Игната.
Темнело. Синька еле проглядывала из густоты вечернего воздуха.
Рыжий черт
Это была самая плохая неделя лета.
Не ходил больше Васька ни по грибы, ни на рыбалку. Пропало в нем что-то. То, что заставляло сильнее биться сердце в ожидании нового дня, что окрашивало каждую тропинку, каждый уголок лесной округи в сказочные, волшебные цвета.